После работы Александра зашла домой, чтобы забрать оставшиеся вещи. Мать сидела у окна, распуская старые носки.
- Здравствуйте, мама! – поздоровалась Александра. – Как вы тут?
В комнату заскочила Варька.
- А ты как? Как в чужом доме живется?
- Да погоди ты, - остановила ее мать. – Она не в чужом, а в доме мужа. Живется! Да она только переночевала там. А ты, дочка, не слушай ее, - обратилась она к Саньке. – Матрена хорошая женщина, она тебя не обидит. Главное – ты ее уважай, она ить мать твоему мужу-то!
- Ладно, мам! Я пришла забрать кое-что из вещей.
- Бери, – мать помолчала. – А мне без тебя трудновато. Полька, конечно, робить по дому все, что надо, дак ей же скоро опять рожать. А Варька, та все наряды собе шьеть да с подружками гуляеть. Ну да пускай гуляеть, придеть и ее время.
- Я ей скажу, чтоб она помогала.
- Ты гляди, помогай свекрови-то.
- Конечно, мама. Только она не пускает меня к хозяйству, говорит, что у нее мужики есть.
- Да, а вот моих мужиков нету, ни сыночка моего, Андрюши, ни мужа. Осталися только бабы одни. Да внучок Коленька.
- Что ж поделать, мама, так случилось. Ну я пойду.
- Иди, поклон передавай Матрене.
Александра пришла, когда уже Федор был дома. Александра сказала, что заходила к матери, вещи забрала. Свекровь собиралась доить корову. Александра вышла с ней.
- Мама, давайте я подою. Я дома всегда это делала.
Матрена отдала ей подойник. Невестка ей нравилась. Она слыла в селе труженицей, с которой сравняться могли немногие. К тому же она выполняла мужскую работу – быть трактористкой дело нелегкое. А она наравне с мужиком и пашет, и сеет, и жнет. Хорошая девка! Да и в доме у них всегда порядок. Мать слывет на селе чистюлей. Правда, старшая, Полька, что-то не в них уродилась: в колхозе работать не хочет, детей прижила неизвестно от кого. Мальчонку матери оставила совсем маленького, теперь вот снова приехала с пузом. Небось, опять матери кинет...
- Что Польке, скоро родить? – спросила она у невестки.
- К новому году или к Рождеству.
- А потом куда? Опять на заработки?
- Нет, собирается оставаться в селе.
- Ну дай Бог!
Они вернулись в дом, собрали ужин. После Александра взялась мыть посуду, а Матрена села сучить нитки. Скоро зима, надо всем вывязать носки, рукавицы. Федор внес тыкву, разбил ее, вынул семечки, разложил на припечке сушить. Младший брат его сидел у лампы за столом читал книжку.
- Что, сынок, - обратилась Матрена к Федору, - семечек захотел?
И, повернувшись к невестке, сказала:
- Любит Федя эти семечки, больше, чем подсолнуховые. Когда был на фронте, я ему столько насушила, все молила, чтоб вернулся.- Она всхлипнула, вытерла глаза.- А вот Иван мой, отец ихний, уже не вернется.
Федор позвал Александру в их комнату. Едва они вошли туда, он обнял жену, стал целовать. Александра попыталась остановить его, говорила, что мать не спит, да и брат еще не лег, но Федор был настойчив. Александра еле уговорила его подождать, пока все улягутся.
- Надо строить свой дом, - проговорил Федор. – Скоро кончится война, сразу построим, большой, просторный.
-Зачем нам большой? – улыбаясь, спросила Александра.
- А если женится наш сын, где он будет любиться с женой? Вот так, как мы, будет ждать, пока мы уснем?
- Когда еще будет сын! А если будет дочка?
- Второй все равно будет сын! – уверенно сказал Федор.
Александра молчала. Как сказать ему, что она ждет ребенка? И ребенка не его.
Утром Александра снова была в конторе, ожидая разнарядки. К ней подошла Варька, нарядная, пахнущая духами.
- Ты чего ж не рассказываешь? – громко зашептала она.
- Про что? – спросила Александра.
- Как про что? Все бабы говорят, а я не знаю! Ты в положении?
Александра оглянулась. Женщины ждали бригадиршу, не обращая внимания на сестер.
- А Федька знает? – шептала Варька? – И как он? Что говорит?
- Уж больно ты любопытная! – ответила Санька, пытаясь отойти от сестры.
- Ну вот! Все знают, а мне не положено, что ли? – обиженно сказала она. – И мамка не знает, а то бы сказала уже.
- Ладно тебе, я еще сама не знаю точно.
- А скажешь? – не унималась Варька.
-Скажу, - ответила Александра, - желая побыстрее отвязаться от любопытной сестры. Скоро Варька уже стрекотала на пишущей машинке. Около не толкались мальчишки, пришедшие тоже работать.
Ну вот, в селе уже говорят. Значит, скоро и до Федора дойдет. Александра вздохнула. А что же она хотела? Это не скроешь. Рассказать правду ему? Или не надо?
Бригадирша вошла, быстро распределила работу, посетовала на то, что некому готовить зерно для посевной, ушла к столу председателя.
Женщины разошлись по назначенным местам. Александра с другими пошла на ферму. Доярки уже закончили утреннюю дойку, готовили молоко к отправке. Кто-то еще пил из своей кружки, кто-то от дыхал, сидя на соломе в углу коровника.
Дояркам жилось чуть лучше, чем остальным. Хотя их труд нельзя было назвать легким, но каждая из них могла выпить кружку молока после каждой дойки. У всех с собой была кружка, почти все приносили с собой кусок хлеба, и завтрак был обеспечен. Правда, с собой нельзя было унести ни капли – за расхищение социалистической собственности грозил срок и немалый. И пример в селе был: в сорок третьем, когда Кубань уже освободили, на посевной Нюрка Сиденко положила в карман две горсти кукурузы, чтобы дома растереть ее в ступке и сварить детям жидкую кукурузную кашу. Но нашелся кто-то – так в селе и не узнали, кто – и встретили Нюрку у калитки милиционеры. Обыскали и нашли те две горсти. Председатель попытался спасти женщину, но ему пригрозили, что и он пойдет за укрывательство расхитителя, а то и за пособничество, и ему пришлось оставить все как есть. Детей взяла мать Нюрки, а ее посадили на пять лет.
Александра отработала день, как всегда – она не умела работать вполсилы. И вечером, уходя вместе со всеми домой, она решила, что сегодня расскажет мужу о своей беременности.