Часть 1
Сначала было совсем светло, потом чуть посерело, и проявились светлые точки. Вот и Большая медведица, она зачерпнула ночной черноты, да и выплеснула ее в небо, и сразу сделалось темно, но в этой черноте немедля проснулись остальные звезды. Заперемигивались, зашептались, тихо посмеиваясь, будто тысячи, нет, мириады стеклянных колокольчиков вразнобой рассыпали негромкий звон.
Алешка лежала на старом матрасе, расстеленном на крыше дровяной сарайки (деревянная лесенка в три ступеньки), и смотрела широко на эти звезды. Чернота жаркой южной ночи обволакивала ее, обнимала за худенькие плечики, щекотала за пятки. Вдруг луна выкатилась ярким кружком и кокетливо застыла чуть сбоку, как брошь на черной, в дырчатых звездах шляпке модницы. Алешка подумала: «Интересно, а в моих глазах отражаются звезды?»
Да. Звезды отражались золотыми крапинками, и в то же время сияли на небе. Алешка ждала, когда одна из них скатится со своего купола, и тогда можно будет загадать желание.
Вчера они с Сережкой и Игорешкой лазили на чёрную шелковицу, и вдосталь налакомились сладкой ягоды. А завтра полезут на белую. Потому что белая слаще и на вкус, как бархатная. Потом надо будет побегать за черным поросенком, который все старается прокопать дырку под забором в Алешкин огород. И, хотя на короткой шее у поросенка деревянный треугольный ошейник, это вовсе не мешает противному хрюкину забираться куда не надо. Так вот Алешка с пацанами гоняют черного. Он с визгом нарезает круги, возмущаясь, подергивая кудрявым хвостиком. Бабуля называет поросенка террористом и все грозится тете Айше, что когда-нибудь тоже заведет поросенка и пусть он тогда пороет все грядки у соседки,
Алешка прикрывает глаза, а когда открывает, видит падающую звезду, и, порывисто приподнявшись, быстро шепчет:
– Пусть папа вернется. Пусть к нам папа вернется...
Успела. Она счастливая, падает на подушку и с улыбкой смотрит на луну, с которой ей также улыбается девушка с коромыслом. Это ей папа рассказал: «Когда-то давно жила девушка. И не было у нее ни отца, ни матери. Работала на чужих людей, а те ее ничуть не жалели. Вот раз зимней ночью послали девушку за водой на реку. Взяла она коромысло, ведра, да и пошла. А река далеко, прорубь льдом затянуло... – Алешке очень жалко девушку. – Идет она, бедная, по снегу, с ведрами, полными воды, руки ноги у нее закоченели... заплакала девушка, – Алешка шмыгнула носом, – и взмолилась, глядя в небо: «Луна, хоть ты пожалей меня, сироту...»
И луна сжалилась. Забрала девушку к себе. И теперь, в ясную погоду, можно увидеть, если приглядеться, что на луне стоит девушка с коромыслом. И смотрит на землю. И улыбается». А недобрые люди сами теперь ходят в мороз за водой на речку.
Последнюю фразу Алешка придумала сама, папа смеялся и гладил ее по голове, он покусывал нижнюю губу и наклонял голову чуть вбок.
Он вернется, подумала Алешка, засыпая...
Утром она проснулась от шума во дворе. Бабулечка что-то всё говорила быстро. И было непонятно, смеялась она или плакала. Одно только разобрала: «Сынок…», и кубарем слетела с крыши.
– Па-а-а-па!!!!
Отец обернулся, чуть присев, развел широко руки, и она теплым комочкам влетела прямо в круг этих крепких рук. И прижалась к нему, обняв руками и ногами... Бабушка засмеялась, а отец прошептал:
– Аленушка... Алешка моя...
И весь день она хвостиком стлалась за ним. А за ней двумя верными вассалами следовали Серега с Игорёшкой.
И они залезли все вместе на старую белую шелковицу, и отец весело бросался в нее мягкими ягодами. Они гоняли черного поросенка, и потом пошли к речке, и отец запустил по гладкой воде столько блинчиков, сколько ни она, ни пацаны сосчитать не смогли. И когда потом лежали все в траве под персиковым деревом, отец вдруг тихо запел грустную песню про солдата, который служил двадцать пять лет службу ратную, а потом пришел домой в отпуск. И встретила солдата молодая красивая жена. Эх, жена, видать, ты тут без меня весело жила, укорил солдат, вон какая. Не состарилась. А она заплакала, такая, да и говорит:
– Я тебе не жена, я твоя дочь. А жена твоя во сырой земле. Под березою.
Пошел тогда солдат, сел и заплакал... Очень грустная песня.
– Что же они, не могли написать или позвонить?
Отец улыбнулся.
– Не могли...
После обеда сходили на мамину могилку. Бабушка быстро прибрала сухие цветы, повыдергала сорняки. Алешка положила конфету у основания плиты, отец рассыпал розы. Сели на скамеечку, бабушка достала чекушечку беленькой, Алешке выдали пакет яблочного сока.
– Спи, Галя... – он выпил и не закусил.
Бабушка тоже выпила и поморщилась.
– Не любила я ее, покойницу...
– Мама! – строго сказал отец.
И всё. Замолчали...
– ...А жена твоя, вот уж двадцать лет, восырой земле под березою... – тоненько пропела Алешка. – Папа, а кто такой генерал аншефему?
Вечером на крыше сараюшки они лежали с отцом. Бабушка давно набросала огромных, тяжелых перьевых подушек, чтобы Алешка ночью не скатилась ненароком. В этом уютном гнездышке они с отцом и умостились.
Черное небо плакало звездами.
– А ты знаешь, что если загадать желание, пока звезда падает, то оно обязательно сбудется?
– Да, а я вчера загадала, чтобы ты вернулся. И ты вернулся... А если загадать, чтобы мама вернулась?
Отец помолчал, только обнял ее крепко. Так, что перехватило дыхание, и Алешка зажмурила глаза.
Ее разбудил негромкий говорок бабули:
– Цыпа-цыпа... ну, бегите сюда, ненасытные… да не суетитесь вы... куда ты лезешь, бестолковая… – бабушка всегда с ними разговаривает.
– Бабуля, зачем ты им говоришь, они же не понимают, – спросила однажды Алешка.
– Всё они понимают! – сердито отозвалась бабушка. – Куда пошла! – крикнула она рыжей несушке, которая норовила просочиться в палисадник. Курица замерла на месте и неспешно пошла вдоль заборчика, будто и не хотела никуда прокрасться, и никакие грядки её не интересуют.
Алешка открыла глаза. Солнце выглядывало из-за крыши дома, значит, ещё очень рано.
– Пап?
Продолжение следует