Друзья, а вы когда-нибудь играли в удивительную игру "Мы идём пугать бабайку"? Нет? Я сейчас о ней расскажу. В книге "В поиске поиска" есть эссе, в котором я немного затронул тему детских страхов. Я уверен, и вам будет интересно и увлекательно...
Когда я писал его, моей племянице было два с половиной года. Сейчас ей восемь лет. Она пробует себя во всём - и писать стихи и рассказы, и рисует, и собирается стать музыкантом, и конечно, актрисой. Вот какое видео мы вчера сняли:
Она очень талантливая и очень много знает, порой даже больше меня. Я и как тогда, когда она была маленькой, учусь у нее до сих пор. Дети лучшие учетеля!
Мы идём пугать бабайку
Наташеньке Макаровой
…сейчас моей крестнице Юляшки два с половиной годика. У нас с ней много игр, мы любим к примеру, часто «тицивать» под детские песенки из мультфильмов из передачи baby time на музыкальном канале, любим друг друга догонять, бегая и сшибая всё на ходу, за что, конечно, нам «влетает». Но одна игра настолько интересная… для меня, она называется «пойдем пугать бабайку». Как психолог я очень сейчас чутко прислушиваюсь и учусь многому у Юляшки. И думаю любой взрослый может многому научиться у малышей. Выглядит эта игра очень забавно и мило: Юляшка тянет меня за руку к гардеробу в прихожей, и мы начинаем ругать бабайку, который прячется в одном из ящиков. Мы грозим кулаками, говорим «нельзя обижать Юличку, а то атата по жопе», топаем ногами, а потом кричим «Никого нету тут». Юляшка заливается звонким смехом, глаза светятся полным восторгом. Мне безумно нравиться этот блеск детских глаз.
Как психолог скажу, эта игра очень важна и необходима для ребенка . Что она означает? Ребенок интуитивно так организует контакт со своей тревогой. Можно сказать, что дети намного мудрее нас, и эта игра – тонкий метод самотерапии. Ребенок осуществляет символическое разотождествление с тревогой. Этот метод широко применятся почти во всех направлениях психотерапии, например в гештальттерапии. Вкратце, суть этого разотождествления (или как говорят психологи, экстериоризации, то есть превращения внутренних психических процессов во внешние действия) в следующим: в нас есть некие душевные качества, которые мы имеем но не признаем. К примеру, мы иногда очень жестоко поступает, но в нас есть «родительская» установка, что это плохо. Это нам доставляет очень сильное страдание: точно вырывается дремавший демон и крушит всех в подряд. Входе терапии же, человек как бы отделяет ту «негативную» (бессознательную) часть, и символически воплощает ее, спроецировав на какой-нибудь предмет, например, игрушку. То что было скрыто в подсознание, вдруг обретает зримый образ в игрушке, вот напротив сидит тот, кто терзал изнутри. И – строиться диалог, который дает понять, что эта часть – что этот сидящий напротив имеет право существовать. Так и выглядит интеграция отвергаемой до сего части личности, человек начинает понимать, что быть злым, даже деспотом вполне нормально и не страшно. Жизнь требует разных энергий, и защищать границы тоже надо уметь. И с тревогой в терапии поступаю также: отделяют от себя и строят с ней диалог. И затем «договорившись» происходит спонтанная интеграция, фобическое избегание тревоги превращается в энергию личностного роста. В психосинтезе также используют этот «детский» прием с ролями: чтобы присвоить те роли, которые мы играем в жизни, но не признаем их, «отделяем» их от своей личности (представляют что роль сидит напротив и с ней можно побеседовать), и затем происходит спонтанное воссоединение.
Еще чем примечательны игры детей, именно тем, как они строят контакт со своей тревогой, и этот опыт, который в детстве был «осознанным» и доступным, во взрослом будет «соблюдаться бессознательно». Экзистенциальные психологи называют это персонификация тревоги. Вот что пишет Ирвин Ялом «Отрицание: персонификация смерти. Большинство детей в возрасте между пятью и девятью годами переживают период персонификации смерти. Смерть наделяется обликом и волей: это привидение, старуха с косой, скелет, дух, тень. Или смерть просто ассоциируется с мертвыми. Примеров тому невероятное множество» и далее «… действительности персонификация смерти ослабляет тревогу. Сколь бы мрачен ни был образ крадущегося скелета, выбирающегося по ночам из кладбищенского перегноя, по контрасту с правдой он действует утешительно. Пока ребенок верит, что смерть исходит от некоей внешней силы или фигуры, он защищен от действительно ужасной истины, что смерть – не внешняя инстанция, то есть что с самого начала своей жизни мы носим в себе семя собственной смерти. Более того, если смерть – наделенное чувствами существо, если как сказал ребенок в последнем примере – ситуация такова, что «когда она хочет, она заставляет человека умереть», тогда, возможно, на Смерть можно повлиять, чтобы она не хотела. Может быть. Смерть, как Пуговичника – ибсеновскую метафору смерти из «Пер Гюнта» – можно задержать, умилостивить либо даже – кто знает? – перехитрить или победить. Персонифицируя смерть, ребенок воссоздает культурную эволюцию: каждая примитивная культура в стремлении ощутить больший контроль над собственной судьбой придает антропоморфные черты слепым силам природы». Именно эта персонификация тревоги по всей жизни будет составлять механизм отрицания тревоги. Персонификация тревоги и есть тот бабайка в шкафу прихожей. Давайте рассмотрим как люди «пугают своих бабаек» на примере двух субкультур – готики и эзотерики.
