Моя мама сошла с ума, когда мне было 8. С таких признаний не начинают знакомство, но я попробую. Ей поставили диагноз шизофрения. Это был 1998-й год, когда моя жизнь, и без того нерадужная, превратилась в долгий ад. Мыслями я до сих пор там. Это то, что никому не расскажешь, только самым близким, чтобы объяснить, почему я не такая. Я устала молчать.
Родители развелись, когда мне было четыре года, батя бухал, не просыхая, алиментов, конечно, не платил, да и чаще всего не работал. Иногда приходил и устраивал концерты. В то время я не помню его трезвым. Мама воспитывала нас с сестрой одна. Сказать, что маме было тяжело, это ничего не сказать. Моей сестре было 16, она училась в техникуме.
Провинциальный городок с населением в 60 тысяч человек. Зарплаты маленькие, и то задерживали, есть нечего. Помню, как в качестве матпомощи, завод, на котором мама работала, выделил две коробки: одну с тушёнкой из сои, в другой была серая вермишель, которая при варке слипалась в одну слизкую массу. Ни тушёнку, ни вермишель я с тех пор не ем.
Это был конец 1997 года. Мы успели запрыгнуть в последний вагон - вместо однушки маме выдали на заводе ордер на двушку. Сейчас сложно это представить, конечно. Мы обрадовались, но ненадолго. Когда мы пошли смотреть наше будущее жилище, то оказалось, что там нет ни ванной, ни газовых труб, ни горячей воды, ни ванной, ни раковин. Ничего. Это было помещение бывшей гостиницы, которую решили переделать под двухкомнатную квартирку площадью в 40 кв.
Но как переезжать в такие условия? На какие деньги купить необходимые вещи, провести трубы, поставить колонку? Маме сказали, что либо она соглашается, либо жильё отдадут другим. Почему я так долго описываю эти события? Потому что считаю, что именно тогда и сработал спусковой крючок в ее психике. Она надорвалась. Тихая и спокойная женщина, она не умела выбивать или доставать, не умела просить и ругаться.
Через знакомых-знакомых она выяснила, что нашей квартирой заинтересовались шишки с завода, чтобы подарить её своему сыночку на свадьбу. Я не знаю, что сделала мама, к кому ходила. Но трубы нам провели, остальное мы просто забрали из старой квартиры.
Мама решила, что для грузовой машины оставим только мебель. На чугунных санках, с одного конца города на другой, мы везли наш скарб: старую посуду, иногда вещи. Каждый день на протяжении двух недель. Сейчас пешком это расстояние летом я могу пройти минут за двадцать. Тогда мне казалось, что это огромная вечность. Я боялась кого-нибудь встретить, потому что для меня это было бы позором, что скажут одноклассники? Долгое время мы жили на две квартиры. В одной уже практически ничего не осталось из необходимого, а другая была похожа на склад вещей. Чемоданное настроение и новоселье растянулис
В тот момент мама изменилась, она стала жесткой, даже жестокой, часто кричала и поднимала руку, срывалась на нас. Помочь нам было некому, да и как я уже говорила, она не привыкла просить. Я её понимаю, потому что это она меня воспитала, принять помощь, это значит унижаться. Сказать о том, что тебе плохо, это тоже унижение. Всё сама, умею, практикую. Я сильная, я справлюсь.
И вот мы переехали. Пару месяцев всё было спокойно. Пытались построить жизнь. У нас с сестрой теперь была своя комната с железными кроватями, пружины которых практически доставали до пола. Но зато это была своя комната! За годы житья втроем в маленькой однушке, это было счастье! Хоть какое-то личное пространство.
Всё началось позже. Осень. Ноябрь. Маме понадобилось решить какой-то вопрос, кажется, в жэке. Но почему-то она решила это сделать по старой прописке. Сестра, будто чувствовала, не отпустила ее одну, а отправила меня. Сама же пошла в технарь.
Я помню, как мама бежала по городу, она решила сыграть в догонялки, что никогда не делала. Я бежала за ней и не могла догнать. Скользко, первый снег, я плачу. Я только догоняю её, как она начинает бежать еще быстрее. Ей было 38 лет. У неё откуда-то появились силы, которых никогда не было. Так мы пришли в жэк, нас, естественно, послали на другой конец города по прописке. Мама пыталась доказать. Говорила какую-то чушь. Мне было стыдно за неё. Я вывела ее за руку из учреждения. Она немножко обмякла. Но потом улыбнулась и сказала: тогда пойдём в гости.
Мы отправились к её тетке, живущей неподалеку. Та была дома, пригласила в гости. Но мама не стала даже раздеваться, а уже в дверях начала заговариваться, обвиняя тетку и в своих злоключениях, в развалившемся браке. Во всём. Затем начала винить родителей. Нас. Вспоминала урывками прошлое. Что-то кому-то доказывала. Я плакала, не понимая, что случилось с мамой, почему она меня не слышит. Я просила пойти ее домой, но мама встала в дверях и не реагировала. Она говорила и говорила, тетка сначала ее успокаивала, а потом ушла на кухню, делая вид, что ничего не замечает, она позвонила родителям мамы, которые жили в поселке в 30 километрах. Те приехали часа через три. Хотя мне показалось, что прошла вечность.
Мама говорила и говорила. Из нее выходил спутанный поток мыслей и слов. Вышла нэнэй (бабушка по-татарски), ей было 90 лет, она не знала ни слова по-русски, тоже пыталась успокоить маму, говорила что-то мне, но я не понимала, видно было, что моей прабабушке страшно. Трясущимися руками она протянула десять рублей,чтобы тётка (её дочь) не видела, они забрали прабабушку из деревни, практически отобрали дом под предлогом, что той уже тяжело справляться и поселили у себя на птичьих правах доживать свой век. Прабабушка, к сожалению, после этого прожила недолго. Похоронили ее следующим летом. Вот что значит "дочерняя любовь".
Приехали родители мамы. Они были испуганны, не понимали, что делать, что происходит с матерью. Мы поехали сначала домой, а дальше я уже не помню подробностей. Суть в том, что они в этот или на следующий день вызвали санитаров и маму увезли. Оказалось, что у тётки подружка работать в отделении психиатрии, проще говоря, ПНО...
Моя мама сошла с ума продолжение истории.