Глава 2 – «ТОМКА»
В день, когда Томка покинула дом семьи Квакунов, они не сразу заметили отсутствие всеобщей, как им казалось, любимицы-куклы. По началу все подумали, что она куда-то спряталась от Максима Квакуна, который не давал ей жить спокойно. Но прошли часы, а Томка всё не появлялась и даже к ужину не вышла, как обычно. Дело было уже к ночи, и члены семьи начали беспокоиться и звать её:
‒ Томка, выходи из укрытия, Максим где-то по улице шляется. Где только его черти носят? Ночь уже на дворе, опять где-то пьянствует обормот несчастный. Господи, когда же это закончится? Сколько он ещё нам нервов вымотает, пока наконец образумится?! – причитала Валерия Сергеевна, обращаясь к младшему сыну.
‒ Мам, тут записка какая-то! – ответил тот из детской комнаты, обнаружив записку, оставленную на прощание Томкой.
‒ Какая там ещё записка?
‒ Похоже, от Томки…
‒ От Томки записка? – удивилась мама. ‒ Шутишь, что ли, Серёжа? Как может кукла записку оставить? Куклы безграмотные, они не умеют писать.
‒ Выходит, что умеют, подчерк не Максима. Такого ни у кого из нашей семьи нет. Слишком каллиграфический, посмотри сама! – сказал Сергей Квакун, протянув матери записку Томки.
Дрожащей рукой Валерия Сергеевна взяла записку и принялась читать. В этом послании Квакунам были следующие строки:
«Дорогие Квакуны!
Пишу вам в первый и последний раз в моей кукольной жизни!
Видит Бог, я и дальше жила бы с вами, но сил моих больше нет терпеть эти издевательства от Максима! Я мечтала сделать из него человека или хотя бы достойного кукломирянина, но на все мои попытки достучаться до него, найти к нему подход он отвечал жестокой агрессией и насмешками в мой адрес как куклы. Простите, что сдаюсь, что так слаба перед ним в этой борьбе за его социализацию, что не оправдала ваших ожиданий. Но ведь и кукольному терпению есть предел, а Максим уже прошёл точку невозврата. Я узнала, что он сдружился с врагами моего мира и моего народа – кукол. Я случайно подслушала его разговор с новыми его дружками обо мне и о том, как обесчестить меня, а потом и убить самым зверским образом, избавившись от того, что должно будет от меня остаться по их задумке. Поверьте, покидая вас, я всего лишь спасаю мою жизнь и мою честь! Я хочу остаться чистой перед моим миром и перед тем, моим будущим мужем, которому я предназначена судьбой. У Максима ещё есть шанс на спасение и прощение Кукольного Мира и моё, если откажется от своих преступных связей и от совершения злодейств против нас-кукол. Если же нет, то он погибнет, погибнет как личность, а в его теле поселится кто-то другой. Это очень серьёзно, поверьте. Вы ещё можете его спасти! А с меня хватит, простите и прощайте навсегда!»
Прочитав письмо, мама Максима Квакуна тяжело вздохнула и произнесла:
‒ Ах, Томка-Томка! Что же так-то, не попрощавшись по-человечески! Ушла после стольких лет в нашей семье! Что ж, иди, куколка, мы не в праве судить тебя. Ты сделала всё, что могла. Ты не виновата, что наш Максим – такой безмозглый! Это мы виноваты, что не смогли сделать из него человека. Как был пещерным троглодитом, так, наверно, им и останется! Уже вон за полночь, где его носит?!
В тот момент, когда вся семья переживала за него, Максим Квакун, как обычно, распрощавшись со своими дружками-асоциалами и социопатами, как он сам, шатался бесцельно по ночному городу в поисках приключений на свою безмозглую башку и на беду нормальных добропорядочных граждан, а особенно гражданок, которым время от времени приходилось возвращаться домой поздно вечером и даже за полночь, что особенно было опасно в столь криминагенное время, наступившее в России в лихие девяностые годы прошлого века, изрядно испортившие многих людей, почувствовавших ветер свободы, но не научившихся этой свободой правильно пользоваться. Одним из таких элементов, социально неблагонадёжных, и это ещё мягко сказано, и был Максим Квакун.
