В каких только переделках не бывал артиллерист Иван Сандул с начала войны — и и боях с белофиннами участвовал, и первые атаки фашистов принимал, бывало, и с жизнью прощался. А вот март 44-го особо запомнил...
Снег хлопьями валил на грязевое месиво, на трупы немецких и наших солдат, ложился белизной на подбитые танки и автомашины с фашистским добром. Тяжело продвигались наши войска на Корсунь-Шевченковском направлении — немцы держались крепко. Но бой за боем, пядь за пядыо отвоевывали родную землю.
Вот и до Днестра дошли. Посмотрел на бурные воды Иван и узнал свои родные места.
«Да здесь же мое село Лозовое, рукой подать,
— крикнул он от радости.
— Надо же, мимо своей хаты наступал и не знал. А там отец, мать, сестры...»
Решился сказать об этом командиру полка, когда тот подошел к отдыхающим солдатам. Правильно понял командир. Разрешил побывать дома.
— А фашиста я догоню?
— забеспокоился Иван.
— А мы его попридержим до твоего возвращения,
— бросил шутку офицер.
В общем, ребята собрали и благословили в путь-дорожку Ивана, набросали ему в вещмешок столько консервов и сухарей. что груз оказался приличный. Но не в тягость он был фронтовику, сердце билось от предчувствия скорой встречи с родными. Где пешком, где на попутке добрался до места. У околицы натолкнулся на председателя колхоза, инвалида войны.
«Ванюша, ты ли?.. Из сорока парнишек, взятых из села на войну, тебя первого живого вижу»
Не до разговоров солдату — живы ли родители?
— Живы, живы.
Вот и ворота, за ними — колодец. Эх, водицы родной попить... Поседевший отец у открытого окна, попыхивая цигаркой, рассеянно смотрел, как из ведра какой-то солдат пил холодную воду.
— Хватит курить, Григорий,
— крикнул председатель,
— я опять тебе на ночлег солдатика привел.
Зарычавшая было собака обнюхала пришельца со всех сторон да как прыгнет на плечи, да как заскулит!
— Иванушка, неужели ты?
— задохнулся дымом отец.
— Смотри-ка. Дружок через три года тебя узнал, а я, старый черт, не догадался.
Чуть не все село сбежалось. Отец уже несет сало, хлеб, самогон. А мать разрыдалась.
— Да что ты плачешь, мама. Живой же я, вернулся. Жив я!
...Короткий отпуск шел к концу, когда к вечеру, откуда ни возьмись появился патруль. Видимо, кто-то сообщил куда следует — мол, не дезертир ли появился в нашем селе. Попросили документы.
— Все, все есть, аттестат, разные справки,
— полез в карман гимнастерки.
И не обнаружил их. Пошарил всюду — пусто, как в воду канули документы.
— Кажется, я их посеял, когда прыгал на ходу с автомашины,
— виновато и неуверенно проговорил Иван.
— Не заговаривай зубы!
— стал кричать патрульный.
— Знаем таких! Самогоночки захотелось попробовать? А кто Родину будет защищать, а?..
И ушел Иван из села уже под ружьем, понурив голову, не глядя на односельчан. Тут снова плач родителей, но уже не от радости, а от невесть откуда навалившегося несчастья.
В штабе армии не стали долго разбираться, законы были суровые, к расстрелу дело шло. Но предстоял жаркий бой. Решили, пусть штрафник кровью искупит свою вину перед Родиной. Что ж, Ивану не привыкать проливать кровь: три раза ранен, дважды контужен. И вот опять он на передовой.
В первом же бою штрафника задело осколком снаряда. И надо же, санинструктор, перевязывающий рану, вдруг признал в Иване заряжающего Ивана Сандула, которому как-то уже накладывал жгут.
— Ваня, ты что же из отпуска и сразу в бой?
Рассказал Сандул о своей истории.
— Налево твоя батарея, иди докладывай.
Так и вернулся в свою часть «дезертир» и «штрафник». А впереди у него было еще немало боевых эпизодов. Перевалил даже за Карпаты. Освобождал Чехословакию, Вену. До октября 1945 года служил.
И. ТОРОПКИН (1992)