Напомню: зимой 1959 года в горах Северного Урала пропали девять туристов, ушедших в поход под руководством Игоря Дятлова. Через месяц спасатели обнаружили их разрезанную палатку. А в радиусе полутора километров от нее - пять замерзших тел. Трупы остальных нашли только в мае. Почти все туристы были разутые и полураздетые. У некоторых - смертельные травмы. Почему ребята убежали на лютый мороз и на свою погибель? Моё расследование даст ответ на этот и многие другие вопросы. Попутно очищу трагическую историю от массы мутных мифов, фантазий, вранья, бреда, которые налипли на неё.
Пришла весна. Солнце, тепло. На снегу обнажались камни, тёмные предметы. Стало трудно ходить по рыхлому снегу – проваливались чуть не по пояс. Но появилась надежда, что по вытаивающим следам и предметам одежды удастся найти остальных.
И нашли!
То была страшная находка.
Трупы Дубининой, Золотарёва, Колеватова, Тибо-Бриньоля обнаружили в первых числах мая. Впечатление, что они пытались спрятаться в снежном кармане в овраге, который потом был занесён многометровым слоем снега. Причём этот участок уже обследовали щупами. 3 марта в дневнике Масленникова, после того, как нашли трупы Дорошенко и Кривонищенко, точная догадка: «Ещё раз обследовали площадку у кедра. Объём проделанной работы, места срезов лапника дают основание предполагать, что кроме двоих здесь есть ещё кто-то. Может быть этот лапник использован для снежной ямы, в которой спят остальные».
Страничка из дневника руководителя поисков Игоря Масленникова. В нем он достаточно подробно описывает, как планировалась, как шла поисковая операция.
Да, четверо были совсем рядом. Но понадобилось ещё два месяца, прежде чем обнаружили их.
А обнаружили так. Рассказывает Аскинадзи: «На настил нас навели манси Курниковы. Я смотрю, они переговариваются на своём языке и указывают на маленькие поломанные еловые веточки, величиной не больше мизинца, которые вытаяли из-под снега. Эти ветки как бы указывали дорожку от порезанных ёлочек к оврагу. Получалось, что туристы срезали ветки и тащили их в овраг, теряя по дороге часть веток. Где дорожка оборвалась, там и начали мы копать. Снег мокрый, слежавшийся. Мы вырубали блоки и вынимали их. Таким образом мы нашли настил. Дрожащими руками – вот-вот сейчас найдём ребят – выгребали снег. Но когда увидели пустой настил, то стало очень тягостно. Где они?»
Находка была странная, загадочная: на глубине около трёх метров обнажилась площадка с настилом из срезанных молодых стволов ёлки и пихты. На них несколько предметов одежды. На настиле никого нет.
Новая загадка: настил из 14 стволов длиной до 2 метров. Подсчитали, сколько нужно времени, чтобы сделать такой настил. Чуть больше часа. Способны ли раненые полураздетые люди на такой подвиг? Да и вообще: а для чего погибшие сооружали настил?
Отправили в штаб радиограмму: «Сверх настила в скомканном вывороченном на левую сторону состоянии обнаружены безрукавный чистошерстяной свитр китайского производства серого цвета тёплые улучшенные трикотажные брюки с начёсом на левой стороне коричневого цвета верхние и нижние резинки брюк разорваны тёплый шерстяной свитр коричневого цвета с сиреневой ниткой правая штанина от первоначально найденных брюк одна обмотка солдатского образца из шинельного сукна рядового состава с пришитой тесьмой коричневого цвета длиной около метра».
Свитр – это свитер, тогда так писали это слово.
Полковник Ортюков предложил прозондировать щупами снег вокруг настила. Вскоре чуть в стороне щуп захватил крючком кусок одежды. Принялись осторожно раскапывать снежный сугроб. На дне оврага в русле ручья, по которому весенним полноводным потоком журчала вода, обнаружены тела трёх мужчин. И тело Дубининой – она стояла на коленях, прислонившись головой к каменистому уступу, с которого скатывалась небольшим водопадом вода.
Трупы Дубининой, Золотарева, Колеватова, Тибо-Бриньоля обнаружили в первых числах мая. Колеватов и Золотарев лежали в обнимку, их тела омывал ручей. Тибо-Бриньоль находился ниже всех, в ручье. И впечатление, что Дубинину принесли и поставили лицом к уступу, чтобы ей было легче переносить боль.