В тот вечер, когда Квакуны обнаружили исчезновение Томки и её прощальную записку, больше напоминавшую целое письмо с тревожным посланием от самого Кукольного Мира, дороги Максима Квакуна и Томки едва не пересеклись вновь. В тот день Томка случайно встретила свою подругу детства, куклу Машу тоже из Матрёшии, от куда родом была сама, из города Дворянска. Она рассказала подруге свою грустную историю, и та любезно, а иначе и быть бы не могло, пригласила Томку пожить какое-то время у неё дома, в квартире, которую ей купил в центре Астрахани её богатый поклонник и ухажёр, видный и преуспевающий предприниматель Матвей Владимирович Платонов, намеревавшийся даже жениться на Маше, как только уладит все дела. Кукла и впрямь была прекрасна собой, как и подавляющее большинство ей подобных. Ради неё её возлюбленный бизнесмен готов был свернуть горы и положить весь мир к её кукольным ножкам. И он, естественно, не стал бы возражать против пребывания Томки в их любовном гнёздышке в период его отсутствия, поскольку сам в тот момент был в другом городе по делам бизнеса. Это был жилой дом с весьма комфортабельными квартирами на углу улиц Володарской и Советской. Там, в квартире на третьем этаже и жила приютившая Томку кукла Маша Царедворцева.
Около этого же дома каким-то чудесным образом очутился и Максим Квакун, будучи изрядно выпившим, что ему по болезни было категорически противопоказано. Он, видимо, перепутав адрес и приняв этот дом за тот, в котором на улице Кирова жили его бабушка с дедушкой, нянчившие его с пелёнок, начал ломиться в квартиру номер девять, ту самую, где находились Томка и Маша. Это надо же было так напиться, чтобы Советскую улицу с улицей Кирова перепутать! Кстати, и номера-то домов совсем не совпадают, да и вид домов разный, с совершенно разной планировкой. Кто бы мне объяснил, что у пьяных в голове творится!
Тот вечер вновь заставил бедную Томку пережить ужас минувших дней в семье Квакунов. Посмотрев в дверной глазок, чтобы увидеть, что это за ненормальный так названивает в столь поздний час, Томка обомлела от страха – этим ненормальным был её многолетний мучитель – Максим Квакун. Она с ужасом отскочила от двери, едва не закричав. «Как он нашёл меня здесь?! Неужели выследил!» ‒ думала Томка, вся дрожа от ужаса встретиться с ним снова.
‒ Ты что вся дрожишь, подружка? Кто это к нам ломится в такой час? – любопытствовала Маша.
‒ Ради всего святого, не открывай, Маша! Это он!...
‒ Кто он?
‒ Он, мой мучитель, Максим Квакун, из-за которого я сбежала от Квакунов. Он и здесь меня нашёл! – заплакала Томка.
‒ Ну, успокойся, Томка! Может, он просто… о нет! Знакомый моего Матвея…
‒ Да, нет же, Маш, твой Матвей – уважаемый человек, предприниматель. Зачем ему водиться со всякими асоциальными элементами, как Максим Квакун?
‒ Давай, я подойду и через дверь крикну ему, чтобы убирался по добру да по здорову, а не то, полицию вызову! – любезно предложила Маша, подходя к двери. Затем, взглянув в глазок, грозно спросила: ‒ Вы хоть знаете, который сейчас час, что Вы названиваете, кого Вам здесь нужно?!
‒ Хватит дурить, предки, открывайте давайте! Ваш внук пришёл! – шатаясь и едва держась за дверь, чтоб не упасть, басил Максим Квакун.
‒ А Вы часом адресом не ошиблись, гражданин хороший? У меня нет внуков, я молодая ещё!
‒ Ничего я не ошибся! Кирова, д-девяноста д-два-а, к-квартира… ик! Дев-вять…
‒ Ты что, парень, с бодуна вообще берега перепутал? Какая, на фиг, Кирова, это Советская! И давай уже, вали отсюда, пока я наряд не вызвала!
‒ Ты оборзела, что ли, бабка! Внука родного не признаёшь! Отворяй, пока сама цела! – начал орать Квакун на весь подъезд.
‒ Ну, тем хуже для тебя, Квакун! – сказала кукла Маша и пошла вызывать патрульно-постовую службу.
Наряд подоспел молниеносно, полицейские скрутили дебошира, беспокоившего кукол и перепугавшего всех жильцов подъезда, и повезли его в отделение. Говорят, даже, будучи доставленным в отделение полиции, Максим Квакун продолжал утверждать, что просто хотел проведать бабушку с дедушкой, и был по-прежнему уверен, что пришёл именно по адресу, где они проживают. Надо сказать, сотрудникам отделения стоило больших усилий убедить Максима Квакуна, что он ошибся адресом, потому что был в совершенно нетрезвом состоянии и вообще в полном неадеквате. В ту ночь Максим Квакун домой так и не пришёл, проведя её в отделении полиции в центре города, также на улице Кирова, только в самом её начале, не далеко от Красной Набережной.
