3
Томас был единственным сыном в семье, которая никогда не нарушала традиции жизни на воде, поэтому они и стали последним плавающим домом. В море, кроме них, продолжали жить и другие люди, но их жилища были давно переиначены, что позволяло хозяевам использовать их для нужд общества: первые, к примеру, перевозили из одного населенного пункта в другой картофельные клубни, вторые - драгоценные камни, третьи охраняли береговые линии, четвертые снабжали оседлых рыбой, пятые - морской капустой. Но поскольку внутри таких жилищ постоянно находились товары, оборудование или вооружение, которые хозяевам не принадлежали, - эти плавсредства больше нельзя было считать настоящими домами.
Только дом, в котором родился Томас, сохранял независимость от поселенческих сообществ и полностью соответствовал представлениям о плавучем жилище, каким оно было до эпохи великого переселения народов на твердую землю.
В те времена дом-корабль строили так, чтобы его нос и корма по форме напоминали волны. Нос дома Альби был в виде "волны-кобры" - это символизировало уверенность в освоении пространства. А широкая корма напоминала "волну-овечку", что должно было задобрить своенравное море. В его глубинах время от времени образовывались потоки ярости, поднимавшие на поверхность тяжелую донную воду. Чаще всего донная вода играла в те дни, когда луна без лакун наполнялась молоком. Но иногда буря приходила совершенно неожиданно, и тем, кого она застигала в открытом море, оставалось надеяться лишь на то, что им удастся поймать вектор морского безумия, что они выдержат эпическую качку и не захлебнутся горем.
На прибрежном мелководье, где для разгула тяжелой воды недоставало места, буря считалась не такой опасной, но трагедии случались и здесь. Родители рассказывали Томасу, как пять с половиной поколений тому назад одиннадцатая судорога шторма выбросила один плавающий дом к небольшой бухте. Судьбообразующий и переломный девятый вал уже минул, и хотя эхо недавнего страха еще раскачивало дом из стороны в сторону, но обитавшие там мужчина, женщина и трое детей уже понимали, что спасены, улыбались друг другу и благодарили море за милость. А бухта, к которой их прибило, выглядела так, словно море подарило им ее, оценив их мужество: лента белого песка у синей горы, восточный склон которой по просьбе одного поэта был увит густым осторолистым плющом; бахромчатые красные тучи в лиловом небе и мироточившее сквозь тучи солнце... И невольно залюбовавшись палитрой, обитатели плавучего дома не заметили приближения последней волны. По силе она была уже не штормовой, а почти обычной – от такой волны в открытом море корабль лишь слегка встряхнуло бы. Но маленькая, нарядная гавань оказалась гибельно тесной даже для отголосков большого эпоса. Плеснув на берег, тяжелая волна подняла дом на гребень и бросила на скалу. Люди погибли мгновенно, а осколки жилища разлетелись вместе с брызгами, и у берега еще долго качались мельчайшие острые воспоминания, из которых можно было собрать мудрёный паззл "овечка".
Пять с половиной поколений назад "овечка" была едва ли не самым любимым лекалом у корабелов, и из-за многократного повторения охранная сила этого символа начала, по-видимому, слабеть. После несчастья у синей скалы многие плавающие дома захотели перестроить корму. Альби тоже поддались общему порыву. На семейном совете было решено заменить "овечку" на плавную "озерную волну" – символ побежденной страсти, но тут, по преданию, тогдашнему главе рода (его, к слову, тоже звали Томас) случайно попалась модная в те времена повесть "Фаталист" – и пока он ее читал, отзвучало одиннадцатое эхо, и исчез последний из одиннадцати кругов на воде, в которые превратилась память о недавней катастрофе. Да и дел у старшего Альби было, как всегда, невпроворот, так что потомкам достался подлинный дом - плавающий дом самой чистой воды.