Прогуливаясь по набережной, моя бумажная трубка стала загибаться под напором ветра. Лучше было бы картонку взять. К счастью, ещё парочка осталась. Выуживаю двумя кисточками одну и разлучаю наших любовников. Перебирая машины и прохожих, чтобы наполнить тоску, я замечаю одного. Попрошайку? Кажется, он слеп? Даже не говорит, но дырявую шляпу держит. Не верю, перебираю дальше. Что-то притянуло, будь то жалость или интерес и чтобы не нарываться на муки совести, я прошёл мимо. Он был как магнит, высокий, утомлённый и худощавый магнит. Последнюю мне не удалось добить тлением и пришлось вернуться домой.
Вскочив с нежной пелены снов, к моему удивлению, он сидел напротив. Безмолвно глядел в пол и спустя время перевел убийственный отчаянием взгляд на меня. В мыслях путались вопросы, но взяв душу за руки, я вступил в бой:
- Тебе что-то нужно? - поняв, что он не ответит, говорю. - Если что...
Его резкая хватка вырывает мне язык и прячет в пятки, а руки приковывают мои к кровати, дав полым кругам слово:
- До-о-о-ом...
Слюна стекала с его застывшего рта и обезумев от ужаса, я столкнул его с кровати, тот же совершенно поразил своими действиями. Развел руки и став в форме креста, обрел сию секунду выросшие крылья до живота из чернейших перьев, как две простыни. Размашистыми и быстрыми движениями, он, как тьма египетская, пронесся по всему дому и исчез в двери. Всё опустело и очистилось, не было ничего кроме кровати. Выйдя наружу, я потерял дар речи...
Всё сияло разноцветной радугой, десятки красивейших низких домов, люди заняты своими делами, мир благоухает, а он играет с детьми одной старушки, получая похвалу то оттуда, то...
Пытаясь протереть глаза и поверить во всё, я, будучи призраком, проваливаюсь в свой дом через мглу и встав с ложа, бегу наружу. Это был сон? Всё на месте, город спит, чайник на погасшей плите, бардак на столе, игрушки, каждая на своем полюсе, одежда, скомканная в тряпки на спинке кровати. Завернувшись в покрывало, начинаю понимать или думать, что такие люди чистейшие творцы, полные чувств, нужен только материал.
В этот же день я решил проведать Слепого на том же месте. Его очертания были уже не столь ужасающими, коими я привык каждого награждать. По-прежнему молчит. Тогда человек не стал утруждать просящего. Положил в дыру, прикрыв её листом бумаги, сложенным дважды пополам, изящный карандаш с четырехзначной сморкашкой и сказал:
- Цепляйся за всё, видь то, что сокрыто зрячим, сейчас я могу помочь только этим.
- Спасибо... Что любишь меня.
Он наверняка слышал шаги и видел.
Трубка была сломлена, не ветром.