Готика. Это направление, которое я взял как крайнее воплощение этого психологического явления, хотя сюда можно было бы причислить и иные, которое ставят в культ саму смерть (некромантией, сатанизмом и др.), представляет собой яркий пример персонификации тревоги. Я общался и даже дружил с готами, и от общения у меня остались только положительные чувства. Это люди тонко чувствующие, поэтичные, сопереживающие другим. Возможно даже эти люди используют в качестве защит от тревоги так называемый экзистенциальными психологами «конечного спасителя», то есть будучи очень нуждающимися в присутствии другого человека, очень болезненно переживают одиночество. И можно также предположить, что чтобы как-то пережить одиночество прибегают к персонификации. Выглядит, конечно, всё это странно: они большую часть времени проводят на кладбище, спят в склепах или рядом с могилами. Но в отличии от нацистов не занимаются вандализмом и не оскверняют могилы. Они очень уважительно относятся к памяти и праху. Их музыка не агрессивна, как у представителей панк-рока, мелодична, нежна, поэтична, но бесконечна печальна: о скоротечности бытия и скорби этого понимания. Лейтмотив их культуры можно выразить, взяв приветствие монахов доминиканцев «Memento mori».
Готы как бы преклоняются, признавая неотвратимость смерти, но в поклонении пытаются умилостивить саму черную богиню. Для них смерть являет свою персону за пределами своего существа, и тем самым становится менее, а, быть может, и вовсе не страшна. Они как бы прибегают к тому детскому опыту «выноса» тревоги за пределы своего тела, своей души. Скажу быть может, парадоксальную мысль, но готику зря ругают в депрессивности. Нет, эта культура не менее оптимистична, чем иные, быть может даже оптимистичнее. Среди готов мало людей, которым нужна психологическая помощь, потому что их защита от тревоги уникальна и не сдает сбоев. Звучит очень странно, не спорю. Со стороны это выглядит через чур пугающим и странным, но если мы вспомним, что есть очень похожая на готику своими религиозными традициями культура Мексики, Индии… Да, гот – это человек незрелый, и избравший инфантилизм как способ жить, это неоспоримо. Я, впрочем, готов себе возразить: целью терапии является как раз не избегание тревоги, а осознание ее, научение жить с тревогой как способом ценить каждый миг. Ведь осознавая конечность бытия, можно двояко реагировать, можно и впадать в уныние, а можно ценить каждую возможность быть счастливым здесь и сейчас.
Эзотерика. Противоположное и схожее с готикой средство отрицания смерти. Сюда можно отнести невероятно большое количество культов: мистику, традиции восточных практик, алхимию и многое другое. Схожесть понятная, она в персонификации смерти. Отличие же в средстве – готы смиренно принимают конечность бытия, и кроме поклонения никак не контактирует с «божеством»; эзотерика же ставит цель встать «выше» своей персонифицированной тревоги и получит еще к тому же и выгоды. Мистическими практиками, шаманизмом «заставит» те силы, что пугали, служить себе. Мы не будем касаться того, как смотрит на это традиционные религии, они же конечно осуждают эгоистические виды взаимодействия с «высшими силами». Но это касается больше этики, которую мы здесь не рассматриваем. Да, в ракурсе обсуждаемой темы, эзотерики тоже избрали инфантилизм как способ проживания жизни, они «пугают бабайку». В крайнем своем проявлении эзотерика в черной магии являет собой в высший степени прагматизм персонификации смерти. Здесь мифическая персона Сатаны и является экстериоризацией тревоги, то есть превращения внутренних психический действий во внешние. Некий всеобъемлющий страх вдруг стал конкретным локализованном в одном существе, ростом не выше человека и таким же как и сам человек. Конечно, это существо не утратило из-за этого огромной силы, но бояться можно уже кого-то. Более того с кем-то можно и договориться, а повезет и обвести вокруг пальца, а если и постараться, то и подчинить.
Вы думаете, я это всё осуждаю? Отнюдь. Мне думается без этого культура, как литература, так изобразительное искусство, была бы лишена своей выразительности. Я подозреваю, что она черпала всегда вдохновение в истоках субкультур, не боящихся касаться тем смерти. Ведь что такое литература в своем художественном проявление, и какая миссия у писателя? Это способ описания чувственного опыта человека, где самыми ярким переживанием является тревога. Миссия писателя – это умение «вырвать» читателя из повседневности, сказать о тех вещах, которые проходят мимо, в сутолоке быта: о мгновеньях бытия, которые невозвратны и неповторимы, о красоте мира, которая быстротечна в своем увядании. Писатель имеет право быть и жесток в своем пугающим языке, касаясь грани смерти, во имя того, чтобы возвысить ценность жизни…
26.04.14
Вот такое милое эссе про страшного очаровательного бабайку! Будьте открытысм к мудрости ребёнка, ведь сказано же "Устами младенца глаголет Истина"!
Я вам, мои хорошие и добрые друзья, желаю быть по-детски счастливыми и каждый день радоваться, и улыбаться. Помните, улыбка признак осознанности!