Перевод из письма студента медицины Эберса к своим родственникам в Вильно от 11 ноября 1824 года
«С 6 на 7-е число сего месяца ночью поднялся сильный ветер с моря, река Нева ужасно вздымалась и волны, играя с ветром, ничего плохого не предвещали. Но 7-го числа в 10 возникла буря, которая с часу на час делалась все опасней. Волны становились все больше и больше, начали отрываться у берегов лодки, боты, барки и тому подобное; тогда мы были на лекции.
Профессор велит нам поскорей покинуть классы, но было уже поздно. Вода заняла дворы и волны как и на Неве угрожают переходу через двор, мы евда успели перелезть через забор к морскому госпиталю на второй этаж, как вдруг весь двор заняло водой выше сажени (более двух метров), вода ломает забор, через который мы перелезли, смывает приготовленные на зиму дрова. Ветер срывает железные крыши, которые с грохотом падают в воду.
Поднявшись к окнам, выходящим на Неву и что же представляется глазам нашим! Каменных берегов не видно, все покрыто водой. Тысячи сорванных с якорей барок летят на жертву неусмеряющейся бури; волны ломают их вдребезги, разломанные доски вместе с водой врываются в окна первых этажей. Мосты срываются с своих якорей, волны несут огромное множество деревянных домов, корабли с людьми тонут на наших глазах. А некоторые корабли плавают по улицам и дворам. Тысячи людей, лошадей и разного скота тонут в разбушевавшихся водах в собственных домах и на улицах.
Некоторые люди, видя приближающуюся воду, искали спасения на печах своих домов, но вода размывал печи и поглощала всю семью. Часть Васильевского острова, где построены деревянные казармы для солдат полностью уничтожена и только двадцать душ спасли жизнь свою. Стрельня, отстоящая от Петербурга на три версты, полностью затоплена и разрушена. Полк гвардейских уланов, стоящих там полностью потонул вместе с лошадьми. В фабриках находят сотни потонувших людей вместе с лошадьми и скотом.
Деревья в городе полностью унесены водой, не оставив даже следа своего бытия, великолепный Летний Сад представляет только разрушенные свои украшения, деревья в саду поломаны и вырваны с корнем. Повсюду на улицах валяются унесенные с кладбищ памятники и кресты.
Потеря казны доходит до ста миллионов рублей, а сколько потерь у обывателей. Пропали все купеческие запасы, на одной только бирже пропало товаров на 20 млн. рублей. Словом, все что только находилось на земле и под землей унесено водой. Все лавки были затоплены, не исключая ни одной, и в каждой все пропало.
Теперь только найденных мертвых тел — до десяти тысяч, а сколько унесено в море! Лошадей и рогатого скота утонуло в десять раз более. Одним словом — ничего нельзя было спасти. В кавалерии едва спасли лишь ничтожную часть. Все жители Петербурга и окрестностей стали в той или иной мере жертвами стихии. Вода поднялась более, чем на четыре сажени (более 8 метров). На 10 верст от города везде разорение и развалины.»
Из записок Грибоедова А.С.
«Я проснулся за час перед полднем; говорят, что вода чрезвычайно велика, давно уже три раза выпалили с крепости, затопила всю нашу Коломну. Подхожу к окошку и вижу быстрый поток; волны пришибают к возвышенным тротуарам; скоро их захлестнуло; еще несколько минут, и черные пристенные столбики исчезли в грозной новорожденной реке. Она посекундно прибывала... и вот уже из-под полу выступают ручьи, в одно мгновенье все мои комнаты потоплены. В окна вид ужасный: где за час пролегала оживленная, проезжая улица, катились ярые волны с ревом и с пеною, вихри не умолкали. К Театральной площади, от конца Торговой и со взморья, горизонт приметно понижается; оттуда бугры и холмы один на другом ложились в виде неудержимого водоската... Гибнущих людей я не видел, но, сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спасались в людскую, к хозяину дома, в форточку...
