Дочь вернулась под вечер. Вбежала в комнату с охапкой васильков, закружилась, разнося по дому запах степи, солнца, близкого моря. Бережно поставила цветы в вазочку. Забралась отцу на колени, обняла его, притихла. Вот это и беспокоило полковника Москвина: очень уж резко менялось дочкино настроение. Только что кружилась, весело напевала, счастливо сияла тёмными глазами. А через минуту завздыхала, задумалась… Отец тихонько гладил дочку по коротким чёрным волосам. В душе до сих пор досадовал: после выпускного Валюшка коротко постриглась, не пожалела вьющуюся крупными кольцами косу… Это был первый протест против его суровой отцовской воли. Стричь косу полковник Москвин категорически запрещал. И вот, пожалуйста – отгремел выпускной бал, получила его красавица – с косой до пояса, в нежно-голубом платьице, кто бы предположил, что грядут такие протесты … – получила вместе с аттестатом золотую медаль, а на следующий вечер папка оторопел – не узнал дочку. Потом чуть в обморок не упал, убедившись, что стриженая девчонка с миндалевидными Валюшкиными глазами всё-таки и есть его Валюшка…
Но испугался отец не новой дочкиной причёски. В душе вынужден был признать, что и так, с короткими чёрными волнами, Валюшка всё равно несказанно хороша.
Испугался полковник Москвин, что дочкино непослушание не ограничится расставанием с косой. Упрямый вектор показывал на… небо. Ещё в восьмом классе Валюшка решила, что станет лётчицей. Отец улыбался, скрывая за улыбкой какую-то тайну, казалось, неизбывную боль… Да кто всерьёз относится к мечтам своенравной восьмиклассницы, которая всё ещё остаётся неравнодушной к куклам! Но школьные годы, отец заметил – как раз после восьмого класса – замелькали очень быстро, а Валюшкины романтические мечты подкреплялись углублённым изучением физики, упорными занятиями физподготовкой. Куклы были отложены в сторону, и Валюшка с каждым днём добивалась всё более высоких результатов в беге, отжимании, подтягивании, удивляя отца совсем не девчоночьим упорством.
Училась Валюшка на одни пятёрки – с первого класса. Малышкой была, так хотела получить какую-то другую отметку… ну, там – четвёрку… тройку… а лучше двойку. Двойке, наверное, радовалась бы, как сбывшейся мечте. Как-то специально не решила домашнюю задачу. Учительница вызвала к доске… А вечером Валюшка с обидой рассказывала отцу, что задача сама решилась, просто, пап, мел – ну сам писал! И Вера Анатольевна так и не догадалась, что дома Валюшка даже не прочитала задачу… Поставила очередную пятёрку.
Конечно, неизменными пятёрками Валюшка радовала отца. В старших классах школы полковник Москвин внимательно и придирчиво изучал вузовские факультеты, думал, куда лучше Валюшке подать документы. У неё по всем предметам – одинаковые пятёрки. И в музыкальной школе – тоже. Отец останавливался или на консерватории, или на факультете иностранных языков. Валюшка перебрасывала косу за спину, улыбалась. Но по-настоящему встревожился Москвин, когда стало известно: теперь девчонок тоже берут в высшее военное авиационное училище лётчиков. Валюша торжествующе смотрела на отца. Москвин хмурил брови, повышал голос, но сердце отцовское сжималось от предчувствий…
Когда вернулся из Москвы, дочки дома не было. Елизавета Даниловна, двоюродная сестра Москвина, которая помогала по хозяйству, вытерла глаза цветастым передником, вздохнула:
- Уехала Валюшка. На лётчика поступать.
