Мужчина, обернутый в белые одежды, шел по пустой улице, шлепая сандалиями по серому асфальту. Холодный весенний ветер развивал края одеяния, играл волнистыми волосами. Мужчина часто оглядывался в поисках людей, бросал взгляды на небо и что-то бормотал под нос. Кожа его была бронзовой от лучей жаркого солнца, а лицо украшала гладкая бородка и жиденькие усы.
Несмотря на легкую одежду, он не замечал холода, шел с прямой спиной, и взгляд был ясен. Казалось, небо над ним светлеет, и через тучи прорываются лучи радостного света. Белая ткань рукавов не скрывала жутких, круглых шрамов на запястьях. Ветер игриво сдвинул волосы со лба, открыв ровную линию белых шрамов длиной с пол ногтя, словно он носил венок из колючей проволоки.
Мужчина обернулся на шум позади, по дороге едет короткокрылая машина тревожного светло-серого цвета. На крыше широкая двухцветная мигалка, а вдоль борта надпись: Полиция.
Машина затормозила перед ним, двери распахнулись, и наружу вышло двое в темной форме, мужчина и женщина. Широким шагом подошли к мужчине и остановились, с ленцой отдали честь:
— Младший сержант Анна.
— Рядовой Малх.
Лицо мужчины дрогнуло, а уголки губ приподнялись. Прежде, чем он успел ответить, Анна шагнула вперед и твердо спросила:
— Нарушаем?
— Что?
— Карантин, что же еще? И одеты странно... — женщина принюхалась, наморщила лоб, — странно, водкой не воняет. А, может, вы чего приняли?
— Что?
Женщина закатила глаза, всем видом показывая усталость и раздраженность. Малх подобрался и, сощурившись, сказал:
— Ань, да ты глянь на него, он же загоревший! Явно с курорта! А ну признавайся, в Испании был?!
Анна отскочила от мужчины в белом, накрыла рот ладонью, глаза злобно сверкнули, а свободная ладонь вцепилась в рукоять дубинки, висящей на поясе. Полицейские переглянулись, нацепили на лица защитные маски. Женщина злобно стрельнула глазами на камеру на углу дома, смотрящую прямо на них, прошипела:
— Если б не камера, я бы тебе эту дубинку по самые гланды! А потом каблуком еще глубже протолкнула бы!
— Документы! — Процедил Малх, в тон старшей.
— Вы меня не узнали? — Пробормотал мужчина озадаченно. — Я — Йашуа Га-Ноцри.
— Первый раз слышу, блатной что ли? — сказала Анна, на всякий случай сбавив тон.
— Эм...
— Документы! — Рявкнул Малх.
— Какие документы?
Полицейские переглянулись, Анна мрачно кивнула.
— В отделение его.
Прежде, чем Йашуа успел открыть рот, Малх скрутил ему руки за спиной, заставил сильно наклониться, и толкнул к машине.
— Пшел! Только рыпнись у меня, живо кровью ссать начнешь! Двигай!
Он нацепил на запястья наручники, Анна подошла к двери, потянулась открыть. На другом конце улицы заорала сирена, из-за поворота выпрыгнул точно такой же уазик с включенной мигалкой, помчал к ним. Затормозил, поравнявшись, и наружу выпрыгнуло двое полицейских и поп с подбитым глазом.
— Это он! Он! — Завизжал поп, тыча пальцем в Йашуа и подпрыгивая от возбуждения.
Полицейские отодвинули его, подошли к Малху и Анне.
— Привет, смотрю, вы поймали нашего пассажира, хорошо, меньше мороки нам.
— Угу, повезло, хоть танцуй. — Сказала Анна. — Что он натворил хоть?
— Мракобес разнес церковную лавку, побил иконы и глаз батюшке. Ущербу тысяч на сто. Ну еще и иск за оскорбление чувств верующих получит. В общем, попал мужик по полной.
Анна покачала головой, сказала удивленно:
— Эк что изоляция с людьми творит... А про президента он ничего не говорил? А-то мне премия позарез нужна.
— Скажет, ой скажет! — Пообещал Малх, заталкивая Йашуа в УАЗик, как мешок картошки. — Он у нас запоёт!
— В тюрьме сгною, безбожник поганый! — Провизжал поп и плюнул обернувшемуся Йашуа в лицо.