Анна Зотова
В конце июня
роман
Часть 3
Зимняя школа
Глава 12
В субботу, когда Люся вернулась из школы, мать встретила ее на пороге.
- Не раздевайся, - взволнованно сказала она.
- Почему? – удивилась Люся.
Мать взмахнула рукой, - мол, не до разговоров, нечего тут болтать.
- Портфель оставь, а сама беги к бабе Соне. Там Надя чудит, со всеми ссорится, от рук отбилась. Мне бабушка несколько раз звонила.
Люся встревожилась:
- А ты пойдешь?
- От меня толку мало. Ты к Наде подход имеешь. Не разлей вода. Так что не стой тут, не теряй время зря, иди, не задерживайся. Бабушка вся извелась, тебя ожидая.
И Люся побежала к бабушке...
Сколько себя помнила, Надя слышала: «Все, что у тебя есть, это благодаря бабушке и дедушке». Люся тоже так говорила. В общем-то, так оно и было. Бабушка заботилась, чтоб у внучки была чистая одежда, своя комната, игрушек сколько надо для радости, все для учебы – от карандашей и тетрадок до уютной настольной лампы, «АБВГДейка» и «Будильник» по телевизору. Но то была парадная сторона жизни. Все думали, что все просто и ясно: послушная внучка, заботливая бабушка. Мало кто знал об изнанке происходящего.
Бабушка всегда боялась, что Надя пойдет по родительским стопам, поэтому за глаза была строга и требовательна. Это при Люсе бабушка - сама доброта и щедрость. Но стоило Люсе шагнуть за дверь, как все менялось. Одно требование следовало за другим: "Надя, у тебя в комнате беспорядок?", "Почему почерк испортился?", "Надя, а ты уроки приготовила?", "С Танькой из третьего подъезда зачем водишься? У нее мать с алкашами якшается. Зачем с ней и с Максимом на стройку бегали? Заведут они тебя невесть куда и бросят. Чтоб я тебе с Танькой больше не видела! И с Максимом тоже! С Олей водись из пятнадцатой квартиры, она хорошая девочка".
Все знает бабушка о Наде, за всем следит зорко, как коршун. И помощниц у нее хоть отбавляй – бабушки-старушки из ее подъезда, подружки из соседних домов, а где и сама с балкона увидит.
Нет у бабы Сони веры в Надю. Чем взрослее внучка, тем больше подозрений. Порода возьмет свое, если не приглядишь – вот какие опасения мучают бабушку, не дают спать по ночам. Дошло до того, что бабушка начала обнюхивать внучку после прогулки, после школы (курево, выпивка), несмотря на то, что дед Иван этого не одобряет. Только когда Надя приходит с Люсей, не обнюхивает, потому что Люсе она верит безоговорочно.
Всего этого, читатель, Люся не знала, ей никто про это не рассказывал.
А Наде стыдно. Дед Иван надеялся, что почудит баба Соня да отстанет. Люсина мама, наоборот, поддерживала бабушку. Татьяна Ивановна и сама бы Люсю обнюхивала, но лень, да и без толку. Дочь тихая, воды не замутит.
Бабушка страшно боялась, что у Надюшки плохая наследственность, "проснутся" те самые гены - Надя соберет вещи и, поминай, как звали, уйдет жить к родителям.
Сама Надя в растерянности. Все у них с бабушкой было хорошо до недавнего времени. А тут началось, шагу не дает ступить свободно. Дед Иван защищал внучку, как мог, поэтому Надя прицепилась к нему как хвост, ходила по пятам за дедушкой и помогала во всех делах, которыми тот занимался: точила ножи, сапожничала.
Лишь летом на даче жила Надя спокойно, потому что там Люся. Но в этом году Люся поедет поступать, ее не будет.
А произошло вот что.
После школы Надя встретила свою мать. Шла себе тихо-мирно домой. Небом, женщинами в красивой одежде любовалась. Мечтала, что и у нее будет когда-нибудь элегантное пальто, сумочка. Вдруг увидела, что на лавке, недалеко от бабушкиного дома, сидит женщина. Ее мать. Нетрезвая.
