Роман БОГОСЛОВСКИЙ
Посмотрел пару интервью. Сделал кое-какие наблюдения.
«Беги, Лола, беги»
Лолита Милявская, совершенно ничего не понимая в академической политологии, на протяжении 3-х часов умело выруливала и увиливала от ловушки, в которую ее пытался загнать улыбчивый.
Ловушка называется так:
«Лола, согласись, что Россия — страна-агрессор. Мы же старые друзья, я мог бы тебя и не звать… согласись, а?».
Природное чутье и тернистый жизненный путь Лолиты подсказывали ей, как правильно говорить, как наиболее эффективно, но в то же время не агрессивно увернуться от русофобской дубинки. А Гордон все ерепенился, все крылился. Называл себя никому не подотчетным. И деньги у него-де свои, просто так свои, ниоткуда. И что хочет он, то и делает, на всех наплевав.
Но тертую фарцовщицу и торговку варенками с тамбовского рынка на мякине не проведешь. Житейский, бытовой социал-консерватизм сформировался в ней еще до дуэта «Академия», когда она бутылки сдавала, чтобы питаться. Он и вывел ее на верные тропы. Этого не пропьешь и не раздаришь крупногрудым фитнес-тренерам.
«Пан Панин»
В случае интервью с Алексеем Паниным все было иначе. На протяжении 2-х часов Гордон старательно делал вид, что говорит с нормальным человеком. В данном случае — это трудно. Почти невозможно.
В свою очередь, выкрутас-перевертыш Панина был еще сложнее: он понимал, что Гордон делает вид, что говорит с нормальным человеком — и на время стал им, подыгрывая старому знакомому. Это торжество пространства игры и взаимного надувательства пред лицом почтенной публики.
Панин вжился в роль прекрасно, дав как бы нормальные объяснения всему тому, что с ним происходит последние годы.
Слушаешь и думаешь:
«А ведь и верно? Поди ж это я дурак, а он-то нет? Когда порятся сто пятьдесят человек одновременно — это ж современно?»
Естественно, выйдя с интервью он пошел рассказывать своим дружкам-свингерам о том, что «ну, должен же был я что-то говорить».
Но нас это уже мало волнует. Мы уже и так довольны.