По старой лестнице с кое-где отбитыми ступенями, с трудом, цепляясь за облупленные перила, когда -то покрытые лаком, Машка поднялась на второй этаж. Пахло кошками, немного плесенью и еще, чем-то таким специфичным – такого запаха в современных блочках нет. Постояв у тяжелой деревянной двери с настолько колотящимся сердцем, что оно старалось выбить ей уши изнутри черепа, поправ все законы анатомии, она достала ключи.
Сейчас открыть эту дверь – все равно, что прыгнуть в пропасть. Перечеркнуть все – прошлую жизнь, комфортную, какая бы она не была, предать семью – мужа, дочь, к черту послать лабораторию. Все это было дорого Машке. Очень. Насколько – это она поняла именно сейчас – стоя перед дверью. Весы колебались – то в одну сторону, то в другую, но Машка, не отдавала себе отчета, что она их наклоняет – в ту сторону – в сторону своей преступной любви. И, когда мысли стали совсем невыносимы – она, сжавшись всем телом, сунула ключ в замок. И повернула.
Огромная прихожая была освещена – слабо, еле теплящейся лампочкой – зачем такая при входе – странно. Аккуратно пристроив сумку у зеркала, Машка сняла сапожки – короткие, модные, они стягивались с ноги легко, можно было не наклоняться и тихонько, на цыпочках прошла в узкий, короткий коридорчик. Двустворчатые, освещенные изнутри стеклянные двери были полуоткрыты и оттуда было слышно тихую музыку. Машка затаила дыхание и нырнула, как в омут…
Семен сидел на стареньком диванчике в глубине комнаты. Он вальяжно откинулся, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. На журнальном столике стояла бутылка – темная, глубокого рубинового цвета, в стекле которой множились огоньки длинной витой свечи.
«Пошло!», - подумала Машка, - «Как пошло!. Но, красиво, блин»
Семен встал, скорее даже вскочил, как молодой, одним прыжком пересек комнату и прижал Машку к себе – так, как будто захотел придушить – крепко, сильно, без всяких сомнений и экивоков. У Машки все оборвалось внутри, она разом обмякла, осела в его руках, как тряпичная кукла и, полностью потеряв волю - сдалась.
Пришла в себя она уже на диване. Очумевшая от поцелуев, с горящими щеками и ледяными руками она и отвечала ему и не отвечала, ей казалось, что мир катится в тартарары – но это было прекрасно.
- Маша. Машенька. Любимая моя. Милая. Ну почему мы так долго этого не делали. Машенька…
Семен все повторял и повторял эти слова и Машка погружалась в них, купалась в этом огненном пламени, забыв обо всем- об Олеге, дочери, обо всем, что происходило до и….даже о том, что наделал Семен с их любовью. И…даже об Олесии.
Наконец, чуть успокоившись, Семен остановил себя, явно огромным усилием воли. Отстранился, глубоко вздохнул, осторожно погладил Машку по щеке. Потом налил в тонкий, старинный бокал на темной ножке чуть вина, подвинул Машке фрукты, сыр и кругленькие, крошечные булочки. Их Машка видела в соседней булочной, когда она заходила туда поглазеть на еду для богатых – стоили они, как шикарный торт – каждая.
Глотнув вина и откусив кусочек сыра, она прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом. Вино испарилось у нее во рту, превратившись в ароматный газ, а такой сыр – наверное едят в раю. Теплая нежная булочка, да с таким сыром – наслаждение она испытывала невероятное, после бесконечных макарон с подсолнечным маслом – это было искушение сродни Евиному. Еще глоток, потом еще – в тесных объятиях Семена голова кружилась все сильнее, комната вращалась вокруг – если бы сейчас Машке сказали – останься, но ты умрешь – она бы осталась…
…Что произошло дальше – оказалось грубым и некрасивым. Быстро и, как-то некрасиво раздевшись, Семен опрокинул ее на диван, стянул с нее джинсы и … ничего не смог. Вернее – почти ничего. Что произошло, какие бесы устроили такое с сексуальным и любящим это дело Замом – понятно только бесам. Зло оттолкнув Машку, он сел на краю дивана, налил себе полный стакан портвейна и махнул, не закусив. Потом быстро оделся, кинул ей свои ключи и бросил – «Квартира на месяц, делай с ней, что хочешь. Потом – ключи отдашь».
Машка, одеревенев, сидела на диване, натянув старенький плед на голые бедра и стягивала расхристанную блузку на груди. Она растерянно смотрела на злющего Семена, следила за ним глазами и боялась, что он ее ударит. Он уже у дверей обернулся – долгим взглядом посмотрел на Машку и прошептал -«Прости».
… Темный двор, кое-как освещенный мутным фонарем, оглушил ее тишиной. Там, за границей тяжелый каменных стен старых домов бурлила жизнь, а здесь – как будто была могила. Во рту у Машки нарастала странная горечь, то ли от проглоченных слез, то ли от вина, то ли от боли. Добравшись до метро, тупо качаясь под мерный гул поезда, она почти ни о чем не думала. И, только уже подъезжая к своей станции, вспомнила – у нее еще один магазин. Тот, что рядом с домом. Как она могла забыть…
На удивление, магазин еще работал. Охранник, глупо ухмыляясь пустил ее в подсобку, мимоходом ляпнув по заднице, заведующая, быстро тыкающая пальцем в калькулятор – кинула через стол тоненькую пачечку денег.
Машка сунула ее в сумку и побрела к выходу. Весь мир ей казался чужим и странным – он как -то существовал отдельно от нее, кружился вокруг, а она ползла внутри, как муха в стеклянном шаре.
Свежий ветерок чуть охладил ее щеки и немного прояснил мозги, но дико заболела голова. Она остановилась у своего подъезда и вдруг поняла – идти домой у нее нет ни сил ни желания. Присев на лавку, достала сигареты – курить начала где-то с месяц – неожиданно понравилось и снимало постоянную, звенящую усталость. Докурив, встала – и в этот момент, предательский мир повернулся с ног на голову, сдавил ее до потери дыхания и померк.
Оглавление повести "И коей мерой меряете" со ссылками на главы
Список прозы со ссылками на главы здесь