Алексей СЛАПОВСКИЙ
Предисловие.
Эпидемия есть воплощенная метафора на тему «человек предполагает, а судьба располагает». Недаром — Бокаччо, Камю, а в наше время сотни фильмов.
Но есть и другие метафорические ситуации, отражающие похожую тему.
Автомобильная пробка, например. Или, еще лучше, авария. То есть не лучше, хуже, особенно такая, в которой оказываются иногда десятки машин, с разгона врезавшихся друг в друга. Лучше — в смысле художественных возможностей, жестоко лучше, как в искусстве и бывает.
Представьте: люди куда-то ехали по делу, по семейным обстоятельствам, по любви, спешили, строили планы, рассчитывали время — и нате вам. Все изменилось, перестроилось, сломалось, с этой минуты ты будешь жить иначе. И то, если повезло, если будешь вообще жить.
Я придумал фильм, он так и называется, «Авария». Состоит из новелл. 8, 10 или 12, там видно будет. Каждая по 10 минут. Истории о том, что было с участниками аварии до нее, и что будет после.
Но мне этого мало, хочу с вами поиграть, повеселить во время карантина.
Недаром же и Бокаччо писал смеясь, а не плача.
Игра простая: я рассказываю историю персонажа до момента аварии, зная, чем все кончится, но финал отрезаю и предлагаю вам придумать свой вариант. А потом даю свой. Возможно, он окажется хуже некоторых, но я буду честным, выложу именно существующий текст, без учета ваших.
Итак, начнем.
Да, и у каждой истории будет свой девиз или слоган. У этой:
«НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ, ДА НЕСЧАСТЬЕ ПОМОГЛО»
Приятного просмотра.
На Егора навалилось все сразу — и очередной вариант оформления сайта заказчик не принял, сам черт не поймет, что ему надо, и за квартиру сегодня платить, а денег нет, и машина вот-вот сдохнет, и пломба неделю назад вылетела, и Настя ушла, обидев на прощанье, сказав:
— Ты — ходячая неудача!
Это было несправедливо уже потому, что Егор в этот момент лежал — отсыпался после ночной работы. Он вскочил, протирая кулаками глаза, хотел что-то сказать, но дверь уже хлопнула.
Егор вышел на балкон и увидел, как отъезжает такси.
— Ну и хорошо, — сказал он с удовлетворением окончательного отчаявшегося человека.
Дескать, что ж, судьба, ладно, добивай меня.
Пошел на кухню, искал кофе. Кофе не было. Ни молотого, ни растворимого, ни в зернах. Но ведь оставалось вчера немного вот в этой банке, он помнит. Егор, хотя уже открывал банку, еще раз открыл и посмотрел. По-прежнему пусто. Должно быть, Настя злорадно допила остатки.
А чай? Есть чай?
Чай оказался только ромашковый.
Егор залил желтоватый пакетик кипятком, добавил в кружку холодной воды прямо из—под крана, чтобы не ждать, пока остынет, очень уж пересохло во рту после мутного и тревожного сна. Чревато диареей, но пусть, подумал Егор, пусть до кучи будет и диарея, и заворот кишок, и больница, и реанимация. В реанимации лежи себе без сознания, и взятки с тебя гладки — уважительный повод не работать, не платить долгов и вообще не жить.
Он отхлебнул из кружки и чуть не взвыл от боли — резко заныл испорченный зуб, не защищенный пломбой. Давно пора ее поставить, но сначала нужно решить первоочередную проблему: добыть денег. Он уже дважды задерживал оплату, и хозяйка пригрозила: еще хотя бы день просрочки, и до свидания!
Егор начал обзванивать друзей.
Первым был бывший однокурсник Паша, успешный сын успешного отца, человек с деньгами, но и с совестью, он не раз выручал друга.
— Привет, Паш, слушай… — сказал Егор веселым голосом.
— Нет, — ответил Паша.
— Что нет?
— Денег не дам!
— Кризис? — посочувствовал Егор, по доброте своей подкидывая подсказку — чтобы совестливая душа Паши не мучилась.
— Нет, просто не дам. Ты мне прошлый долг не вернул. А у меня правило — пока прежний долг не возвращают, еще раз не давать.
— Я разе не вернул? — удивился Егор.
