Яга в мрачном раздумье шагала по лесу. Под ногами расстилался ковер мать-и-мачехи, чуть в стороне виднелись роскошные заросли чистотела, тут и там попадались раскидистые кусты боярышника, но путница не обращала на них внимания. Один раз она остановилась у сосны, помяла пальцами ароматную хвою, тяжело вздохнула и направилась дальше.
Определенной цели у бабки не было. Хотелось погулять и успокоиться, но чем дальше, тем больше становилось ясно, что миссия провалилась. Никакого спокойствия на Ягу не снизошло, а целебные травы, в ассортименте попадавшиеся на пути, заставляли ее досадливо морщиться, напоминая о том, из-за чего она оказалась в чаще Тридесятого леса.
У Яги захворала избушка.
Жилище бабки, всегда довольно неприхотливое, в прежние времена страдало исключительно от холода, и от этой беды имелось испытанное средство — теплые носки специфической конструкции, обеспечивающие уют и комфорт чувствительным избушкиным лапам. Что вызвало недомогание этим теплым и сухим летом, Яга не могла понять, но здоровье избы было явно не в порядке: засыпанное в погреб зерно оставалось нетронутым уже несколько дней, печка судорожно кашляла дымом и золой, а деревянный сруб протяжно поскрипывал, особенно ночами. Призванные в спешном порядке на помощь друзья ничего дельного не посоветовали. Леший долго чесал крону и невнятно мычал, а бессердечный Кощей вообще высказался в том смысле, что, мол, каменные хоромы гораздо надежнее. Рассерженная Яга выгнала обоих и отправилась на прогулку, надеясь унять злость и что-нибудь придумать.
Бабка пробиралась через заросли, печально посматривая на буйно цветущую душицу, когда ее вывел из задумчивости громкий и неприятный звук, раздавшийся прямо над головой. Яга посмотрела наверх и узрела невзрачную серую птичку, которая настойчиво повторила:
— Ку-ку! Ку-ку!!
Бабка поморщилась. Против птиц она ничего не имела, предпочитая, впрочем, воронов и сов как самых рассудительных. Но сейчас назойливое кукование сбивало с толку и раздражало, а потому Яга прикрикнула:
— А ну, марш отсюда!
Кукушка наклонила голову набок и уставилась на бабку.
— Лети-лети, чего смотришь? — сварливо продолжила Яга. — Убирайся восвояси! Кыш!
Птица вспорхнула, переместилась поближе, устроилась на ветке поудобней и неожиданно заявила:
— Где хочу, там и сижу!
От подобной дерзости, а еще больше от того, что ответили ей на человеческом языке, бабка остолбенела. А кукушка еще раз с чувством прокуковала и доверительно промолвила:
— Нет мне, горемычной, покоя!
— Стоп, — перебила ее пришедшая в себя Яга. Первая мысль, пришедшая бабке в голову, была об очередных неудачных экспериментах Кощея, которые и привели к этой неожиданной патологии. — Ты почему разговариваешь?
— Тоже мне, наука, — пренебрежительно пискнула кукушка. - Вороны тоже разговаривают, и никого это не удивляет.
— То — вороны, — возразила Яга. — Ворон — птица вещая, это каждому известно. А про тебя, пигалица, никто и не слыхивал.
— Пигалицу, так и быть, пропущу мимо ушей из уважения к возрасту — с достоинством ответила кукушка. - А вообще-то, если хочешь знать, люди про меня очень даже слышали. И именно меня считают вещей птицей. Как услышат мое пение, так и начинают вопросы задавать. Про будущее спрашивают. О чем только не гадают. И сколько цыплят народится, и почем сено продавать, и даже через сколько лет суженый подвернется. А от ворон твоих только пугала на огородах ставят, чтоб от посевов их отвадить!
Спорить с возмущенной птицей Яга не стала. Вместо этого поинтересовалась:
— А чего ж ты тогда себя горемычной называешь? Почему тебе покоя нет?
Кукушка тут же поникла.
— Гнезда своего не имею, потому и печалюсь, — призналась она. — Уж сколько ни пробовала строить — не идет дело, и все тут. Видать, мой род к этому не приспособлен. А так хочется порой домашнего уюта...
— К себе тебя не возьму, — тут же отреагировала бабка, с ужасом представив, как не в меру говорливая птица трещит под ухом и днем, и ночью. Потом Яга вспомнила, что непонятный избушкин недуг может и ее саму оставить со дня на день без крыши над головой, и тоже пригорюнилась. — Тем более, что жилище мое занедужило...
— То-то я смотрю, ты такая сердитая, — посочувствовала кукушка. — Хочешь, я скажу, сколько твоей избе жить осталось? Меня об этом тоже часто спрашивают...
— Тьфу на тебя! — злобно сплюнула бабка. Впрочем, кукушка не обиделась.
— И правильно, — беспечно пискнула она. — Я все равно ни на один вопрос ответа не знаю, кукую, сколько придется. Вот разве что время всегда могу подсказать...
— То есть ты обманываешь людей? — уточнила Яга.
— Совсем нет, — серьезно возразила кукушка. — Сами себя обманывают. С чего они взяли, что я им предсказывать буду? Я, чай, не оракул.
Бабка пожала плечами. Увещевать птицу не было ни сил, ни желания, тем более, что в чем-то она определенно была права. Кроме того, ее вдруг охватило непонятное беспокойство.
— Пойду я домой, — торопливо произнесла Яга. — Чует сердце, что-то там произошло...
— Удачи, — пропищала кукушка. — Ежели захочешь узнать, который час — то я всегда здесь...
(продолжение следует..)
© Анна Липовенко
Больше сказок здесь.