Кто видел ту жуткую картину, не могли отделаться от ощущения, что тела мужчин были уложены в русле оврага ещё до того, как был сооружён настил. Колеватов и Золотарёв лежали в обнимку, их теле омывал ручей. Тибо-Бриньоль находился ниже всех, в ручье. И впечатление, что Дубинину принесли и поставили лицом к уступу, чтобы ей было удобнее переносить боль. У всех погибших отсутствовали глазные яблоки, а у Дубининой не было языка.
С одеждой Николая Тибо неясности. Он был в ватнике, застёгивающемся на левую сторону – то есть в женском. А когда Александру Белясову, который жил с Николаем в одной комнате общежития управления механизации, предъявили для опознания вещи, то он утверждал: «Тибо брал с собой телогрейку личную, но здесь её нет. Кроме того, он взял с собой серые валенки новые, ватные брюки и меховой заячий жилет белого цвета, которых здесь тоже нет». Следствие не обратило на это внимания.
В акте судмедэкспертизы говорится: «На левом предплечье двое часов: спортивные часы, которые показывают 8 часов 14 минут 24 секунды. Часы «Победа» показывают время 8 час. 39 минут». Почему у Тибо часов двое? Почему они не на запястье, где их обычно носят, а на предплечье?
«Эх, слизняк!..»
Вот ещё загадочный момент, о котором рассказал Аскинадзи: «Мне очень хорошо врезался в память эпизод с записной книжкой. Потому что полковник Ортюков, который руководил поисками, при этом как-то неадекватно себя повёл. Он подпрыгнул как сумасшедший, когда увидел, что в руках одного из трупов была записная книжка. У кого конкретно сказать нельзя. Мы же не знали этих ребят, да и были они уж практически неузнаваемы. Так вот, Ортюков схватил эту книжку и начал её судорожно листать, а я стоял рядом. Листает, листает, а она пустая. И Ортюков ругнулся в сердцах, не помню какими словами, но он сказал, примерно, так: «Эх, слизняк, не смог ничего сообщить…».
По-моему, вполне адекватная реакция полковника: он надеялся, вдруг кто-то из погибших всё же успел записать, что же произошло у палатки. Хоть пару слов о том, что смертельно напугало их.
Не дошло до нас послание.
Студенты и солдаты вынесли тела наверх, уложили на носилки, собранные из срубленных молодых пихточек. Самое трудное - путь к вертолетной площадке: подъем крутой, гряды камней, рыхлый снег.
Вот впечатление журналистки, оказавшейся на краю гибели:
«Помню, паром тонул, крен 30 градусов. Люди все слали СМС, хоть они и не отправлялись – «Люблю», «Ситуация такая...» Некоторые лихорадочно писали записки, просили друг у друга простые карандаши, прятали бумажки на себе или в пластиковые бутылки. И я на всякий случай, лёжа на полу (все лежали на полу) накатала страниц пять... На всякий случай. И вот эти ребята, у которых нет сил растяжку палатки сделать, но есть силы писать дневники и газету, нигде, ни на чём не оставили ни слова о происходившем? Хотя тянулось это все долго. 6-8 часов, как экспертиза говорит, прошло от приёма пищи до смерти. Не верю. И нож был – могли бы на коре, на деревяшке что-то вырезать. На часах нацарапать. На ремне. «Погибаем», или «умираем», или «мама, прости...» Или глаза выкололи – чтоб наверняка ничего не написали?»
Ну, это слишком отчаянное допущение – выкололи глаза. Да проще отобрать всё, чем можно было писать. А была ли возможность оставить даже короткое послание? Да и к тому же в момент предельного напряжения сил, скорее всего, меньше всего думали о том, чтобы оставить потомкам, то есть нам, послание.
И одно уточнение: никто кроме Аскинадзи, не помнит о записной книжке. Но и не верить ему нет оснований: детали явно непридуманные, полковник Ортюков вполне мог ругнуться…
Студенты и солдаты вынесли тела наверх, уложили на носилки, собранные из срубленных молодых пихточек. Самое трудное – путь к вертолётной площадке: подъём крутой, гряды камней, рыхлый снег. Пилоты вертолёта наотрез отказались перевозить полуразложившиеся трупы. Полковник Ортюков выхватил пистолет. Вертолётчики не испугались, сослались на инструкцию, запрещающую перевозить неизвестно чем заражённый груз. Руководитель студентов-поисковиков Аскинадзи с товарищами с большим трудом успокоили Ортюкова, убедили его связаться по рации с генералом, которому подчинялись военные вертолётчики. Из Ивделя специально вызвали судебно-медицинского эксперта Возрождённого, чтобы он дал заключение: можно ли перевозить трупы в таком состоянии? Он прямо на месте обследовал трупы и сказал лётчикам: тяжкий груз транспортабелен.