Он удивился всерьез, он не притворялся, будто не помнит, он и в самом деле забыл. Когда такое количество косяков и неприятностей, поневоле собьешься со счета.
Егор сделал еще несколько безнадежных звонков, зная, что никто не даст, у многих те же проблемы. Но все же звонил — и чтобы доказать себе, что старается, пытается решить вопрос, и оттягивал время, он ведь уже понял, кому позвонит напоследок. Нет, не маме, маме он не позвонит никогда, даже если будет умирать с голоду.
Никогда он не даст ей повода воскликнуть с торжествующей горечью победившей правоты:
«А я тебя предупреждала!»
Он позвонит Кире, бывшей подруге, они с ней славно прожили полгода и жили бы дальше, если бы не эпизод с Настей, которого Кира ему не простила. Звонить ей и просить денег — крайняя степень унижения, но, видимо, именно оно, унижение, требовалось сейчас Егору, чтобы почувствовать себя бесповоротно раздавленным. Однако был тут и расчет вполне трезвый, даже, пожалуй, подловатый, но Егор убедил себя, что он теперь имеет право на подловатость. Расчет такой: Кире понравится услышать Егора просящим, взывающим о помощи, она почувствует себя отомщенной. Другая бы в такой ситуации примитивно отказала, но у Киры натура переливчатая, непростая, ей может показаться аппетитным сделать Егора своим должником, вернуть хотя бы этим свою власть над ним.
И он позвонил ей.
Кира ответила деловито и нетерпеливо, как сотруднику, причем сотруднику младшему по рангу, подчиненному.
— Привет, чем обязана?
— Понимаешь, мы расстались с Настей… — взялся было объяснять Егор.
— Не волнует, чего звонишь, озвучивай!
— Ты не поверишь…
— Уже верю, мне некогда, Егор, или говори, или…
— Денег… Немного.
— Сколько?
— Понимаешь, за квартиру…
— Блин, сколько?!
— Да тридцать всего.
— Ладно.
— Лучше сорок.
— Хорошо, приезжай.
— А скинуть на карту? По номеру телефона? Нет, я бы приехал, тем более что давно не видел, соскучился, но хозяйка скоро явится…
— Скинуть не могу, на карте почти ничего. Осталась пятерка, но тебе же мало?
— Маловато.
— Тогда приезжай, наличные у меня есть.
— В офис?
— Я дома. Но ровно в семь уезжаю. Надолго и далеко.
— В семь? А сейчас сколько?
— Хорошо живешь, времени не знаешь. Половина шестого.
— Все, еду!
Егор быстро собрался, вышел. В лифте смотрел на себя в зеркало.
Побриться бы надо, волосы помыть, вид, прямо скажем, не товарный.
Может, Кира позвала потому, что хочет оживить отношения? Не верится, чтобы у нее не было денег на счету, на карте. Но, возможно, тут другое — желание увидеть обнищавшего Егора и насладиться этим. Кто их, женщин, поймет, а уж Киру с ее загадочным характером точно не понимает никто, в том числе она сама.
Егор выскочил из подъезда, побежал к своей «дэу-бэу», как он сам называл свою машину, относясь к ней с ласковой пренебрежительностью, как к некрасивой, но верной и привычной жене. Какая бы ни была, а пока ездит, везет, и это главное.
Машина оказалась загорожена чьим-то джипом-«лексусом». Егор беспомощно озирался, смотрел на окна домов, словно надеясь высмотреть там наглого владельца.
Громко закричал:
— Эй, чья машина? Чей «лексус», выехать дайте!
Тишина.
Егор походил около величественно молчавшего черного джипа.
Показалось, что джип молчит не только величественно, но и презрительно. Вроде того — ну? И что ты мне сделаешь?
И Егор разозлился, и сделал. Сначала ударил ногой по колесу. Потом плюнул перед капотом джипа, показывая этим, что тоже презирает его. А потом в отчаянии ударил по капоту кулаком.
Взвыла сигнализация. Через минуту выскочил владелец. Мужчина громоздкий, под стать своей машине, но с нездоровой одышкой и с пятнами пота на футболке, обтягивающей его подмышки, вернее, наползшие на них с боков груди кормящей матери, причем кормящей тройню.
— Чё эт такое тут? — заорал он. — Кто тут эт самое?!
— Я тут эт самое. Выехать дайте, — холодно сказал Егор.
