"Я в детстве боевая была, хоть и девчонка, атаманом звали, всеми верховодила. Хоть на хорошее дело, хоть на пакость какую могла подбить девчонок и мальчишек.
На нас, детях, конечно, лежало много обязанностей в войну, и огород, и лес, вода, младшие братья-сёстры. Матери на работе пропадали целыми днями, отцов почти всех забрали на фронт. Мы и колхозу помогали. Но дети - есть дети, играли, конечно, веселились, всё -таки линия фронта была от нас далеко.
У нас своя компания была. Если за ягодой - все вместе, на речку - пока всех не соберём, не пойдём.
Вот в воскресенье собралось нас уже человек 6, зашли за Сашкой. Сашка нам "от ворот поворот":
- Меня мамка не отпустит, заставила грядки полоть..
Мы к тёте Наташе, я переговоры начинаю вести:
- Тёть Наташа, отпустите Сашку купаться с нами, а мы вечером поможем ему
- Нет, пока морковку не прополет, никуда не пойдёт..
- А если сейчас мы вместе всё быстро сделаем, отпустите его?
- Отпущу.
Два часа мы убили на эту морковку, помогали Сашке. Всё, готово, измученные жарой, всеми мыслями мы были уже на речке. Но тётя Наташа слово своё не сдержала:
- Идите, идите, а ему ещё воды натаскать надо, да дрова со мной попилить. Вам хорошо, у вас дома бабки-дедки, сёстры старшие, а мы с ним вдвоём, когда ещё делать будем, надо сегодня, пока я дома. Идите от греха, некогда ему играть да купаться, за мужика работать надо..
Это что, мы делали-делали, а всё зря? Возмущению моему не было предела. Это ж как слово не сдержать? Обмануть?
Вечером я подобрала пару ребят, самых надёжных, не болтливых. Как только стемнело, мы пробрались в Сашкин огород и вырвали всю эту проклятую морковку, на которой гнули два часа спины, всю до одной.
Детский ум, я ещё не соображала, что я не только тётку Наталью наказала, я и Сашку наказала. Что он видел, кроме картошки да морковки с капустой? У них ни коровы, ни овечки не было. Я свою семью наказала, потому что мать потом делилась с тёткой Натальей своими овощами.
Я себя на всю жизнь наказала. Столько лет прошло, а помню тёть Наташины утренние причитания, забыть не могу. Призналась я ей через лет 20, а стыдно до сих пор"