Обычно мать в таких случаях шумела. А сейчас словно грусть на нее напала. Надя ее любила, потому что была добра. Она редко видела мать и всегда скучала по ней.
Надя подошла к лавке. Тамара открыла глаза, долго смотрела на свою дочку и вдруг заговорила в своей развязной манере, грусть словно рукой смахнуло:
- Здравствуй, доченька, а я вот тебя дожидаюсь.
Надя не знала, что сказать. Сердце хотело верить в то, что мать пришла, потому что соскучилась по ней. Но увидев, в каком та состоянии, Надя заплакала:
- Мама, зачем ты пришла, да еще и напилась? Бабушка ругаться будет.
- «Бабушка ругаться будет», – передразнила мама Тамара, не замечая слез дочери. – Страсти-то какие. А зачем нам бабушка, мы и сами "с усами"!
Мать засмеялась, и Надя увидела, что та совсем еле-еле языком ворочает. Это еще больше расстроило девочку. А на Тамарку вдруг накатила волна сентиментальности.
- Я тебе конфет принесла, - и стала выгружать из грязного кармана шоколадные конфеты прямо на руки Нади. - Бабушка тебе таких конфет не купит. Только мама свой дочурке такие конфеты может принести.
- Мама, а где папа? Почему ты одна, почему не дома, не с ним? - плача, сказала Надюшка.
- А…, папа. Я не знаю, где он, пойду домой, узнаю.
- Откуда ты идешь?
- Из гостей, доченька. Ты бери еще конфет. Хочешь, мы вместе домой пойдем к папе?
Последнее время Тамарка постоянно звала к себе Надю, но Надя всегда вспоминала о Люсе или о бабушке с дедушкой и отказывалась. Она знала, что именно так следует поступать.
- Мама, давай здесь посидим, поговорим, и ты к папе пойдешь, а меня, - Надя хотела сказать «дома заругают, что я с тобой, пьяной, разговариваю», но опомнилась и закончила фразу, - дома ждут, мне уроки надо делать.
- Ты учись, учись, Наденька, вырастешь - будешь нам всем опора.
Надя заревела:
- Мама, зачем ты эту водку проклятую пьешь? Если бы не ты, то и папа бы не пил, он с тобой связался и на дно пошел.
- Это тебя бабушка говорить так выучила.
Надя задумалась, - да, так говорит бабушка.
- Ну ладно, дочка, иди домой, а то тебя бабушка заждалась, - мать поднялась со скамейки и пошла в сторону остановки, не оглядываясь, будто не было у нее ни дочери, ни разговора с ней.
- До свидания, мама, не обижайся на меня, - сказала ей вслед Надя.
- Где ты была? Где тебя носило? - закричала бабушка, открыв дверь. - Что у тебя в руках? - это она увидела Тамаркины гостинцы. - Конфеты? Откуда? Почему они грязные? Я тебе сколько раз говорила - ни у кого ничего не брать!
Надя разжала руки - конфеты с глухим стуком ударились о пол коридора. Громко заревев, она побежала к себе в комнату. Прямо в одежде бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку.
- Тебе мать их дала, да? - догадалась бабушка. - Ты с ней встречалась?
И всплеснула руками:
- Ты, что ж это, бабушку задумала бросить, к матери своей уйти?
Услышав эти слова, Надя заголосила еще больше. Слезы ручьем лились у нее из глаз.
- Да что ж вы все, с ума сошли? Что вы все за мной следите-охотитесь? Что я сделала? Я иду, - а она сидит на лавочке, меня выслеживает, пьяная. Прихожу сюда - ты подозреваешь. Да неужто я к ней пойду? Ты бы ее видела! Ну почему у Люси мама - тетя Таня, а у меня такая? За что мне?
Надя отвернулась лицом к стене, как бы окончательно отказываясь от этого несправедливого мира.
Баба Соня не знала, что сказать. Слова дерзкие, обидные, но справедливые. Она девочка малая, человек живой, а не канат, который ей с Тамарой перетягивать.