— Ты чё машине сделал, я спрашиваю?!
Мужичина осматривал бока и капот машины, ощупывал, гладил, искал повреждения.
— Ничего я не сделал, говорю — выехать дайте!
Мужчина был зол, но не нашел, к чему придраться. Сопя и что-то бормоча, он полез в машину с тем обиженным видом, какой бывает у всякого русского человека, которого уличают в чем-то неправильном — в дурацком поступке, глупых словах или плохо сделанном деле. Крыть нечем, вот мы и обижаемся.
Наконец Егор выехал.
Как назло, густые пробки, на смартфоне видно, что вся Москва расчерчена красными кругами, будто какая-то адская мишень, с редкими желтыми и зелеными пунктирами. Хорошо, что есть небольшой запас времени.
Однако движение было настолько медленным, что через полчаса Егор начал беспокоиться.
Обычно вождение его умиротворяло, — конечно, когда дороги относительно свободные, когда машина в порядке; едешь себе ночью куда-нибудь в дальний супермаркет, музыка негромко играет, и все у тебя хорошо, все в порядке, все впереди.
Но не сейчас.
Егор терпеть не мог придурков, которые рыскают из ряда в ряд, ничего при этом не выгадывая, а тут и сам начал соваться то вправо, то влево, покрикивая в сторону тех, кто не давал перестроиться:
— Мать вашу, идиоты! Куда ты лезешь, урод? Или едь, или стой, дебил, чего ты дергаешься?
В повседневности ему, человеку культурному, не свойственно так выражаться, но в городском нервном машинопотоке все мы становимся грубее самих себе, все отчасти гладиаторы, у которых закон простой: или ты — или тебя.
Если такой трафик сохранится до вечера, трудно будет не только доехать до Киры, но и вернуться, а в девять вечера прибудет хозяйка, она всегда приходит точно в это время — и деньги взять, и проверить, в каком состоянии квартира.
Все раздражало Егора, в том числе песни, музыка и новости, которые передавали по разным волнам, он выключил радио и присоединил телефон, чтобы слушать свое, но и свое показалось неуместным. Такая музыка хорошо слушается в хорошем настроении, а сейчас она напоминает, и даже как бы ехидно напоминает, что хорошее настроение у тебя когда-то было, и этим бесит.
Егор проматывал плейлист, неведомо что ища, тут и произошла та самая авария, о которой потом написали все средства и массовой информации, и личной, то есть блоги.
Случилось так: сквозь пробку пробивалась «скорая помощь», включив и мигалку, и сирену. Ее пропускали, пусть и неохотно, но все равно она двигалась еле-еле — негде было протиснуться. А после тоннеля и поворота был выезд на улицу с центральной служебной полосой, ограниченной сплошными линиями с обеих сторон — для спецтранспорта, для полиции и кортежей государственных персон. И «скорая» ринулась туда, а за ней тут же пристроилось смекалистое такси, а за такси еще кто-то, и еще кто-то, и еще. Все руководствовались простым самооправданием: если другим можно, почему мне нельзя?
Увидел возможность ускориться и Егор, и рванулся туда, развил тут же приличную скорость, продолжая при этом косить глазом в смартфон. Все быстрее и быстрее мчалась машина — хотя она и «дэу-бэу», но сотню дает легко, как молоденькая. И даже кажется, что, чем быстрей она едет, тем легче работается мотору, у него словно открывается второе дыхание.
Дальнейшее было похоже на компьютерную игру, в которой ты лихо гонишь на танке или вездеходе, и вдруг перед тобой возникает неожиданное препятствие, и ты со всей дури в него втыкаешься, летят обломки, вспыхивает пламя, появляется надпись: «YOU LOST!» Только не увидел Егор надписи, он увидел, как пикап, за которым он ехал и до которого было метров пятнадцать, вдруг со страшной скоростью помчался назад, на Егора. На самом деле мчался Егор, а пикап во что-то врезался, да так, что его зад высоко подбросило, под этот зад и въехал, визжа тормозами, бедный «дэу-бэу», и ударился, и посыпалось стекло, Егора бросило перед, но тут же и назад, потому что сзади в него тоже кто-то врезался, и Егор потерял сознание.
— — —
Далее — финал. Дерзайте. Вечером подведу итоги и выложу свой вариант.
И не болейте, родимые. #авария