В ту безумную ночь Томке и её подруге удалось уснуть только под утро. Подруги сильно переволновались и делились друг с дружкой переживаниями, запивая беседу успокаивающим чаем с популярными в Матрёшии колопушками – шариковыми печенюшками из сдобного теста с начинкой из мёда или просто с варёной сгущёнкой. На этом, наконец, и закончился долголетний кошмар для Томки и началась новая жизнь на свободе и среди своих. Оставалось лишь надеяться, что Квакуны не станут искать Томку, чтобы вернуть её в игрушки Максиму Квакуну во удовлетворение его мерзкой утробы. Да, и не нужна она была им особо, а Максиму Квакуну – и подавно. Но поразвлечься с нею хотя бы раз в жизни ему всё же хотелось. Ко всеобщему счастью, она теперь была далеко, потому что находилась у подруги, о которой Квакунам ничего не было известно. Теперь ей предстояло счастливое возвращение на родину, в Матрёшию, в родную Дворянскую область, которая в Мире Людей или Реальном Мире называется Самарской. И Томка была уже не первой девушкой, натерпевшейся от Максима Квакуна, которой по счастливому случаю удалось сбежать от него.
Теперь Максим Квакун был на некоторое время нейтрализован, поскольку находился под административным арестом за учинение дебоша в многоквартирном жилом доме, к которому не имел никакого отношения и где его никто не ждал. Полиция квалифицировала его действия как мелкое хулиганство и задержала на пятнадцать суток, пока не одумается. Чёртов олигофрен! Ненавижу таких асоциалов! Вот уж, действительно, умственная отсталость в сочетании с социопатией даёт гремучую смесь! Именно ею и обладал наш «герой», у которого вечно карман с дырой.
Этих двух недель в Астрахани Томке было достаточно, чтобы насладиться последними прогулками по центру города и по Астраханскому Кремлю в приятной компании подруги детства – Маши Царедворцевой. Но во время одной из таких прогулок подруги встретили Валерию Сергеевну, и она тоже увидела знакомую куклу Томку. К счастью, мама братьев-Квакунов не преследовала цели вернуть Томку домой. Она просто подошла к куклам, чтобы попрощаться с Томкой.
‒ Здравствуй, Томка! – сказала тихо Валерия Сергеевна при встрече.
‒ Здравствуйте, Валерия Сергеевна! Простите, что ушла так…, но я оставила записку, где объяснила…
‒ Я прочитала и всё понимаю, Томка. Тебе совершенно не за что просить прощения! Это ты нас прости, если сможешь, что не в полной мере защищали тебя от Максима. Он сам во всём виноват! Сидит теперь в отделении полиции под арестом. Дебош, говорят, какой-то учинил где-то в центре города, ломился в чужую квартиру в нетрезвом виде, представляешь! – сокрушалась несчастная, измученная родным же сыном женщина.
Подружки хотели было сказать: «Это он к нам ломился, и мы его сдали!», но обе промолчали, не зная, какой может быть реакция матери. Хотя Валерия Сергеевна не стала бы их осуждать за это, ситуация была бы неприятная для всех.
‒ К сожалению, меня это не удивляет, Валерия Сергеевна. Максим должен взяться за ум, ему, наконец, необходимо найти работу, он нуждается в трудовой и социальной реабилитации!
‒ Ох, Томка, твоя правда! Но сколько раз я ему об этом говорила? Всё – без толку!
‒ Если хотите, я схожу в Успенский собор и помолюсь за него, чтобы Господь вернул его к нормальной жизни и наставил на путь истинный, ‒ предложила Томка, держа за руку Валерию Сергеевну.
‒ Какая же у тебя светлая душа, куколка! Он тебя так жестоко обижал, а ты за него помолиться хочешь?
‒ Я – кукла, но я – христианка, православная, матрёшка, пусть и с болгарскими корнями. Мы все – такие.
Они обнялись, попрощались и мирно разошлись. Для Томки это была радостная и приятная встреча, ведь теперь её больше не тяготила мысль, что она ушла, не попрощавшись, как то следовало.