Дедушка Иван пришел успокоить внучку. Он встал со своей табуретки, на которой починял валенки, и отложил шило:
- Надя, Надя, послушай.
Внучка не отвечала, лежала ничком и плакала.
- Пойдем, Надежда, будешь помогать мне, шило подавать.
- Не хочу я, дедушка, ничего не хочу. Оставь и ты меня, пока я глупость какую-нибудь непоправимую не сказала.
Дед не стал настаивать, развел руками.
- Пойду Люсе позвоню, пусть придет, переночует у нас. Может, Надя и успокоится, - решила бабушка.
Как только Люся пришла, то первым делом обняла Надю, а затем, когда младшая сестра немного успокоилась, спросила у нее, что случилось.
Надя рассказала. Про мать, про конфеты, про то, что не знает, как ей жить дальше.
- Я не хотела брать ее конфеты, но и выбросить не могла. Так и принесла домой, не понимая, что они в руке, - тихонько плакала она, прислонившись к люсиному плечу. - Она ведь моя мать, что мне делать-то? В нашем классе все с родителями живут. Есть, конечно, кто только с папой, или, наоборот, с мамой - таких больше. С папой только Вася Коровин, у него мама умерла от сердца. Одна я, как полная сирота. Юля Емелина чуть ли не каждый день спрашивает: «Барышникова, а где твои мама и папа? Они умерли?» Ох, лучше б умерли, тогда легко было бы правду сказать. А тут что отвечать? Я говорю: «Нет». «А почему у тебя бабушка на родительские собрания ходит? Может, они – бандиты, в тюрьме сидят или алкоголики, лечатся?» - продолжает она. - Ну что я Емелиной скажу?
- Ничего ей не говори, - сказала Люся. - А если невмочь, то отвечай - живу с бабушкой и дедушкой, потому что так в школу ходить ближе.
- Тебе легко говорить, дядя Дима и тетя Таня не пьют, не позорят тебя...
Люся напряглась: и то, и другое было неправдой. Мать не пила, но позорила. Словно смыслом жизни своим считала. «Подбери брюхо!», «Какая ты у меня все-таки квашня», «Малахольная» - и все это, не стесняясь, при гостях, чужих людях, знакомых. С Дмитрием Николаевичем еще тяжелее - сказать совестно.
И Люся решилась. Пусть Надя не думает, что только одна она такая. Может, и у Емелиной, которая к Наде привязалась, тоже жизнь не сахар. Оттого и лезет, чтобы знать, что хоть кто-то хуже ее, Емелиной, живет.
«Скажу».
Бабушка с дедушкой все равно все знают. А кому Надя может разболтать? Да и, может быть, лучше чтоб другие знали? Может, от того отец и распустился, что живут они по принципу «сор из избы не выметай»?
- Это ты так думаешь, что родители у меня хорошие, - и Люся поведала сестре о том, что случилось позапрошлой зимой, о том, как папа пнул Муську.
Та ахнула:
- Прямо в живот? Мусю? Вот ведь злодей!
И тут же пригорюнилась:
- Ну что ж мы такие бедные, за что нам это? Давай держаться друг за друга крепче крепкого. Все равно от взрослых толку нет. Люсенька, я тебя больше всех люблю, ты самая любимая моя сестричка!
Прижалась так, что кости затрещали.
- И ты у меня любимая сестричка, - обняла ее в ответ Люся. – Но ты знай - мы все очень боимся за тебя, что что-нибудь случится с тобой, потому что очень любим тебя. Что я буду делать без тебя? Вот и бабушка так думает, она ведь любит тебя больше всех на свете.
Надя всхлипнула и проговорила без обиды, а просто, чтоб Люся знала:
- Нет, Люся, она тебя больше всех любит.
- Меня она, конечно, тоже любит, - согласилась Люся. - Но за тебя она жизнь готова отдать. Пойми, ведь она растит тебя как свою дочь, боится ошибок наделать, вот и строжится. Боится, что ты уйдешь к родителям.