«Между тем сама Нева против дворца и Адмиралтейства горами скопившихся вод сдвинула и расчленила огромные мосты Исаакиевский, Троицкий и иные. Вихри буйно ими играли по широкому разливу, суда гибли и с ними люди, иные истощавшие последние силы поверх зыбей, другие на деревах бульвара висели над клокочущей бездною. В эту роковую минуту государь явился на балконе. Из окружавших его один сбросил с себя мундир, сбежал вниз, по горло вошел в воду, потом на катере поплыл спасать несчастных. Это был генерал-адъютант Бенкендорф. Он многих избавил от потопления, но вскоре исчез из виду, и во весь этот день о нем не было вести.»
Из записок Самуила Аллера
«В 10 часов вода начала выступать из берегов, и в начале 12 часа наводнились уже две трети города. Вода с чрезмерною скоростью возвышалась до 3 часа.
Между тем немногие предвидели предстоящее несчастие; иные смотрели с любопытством, как вода из решеток подземных труб била фонтанами, другие, примечая постепенное возвышение оной, вовсе не заботились о спасении собственности и даже жизни своей, пока наконец вдруг в улицы со всех сторон не хлынула вода, которая заливала экипажи, потопляла нижние жилья домов, ломала заборы, разрушала мостки, крыльца, фонарные столбы и несущимися обломками выбивала не токмо стекла, но даже самые рамы, двери, перилы, ограды и проч.
В полдень улицы представляли уже быстрые реки, по коим носились барки, галиоты, гауптвахты, будки, крыши с домов, дрова, всякий хлам, трупы домашнего скота и проч.
Среди порывов ужасной бури повсюду слышны были крик отчаянных людей, ржание коней, мычание коров и вой собак. Вскоре люди начали ездить по улицам на шлюпках, лодках, катерах и даже плотах для спасения утопавших; но ветр был так силен, что собственная их жизнь была в опасности.
Нева разъяренная представляла страшную и плачевную картину. По ней неслись с Васильевского острова к Охте барки с сеном, дровами, угольями, плоты бревен, разные суда и обломки строений, на коих погибавшие с распростертыми руками молили о спасении. Даже по некоторым улицам видны были подобные суда с грузом. Плывшие по оным дрова, бревна, доски и прочие строительные материалы покрывали в иных местах всю поверхность воды. Самое же ужаснейшее зрелище было в Галерной гавани и на казенном чугунном заводе.
От купеческой биржи и других торговых мест плыли брусья красного дерева, бочки и тюки с товарами. С Смоленского кладбища, где были разрушены самые твердые памятники с железными оградами, неслись во множестве деревянные кресты с могил и проч.
И так вода прибывала до 2 часов и каждым дюймом увеличивала отчаяние устрашенных жителей, как вдруг вода приостановилась на четверть часа; а в четверть третьего начала вдруг сбывать гораздо с большею скоростью, нежели с какою прибывала.
Улицы были завалены всяким хламом, плававшим по воде, а среди самых мостовых у решеток над подземными трубами сделались прососы, в кои проваливались экипажи с лошадьми. Вода не прежде, как после полуночи, стекла с улиц, да и то не со всех. К утру сделался мороз.
На одной только Бирже убыло до 300 000 пудов сахару. Соли исчезло не менее сего количества, а хлебного вина более, нежели на полмиллиона рублей. Потеря в поташе хотя велика, но не столь значительна, а пеньки разнесено и подмочено около 600 000 пудов. Виноградные вина в бочках не мало повредились; находившиеся же в закупоренных бутылках нисколько не попортились. Мука в кулях повредилась только по поверхности, во внутрь оных вода не прошла; напротив того крупа и овес, подмоченные, сделались совершенно негодными к сохранению, а впоследствии и к употреблению.
На другой день после наводнения Галерная гавань представляла вид ужаснейших развалин: там большие суда и галиоты лежали во множестве по улицам и дворам; в некоторых местах, где были ряды домов, сделались площади; поперек улиц стояли и лежали снесенные домы и крыши; разными обломками и домашнею утварью была большая часть улиц так завалена, что почти не было возможности пройти.
Со всех сторон под грудами развалин видны были трупы людей и домашнего скота. Множество животных лежали полумертвыми от усталости после борьбы с волнами. По всем линиям разбросаны были заборы, палисады, мостки и даже в некоторых брусья красного дерева; берега же Невы были завалены судами, будками и разным хламом.»
