Каждое новое свидание с картинами Аркадия Рылова ощущаю как маленький праздник. Там, где сама природа творила шедевры вод, листвы и облаков, он неизменно отыскивал наилучший способ облечь их в живописную форму, бережно перенося на холст. А там, где для вдохновения мастера не хватало первозданной гармонии, в дело вступал тонкий художественный замысел и блестящая живописная техника. Так или иначе, но каждая работа Аркадия Александровича — маленькое чудо, ода жизни во всей её безудержной красе, исполненная на невероятном профессиональном уровне.
Здесь нужно уточнить: на свидания с произведениями Аркадия Александровича мы всегда ходим парой. Я пишу «мы», поскольку в силу злосчастной профессиональной деформации моя натура давным-давно поделилась на две неравные части. Первая всё так же готова смотреть на мир живописи широко распахнутыми восторженными глазами, воспринимая любую картину исключительно как целостное авторское высказывание.
А вот вторая постепенно превратилась в зануду-«заучку», которую так и тянет деконструировать каждое встреченное полотно и начать самозабвенно «копаться» в его деталях, дабы понять, как именно «работает» магия искусства в данном конкретном случае. Так вот: дивные пейзажи Рылова — тот случай, когда мои «я» работают в паре, ничуть друг-дружке не мешая. И обе пребывают в совершенном восторге от увиденного.
Вот мы замираем, любуясь «Зелёным шумом». И «внутренняя отличница» тут же заводит монолог о том, что именно эта картина впервые заставила экспертов заговорить о Рылове как о выдающемся мастере. О том, как долго и тщательно герой нашей статьи готовился к созданию сего шедевра, скрупулёзно подыскивая одному ему ведомые точные пропорции и соотнесения границ, форм, оттенков и их взаимодополнений. Как вывел формулу гармоничного диссонанса белых вертикалей берез, горизонтальной ряби темно-синей воды и хаотичного диагонального «танца» листвы. И целого множества иных, чрезвычайно умно расставленных визуальных акцентов композиции.
Но лиричная часть моей натуры совершенно не желает слушать этих рассуждений, при этом признавая их первичность и важность. Ей чудится, что порыв холодного свежего ветра овевает лицо и уносит в даль сорванные с кланяющихся его неистовой силе листья. В ее воображении оживают весёлый шелест крон и свистящий смех ветра, заплутавшего в их густой зелени. Лишь это имеет для неё значение и смысл.
А вот полотно совсем иного настроения. Освещённая летним солнцем полянка, остатки покосившегося забора да просвет голубого неба меж сосен-великанов. В этом царстве зелёных, розоватых и белых оттенков не отыскать насыщенных тонов, не зацепиться взглядом за передний план и не полюбоваться дальним горизонтом. Зато какой удивительной, хрупкой нежностью веет от полевых цветов, купающихся в щедрых солнечных лучах!
«А ведь этот волшебный эффект достигнут простым сужением перспективы, к которой так любили прибегать европейские импрессионисты»- привычно подключается к внутреннему диалогу моя «отличница». Как будто зритель, оказавшийся на месте художника, скользит по поляне быстрым взглядом, не до конца осознавая, что именно очаровало его в этой композиции. К тому же нежные стебли, увенчанные хрупкими лепестками, так трогательны в своем стремлении к Солнцу, что на фоне широких тёмных сосновых лап выглядят подлинным символом торжества вечно обновляющейся природы. Ну а полуразвалившаяся изгородь — символ недолговечности людских стараний, к тому же визуально разграничивающая пространство и усиливающая нарратив.
Но и в этом случае знание технических приемов, применённых мастером, нисколько не мешает лиричной стороне души отдаться дивной атмосфере произведения, восприняв её сугубо личным переживанием.
И так у меня (нас) случается всякий последующий раз, с каждым новым произведением Аркадия Александровича Рылова. К примеру: метафоричность алого, застывшего в тиши, отражения зелёных крон деревьев на озёрной глади — тонкая отсылка к теме неизбежного окончания лета. Наступления осеннего увядания, окрашивающего лес в багряные тона. Но в этой метафоре нет навязчивого символизма или ноток морализаторства пополам с фатализмом. Здесь ничто не мешает воспринимать богатую колористику картины как интересный сам по себе казус. Как созданный игрой волн и света мгновенный блик, отмеченный острым взглядом и цепкой памятью мастера. И обе трактовки имеют одинаковое право на существование.
Умышленно «ритмичное», рассчитанное на эффект калейдоскопа размещение берёз на картине «В лесу»? Да, безусловно. Но разве этот дивный эффект «затягивающего» взгляд пространства смотрится чем-то ирреальным? Вовсе нет: картина «подкупает» в первую очередь реалистичностью композиции, нисколько не отягощаясь элементами импрессионизма. А остроумный ход с сочетанием стволов различной толщины и освещённости и вовсе превращает жанровое по сути полотно в подобие фэнтезийной иллюстрации из русской народной сказки.
Без сомнения, Аркадий Александрович Рылов — один из величайших мастеров живописи начала XX века. Глубочайшая искренность и потрясающая выразительность его творений всегда базировалась на высочайшем уровне исполнительского мастерства и колоссальной проработке всех без исключения элементов, составлявших его картины. Ну а лично я благодарна его живописному наследию за то, что оно ложится на душу столь же приятно и легко, сколь щедро дарит пищу для ума.
Автор: Лёля Городная
#культура #изобразительное искусство #искусство #современное искусство #живопись #музеи