- Я?! Уйду?! Да видела бы ты мою мать сегодня! Разве я хочу стать такой? Нет, я дедушку и бабушку ни за что не брошу, и тебя я тоже не хочу потерять.
Так они сидели и разговаривали до поздней ночи, и было им тепло, хорошо и уютно. Луна светила в окно. А старики в своей комнате сидели тихо, даже телевизор не включили, старались не мешать их дружбе.
Глава 13
День уже прибывал вовсю. Конец учебного года, вместе с ним - и школы вообще, - приближался как нечто неминуемое. Люся все не могла решить - жалеет она об окончании школы или нет. После поездки в Академгородок мысли ее были только о будущем поступлении в университет.
Весной она не раз встречалась и созванивалась с девочками из маткласса, а с одной из них, Леной Пушковой, подружилась. Раз в неделю они с Ленами и Дашей ходили в кафе "Льдинка", ели мороженое и разговаривали о предстоящем поступлении. Лена Пушкова часто приходила к Люсе в гости. Она хотела, чтобы Люся дружила только с ней, а не с Дашей и остальными Ленами.
Поэтому, услышав звонок в дверь, Люся подумала, что это пришла Лена Пушкова. Ничего не подозревая, открыла дверь. На пороге стоял незнакомый, худенький темноволосый парень люсиного возраста. Люся решила, что он просто ошибся дверью, но на всякий случай спросила:
- Вам кого?
- Вашего отца, - ответил незнакомец, а сам во все глаза разглядывал Люсю. Люсе это не понравилось - нечего на нее смотреть! Она хотела закрыть дверь, но наглости парню было не занимать - он не растерялся и подставил ногу, блокировав дверь.
- Убери ногу, а то размозжу, в травму ехать придется. Что тебе надо-то? - Люся уже начала терять терпение.
- Вашего отца, - незнакомца перспектива оказаться в первой горбольнице не пугала, и он по-прежнему не давал закрыть Люсе дверь.
Люся еще сильнее налегла на дверь, началась возня. И вдруг ей стало отчего-то весело, как в далекие детсадовские времена, когда они перетягивали с ребятишками входную дверь – одни зашли, а другие стояли на улице и ломились внутрь.
- Убери ногу!
- Зови отца, балда!
А его и звать не надо. Дмитрий Николаевич уже стоял, улыбаясь, наблюдал за борьбой несколько секунд, а потом приветливо сказал:
- Здравствуй, Глеб. Не обращай на нее внимания. Заходи, пожалуйста, будь как дома.
Глеб все также невозмутимо отодвинул ошеломленную Люсю и проник, наконец, в квартиру.
«Глеб? Это Глеб?»
В последний раз Люся видела Глеба, когда училась в третьем классе. Он был сыном отцовского одноклассника и одногруппника Льва Горского.
В детстве Люся и Глеб виделись часто, ходили с родителями друг к другу в гости. Но в третьем классе Люся решила, что с мальчиками дружить стыдно. Наверное, и Глеб решил нечто подобное, поэтому тоже не приходил со своими родителями к Тороповым в гости. Люся совсем не представляла себе, как изменился Глеб, каким он стал.
Глеб запомнился ей ушастым худеньким мальчиком с большими черными глазами - вежливым и скромным. Теперь, разглядывая повзрослевшего «друга детства», она невольно сверяла два облика – прошлый и нынешний: уши? На месте. Глаза? Тоже узнаваемы, как же она раньше не приметила? Даже худоба сохранилась, вот только вежливость и скромность куда подевались? Дверь толкал, «балдой» назвал. Следовало его посильнее дверью стукнуть.
Из разговора за чаем и печеньем выяснилось, что отец решил уйти из своей конторы со сложным названием, и теперь будет работать вместе с отцом Глеба на заводе. Глеб как раз принес необходимые бумаги для устройства.
Люся, глядя на то, как Дмитрий Николаевич что-то оживленно рассказывает о языках программирования Глебу, думала, что для неожиданного визита есть иные причины. В Зимней Школе ей о нем рассказывала Лена Пушкова. По ее восторженным словам Люся сделала вывод, что Лена к нему неравнодушна. Люся вспомнила, что слышала от родителей о том, что Глеб тоже учится в матклассе.