Ортюков связался по рации с генералом, командующим ВВС военного округа, и согласовал с ним технологию перевозки останков. На другой день вертолёты доставили в Ивдель гробы, в которые уложили тела.
Кто и зачем сооружал настил?
Поисковики сворачивают лагерь – их работа закончилась.
Опять мучительные обсуждения: что могло случиться с этой четвёркой?
Настил из 14 стволов небольших пихт и одной ёлки длиной до 2 метров. Подсчитали, сколько нужно времени, чтобы сделать такой настил. Срубить одно деревце – пусть 3 минуты. Итого 42 минуты. Перенести на сто метров пусть по три ствола зараз – минут 10. Три ходки – 30 минут. Допустим, что и рубили, и носили одновременно, то будет 10 минут. Итого 52 минуты. Устройство настила – не меньше 10 минут. Итого чуть больше часа. Способны ли раненые полураздетые люди на такой подвиг?
Расчёт времени сооружения правилен, если бы они были здоровыми. Но судебно-медицинская экспертиза показала: Колеватов погиб от замерзания, у Дубининой, Золотарёва и Тибо-Бриньоля тяжёлые внутренние травмы. Тибо-Бриньоль имел «…вдавленный перелом правой височнотеменной области на участке размером 9x7 см… с расхождением краёв кости от 0,1 – до 0,4 см…». Обнаружили трещину в основании черепа – результат компрессионного перелома. В области правого плеча кровоподтёк 10х12 сантиметров.
Не под силу четверым соорудить настил.
Да и вообще: а для чего погибшие сооружали настил?
Допустим, чтобы положить на него раненых. Эта версия противоречит показаниям судмедэксперта Возрождённого, который заключил, что смерть Дубининой и Золотарёва наступила через 10-20 минут после нанесения травмы, а Тибо погиб от удара по виску. Кто же тогда строил настил? Кривонищенко и Дорошенко замерзали у костра – они вряд ли занимались помостом. Дятлов, Слободин, Колмогорова бежали к палатке, замёрзли по дороге – нет оснований допускать, что они занимались настилом. У Колеватова не было ран, несовместимых с жизнью, но одному такая работа была явно не под силу, да к тому же в столь краткие сроки.
Предположили такой вариант: настил соорудили Золотарёв, Дубинина, Колеватов, Тибо-Бриньоль ещё до того, как получили смертельные травмы. Значит, они были в полном порядке, когда бежали от палатки. Но в таком случае, когда и как они получили травмы? Падали, когда бежали? Но травмы не такого рода, которые люди получают при падении. Да и если получили травмы по пути к ручью, то опять же не могли в таком состоянии срубать ёлочки, тащить их 150 метров, укладывать… Нет, это нереально.
И самый главный вопрос: почему они посчитали, что на настиле им будет безопаснее, чем у костра? Ведь костёр – это тепло. Ничего не может быть важнее тепла в мороз! А они почему-то идут от костра, затрачивают массу сил и времени, чтобы соорудить настил, на котором, конечно, можно развести огонь, но выглядит неразумно.
А вопросы множатся и множатся… Почему настил рассчитан только на четверых? Почему его не сделали на всю группу? Почему Кривонищенко и Дорошенко оставлены у костра, а не перенесены на настил? Неужели эта четвёрка намеревались спасаться без остальных? То есть не было сплочённой группы? И почему они не на настиле, на котором им было бы удобнее пережидать беду, а в стороне? И почему у троих тяжелейшие необъяснимые травмы, каких не было у ранее найденных? И возвращаемся к главному вопросу: почему тратили силы на сооружение настила, а не на костёр? Да если бы развели настоящий большой костёр, то он бы и согрел, и спас бы. Но нет – рубили ёлки, тащили стволы чуть не за сто метров. Зачем? Где логика?
И закрадывается мысль: а ведь без постороннего вмешательства здесь не обошлось. Но кто эти посторонние? И почему они не оставили никаких следов? И какой смысл заставлять обессиливших туристов сооружать бессмысленный настил?