Предвидя гнев полковника, заторопилась:
- А разве ж можно её удержать, дочку твою?!! Мало ты её отговаривал? Сам прозевал, когда она ещё с весны в военкомат бегала. Уж если задумала что… Сам знаешь, не хуже меня…
До последнего надеялся Москвин, что не поступит его Валентина в училище. Конкурс там – небывалый. Ну, и что, что золотая медаль – у неё одной, что ли… И так, и эдак прикидывал полковник, вздыхал с надеждой и облегчением: нет, нереально туда поступить. Вот явится домой, коза вреднющая, упрямая… вот я ей… Ходил ночами по опустевшему без Валюшки дому, сжимал виски, шептал:
- Пусть, пусть явится…
Не явилась. После зачисления – курс молодого бойца. Увидел дочку только на присяге. Замер: парадная курсантская форма так шла Валентине, что трудно было вспомнить её в другой одежде… Вдруг полковник прикрыл глаза. Замелькало с какой-то нездешней скоростью: чёрный хиджаб… потом –летящее голубое платье , очень похожее на Валюшкино выпускное… военная форма… и глаза, глаза – миндалевидные, с мягким тёмным блеском…
Сейчас его третьекурсница уютно притихла на папиных коленях, изредка тихонько вздыхала о чём-то своём, какие-то девичьи тайны заставляли Валюшку невпопад отвечать отцу... Отец тоже вздыхал: надо же – с осени Валюшка будет учиться уже на третьем курсе, а это – начало учебных полётов… Усмехнулся: только сейчас понял, как далеко остались его мечты о студентке консерватории или факультета иностранных языков! Вспоминал, как на первом курсе Валюшка вдруг расхныкалась. Отцовское сердце сжималось: ну, вот и поезжай, забери девчонку, домой привези, и всё – побыстрее из памяти! Всё, что ещё там оставалось. Оставалось, и – мелькала суеверная мысль – прямо притянуло эту неизбежность, стало роком – его Валюшка теперь курсант, а это означало, что всё готово повториться… Поехать, забрать домой девчонку?.. А на следующий год – в консерваторию.
Горестно вздыхала Елизавета Даниловна, ходила по пятам за полковником, настойчиво повторяла:
- Привези домой Валюшку. – Негодующе причитала: – Да что ж у тебя за сердце такое! Ну, посвоевольничала девка, узнала, почём фунт лиха. Что ты-то упёрся! Без матери девчонка росла… и теперь… казарма. Самолёты! Фооорма! А платьишки-то!.. – Сестра опять вытирала слёзы: – Платьишки, посмотри – одно другого красивее, когда девчонка наденет теперь…
Москвин и рад был немедленно поехать в училище, забрать Валюшку. Только понимал, что через неделю дочка затоскует по форме, по распорядку, по мечте, которую предала… Очень хорошо знал свою Валюшу. И правда – его всегдашняя отцовская строгость быстро расставила всё по местам. И к новому году курсант Москвина даже не вспоминала про свои сентябрьские сопли…
Сейчас Валентина – сержант, командир отделения. Только близкая подружка, Светка, знает про папу-полковника. А так – хорошо поставленный командный голос, требовательность – к себе, прежде всего, умение найти общий язык с такими разными девчонками – всего этого его упрямая, своенравная дочка добилась сама. Кстати, и в училище училась только на «отлично». Ну, и о чём же вздыхать?.. Курсантский отпуск только начался, впереди – почти месяц. Валюшка спрыгнула с отцовских коленей, быстро накрыла на стол. Пили чай – утром Валюшка испекла изумительный пирог с клубникой. Отец покачал головой: вот тебе и военный лётчик!
Валюшка рассказывала об экзаменах, о девчонках, о практике на тренажёрах.
Потом, уже перед сном, обняла отца, спросила:
- А можно девчонки ко мне приедут? На море сходим… Я степь нашу им покажу. Светка и Настя – сибирячки, моря толком и не видели.
Валюшка торопилась, явно чего-то не договаривала. Отец улыбнулся:
- Конечно, дочь. Пусть приезжают девчонки. А мальчишки?..
Дочка вспыхнула. Отец с внезапной грустью понял: угадал… А Валюшка с затаённой радостью спросила:
- А можно?..
И дочка стала готовиться к приезду гостей. Мыла, убирала, переставляла что-то по-своему. Видно было: ей очень хочется создать, навести свой порядок в доме, не Елизаветы Даниловны, а свой.
- И для кого ж ты так стараешься, – потихоньку улыбался отец. – Посмотрим…
Особенно старательно наглаживала Валюшка свою курсантскую форму.
- А это уже серьёзно, – с удивлением отметил полковник Москвин.
… И вдруг замелькало, закружилось: мягкая чернота миндалевидных глаз ласково смотрят из-под чёрного хиджаба… И – таким контрастом!.. – голубое, невесомое платье, такие же невесомые ладони – на его лейтенантских погонах… И – непостижимо!.. – полевая лётная офицерская форма, тяжёлая чёрная коса под пилоткой…
Продолжение следует…