Люся сказала Лене, что знает Глеба с детства. Это восхитило Пушкову. Она стала спрашивать у Люси, каким Глеб был в детстве, и Люся вспомнила, что у нее есть общие фотографии. Она показала их Лене. Пушкова пришла в восторг и выпросила у Люси две из них. На одной Глеб сидел в умилительных белых колготках, на другой - в маечке с зайчиком и морковкой. Очевидно, Лена не удержалась и притащила их в школу, - и вот результат. Сейчас Глеб, наверное, отругает Люсю за то, что она раздает такие компрометирующие документы. Но он ее не ругал, смотрел на нее вполне дружелюбно и шутил.
Тема фотографий так и не всплыла, может быть, потому, что отец не дал остаться им наедине, продолжая свои рассказы о новых горизонтах программирования. В конце разговора выяснилось, что Глеб собирается летом поступать в университет на математический факультет. Еще один попутчик.
Всего три месяца назад она одна-одинешенька растерянно стояла в зимнем лесу, не зная, нужен ли ей университет. Сейчас она уже твердо знала, что должна вернуться в Академгородок, к ребятам, к той шумной, веселой компании, с которой легко и быстро сошлась. Теперь ей не придется ехать в поезде одной, а отцу - искать попутчицу среди знакомых. Есть Лена Пушкова, есть другие девочки. Они уже договорились, что соберутся вместе, купят билеты и поедут поступать.
Как быстро она со всеми подружилась! Почему такого не случилось в ее родном классе? Может, потому что те, кто занимаются математикой, не ходят на баскетбол и волейбол? А Веригин? Интересно, как бы у него сложились отношения с ее новыми знакомыми? Если бы он не порезал ногу тогда летом, то они никогда и не обратили бы друг на друга внимания. Но, с другой стороны, понятно, Веригин - не просто общительный. Ему хочется, чтобы все у него было самое лучшее, особенное, не такое, как у всех, чтобы вызывало зависть у окружающих. Он не может довольствоваться обычным, малым. Ему нужно признание. Лишь оно способно поддержать в нем уважение к самому себе. Рассуждая так, Люся поняла, почему всегда чувствовала себя с Веригиным не в своей тарелке: он хотел от нее того, чего она была не в силах ему дать, - стать в глазах других умницей и красавицей, редкой птицей, чтобы все вокруг шептались: "Ну, конечно, это же Юра Веригин, у него всегда все самое лучшее, и подружка - тоже".
О ней так никогда не скажут. Люся просто хотела жить своей жизнью. Разве такая программа-минимум могла понравиться такому, как Веригин? Так или иначе, всю эту старую историю, к которой она вновь и вновь мысленно возвращалась, перебирая мельчайшие подробности, надо бросать. Школа скоро кончится, они больше никогда не увидятся. И это правильно.
Но уроки еще идут, а Веригин все время вертится вокруг нее, пытается обратить на себя внимание, и Люся никак не может выкинуть его из головы. Перемена. На парте перед Люсей лежит контрольная из Заочной школы. Она пытается сосредоточиться на решении задачи и боковым зрением замечает какое-то движение у двери в класс. Веригин! Весь класс в столовой, а он, видимо, сегодня не пошел.
«Ну и ладно, иди к себе за парту, только не подходи ко мне».
Но Люсе было трудно отмахнуться от мысли о Веригине. Из головы вывалилось все, и она невольно следила за ним – что это он задумал. Она забыла формулу Герона и мучительно пыталась вспомнить: полупериметр-множитель под корнем или нет? Вроде, под.
«Веригин, наверное, уже дошел до своего места. Главное, - не смотреть, пускай будет под партой, тьфу, то есть под корнем».
- Люся, зачем тебе все это надо? - услышала она голос Веригина, который в первый раз после того случая с дискотекой обратился прямо к ней. Она подняла голову. Он стоял рядом, смотрел на нее и ждал ответа.
- Что ты делаешь, Люся? - в голосе Веригина была такая горечь и обида, что Люся сразу забыла про формулу Герона. Она задумалась над его вопросом. Но он, поняв, что забылся, потерял контроль, прекратил расспросы и пошел к своей второй парте.
«Можно не отвечать?» - подумала она. И дальше, по нарастающей: «Зачем он подходил? Что ему нужно? Какое он имеет право обращаться ко мне? Он сам исключил меня из круга своих друзей». И потом: «Мне должно быть все равно, я скоро уеду отсюда навсегда».
После уроков она вышла на школьный двор и увидела знакомую фигуру у ворот, - он вновь ждал ее. Сердце замерло от счастья, хотелось побежать ему навстречу, но она остановилась. Несколько секунд раздумывала, а потом решительно направилась к дырке в заборе. Ну и что же, что он видит. Пускай! Это ее ответ.
«Так правильно, - подумала Люся. - Просто он хочет, чтобы я за ним бегала, а сам стесняется при всем классе со мной разговаривать. Нет, я уезжаю».
Теперь ей было не до Веригина. Скоро лето. В конце апреля, под майские праздники, дед Иван, всю зиму промучавшийся с больными ногами, решил перебраться на дачу, забрав с собой в качестве компаньонки кошку Муську.
- Нам с ней вдвоем веселей будет, - объяснял он, а на все беспокойные замечания отвечал:
- Вот увидите, я от чистого воздуха живо поправлюсь.
И, действительно, на природе, среди зеленеющей первой травки, ему как будто полегчало. Каждые выходные бабушка с Надей, Люся с папой и мамой приезжали на дачу, и их встречал счастливый дедушка.
В доме у дедушки - чистота, половики были постелены так ровно, что казалось, будто он их какой-то машинкой разглаживал. В огороде появлялись все новые и новые грядки.
Все, конечно, старались помогать и тоже работали, но дедушка один стоил всех остальных. Еще он достраивал баню - то была его давняя мечта. Никогда он не был одержим этой баней, как сейчас. Дело шло к завершению. Оставалось обшить досочками стены.
Люся наблюдала происходящее как в полусне. Она нервничала последнее время - скоро экзамены в школе, потом вступительные - этим летом ей не отдохнуть. Поэтому она отмахивалась от всех разговоров про баню, ей было все равно, к тому же жар парилки она не любила.
- Разве может русский человек не любить баню? - удивлялся ей дедушка. - Вот я сейчас тебе такую баню построю, ты ее живо полюбишь.
И продолжал строить. Никто не мог загнать деда в дом, чтобы он присел, отдохнул. Само собой, добром это не кончилось. Как-то раз он рубил дрова для печки, промахнулся и задел себя по ноге. Люся с Надей были неподалеку и, заслышав, как тот крякнул от боли, тут же кинулись к нему.
- Как он мог промахнуться? Он же с топором в руке, считай, что родился, - удивилась Надя.
Люся - почетная семейная санитарка, понеслась за бинтами и перекисью, а когда прибежала спустя пару минут, то увидела - вместо струйки крови несколько тяжелых, темных капель вытекли из дедушкиной ноги и тут же загустели. Кровь почти не текла, хотя рана была довольно глубокая.
- Видите, какой я? Заговоренный! У меня и кровь не течет, а вы перепугались. Что со мной сделается?
- Почему у дедушки такая кровь? Что с ней? - спрашивала Люся у мамы.
- Тромбоцитов много, у него же тромбофлебит.
В этот день дедушка уже больше ничего не делал, отдыхал. Бабушка, мама, Люся и Надя держали совет, как быть с дедом Иваном.
- Он ни за что не хочет уезжать в город, как с ума сошел с этой баней, - всплеснула руками бабушка.
- Нельзя его одного оставлять здесь, а я скоро поступать уеду, - сказала Люся.
Решили «дежурить». Пока не наступило лето, бабушка Соня будет ездить на дачу, потом Надя освободится с июня, затем у мамы отпуск, а в августе с дедушкой побудет Люся.
(продолжение следует)
Пять предыдущих глав: