Темнота. Откроешь глаза и ничего, кроме тьмы не видно. Такое ощущение, что каждая частица, каждая молекула воздуха раскрашена чёрной краской. Слева, совсем рядом, слышен стук сердца. Он звучит по-другому, не так как у других, какой-то родной звук. Рука движется сквозь непроницаемую темень, пальцы упираются в чужое: нагое…острое…угловатое, но…. надёжное. Голова непроизвольно тянется и ложится на прохладную кожу плеча. Мужчина. От него исходит едва уловимый запах, в котором переплетаются ароматы табака, одеколона и пота. Любимый. Непередаваемое ощущение разливается внутри: уютно, спокойно и комфортно. Я слегка поднимаю голову и хочу посмотреть ему в глаза, но ничего кроме мрака не вижу. Я пытаюсь дотянуться рукой до его лица, тяну пальцы всё выше и выше, но не могу …не получается. Где же? Какой кошмар….
Света вскрикнула и проснулась. Несколько секунда она сидела в оцепенении и пыталась вспомнить приснившийся сон, но никаких образов и красок не возникало. «Приснится же ерунда какая-то», - прошептала женщина и снова легла. Но даже дремота не одолевала. Зато мысли поплыли в голове нескончаемым потоком. «Овец что ли посчитать?» Но упрямые животные встали в кучу и не сдвинулись с места.
Женщина повернула голову и увидела мигающую точку, словно мерцал крохотный светлячок. Но это сверкало беззвучное сообщение, которое отправил Андрей еще в 23.30: «Могу завтра встретиться, чтобы забрать блокнот». На часах 2 часа ночи, отвечать уже поздно, можно с утра договориться.
После обеда Никитин и Соколова сидели за столиком в небольшой придорожной кафешке и обсуждали выздоровление Любы. Серая унылая скатерть, пыльные искусственные цветы и неприветливый обслуживающий персонал не располагали к беззаботной беседе, в которой можно общаться нескончаемо долго. Но даже этих 30 минут Светлане хватило, чтобы заметить осунувшийся внешний вид Андрея, задумчивый взгляд и некоторую отстранённость.
- Я завтра к вашей маме поеду. Сегодня уже не получится.
- Ничего страшного. Её перевели в общую палату. Восстановление идёт полным ходом.
Они наскоро перекусили и разъехались по сторонам. Светлана вела машину и мысленно ругала себя: «Дура. Ну, кто тебе понравился? Он же ещё ребёнок. Разница в 12 лет. Это же пропасть. Огромная. Я ему как женщина не интересна, это даже ежу понятно. Вот ведь вляпалась. Так, хватит истерить. Надо сопротивляться. Между нами ничего нет и быть не может. Он сын моей лучшей подруги!»
Но странное и непонятное творилось в груди. Этого чувства Соколова не ощущала очень давно, много лет. Оно тихонько закралось в самую глубину сердца, откуда его так трудно достать. Разум пытался доказать свою правоту, но чувство продолжало жить. Оно смеялось над разумом: «А что ты можешь сделать? Я - любовь. А ты – холодный расчёт. Давай посмотрим, кто выиграет?» И вот тут человека разрывает на тысячу осколков: мозгами он понимает всё, а сделать не может ничего.
«Как давно я никого не любила. Я снова жива», - подумала женщина и свернула на просёлочную дорогу, чтобы поскорее оказаться дома, закрыться в своей комнате, где никто не увидит растерянного, но счастливого состояния.
Никитин не думал о Светлане, его мучили долги: как заплатить за квартиру, сколько уйдёт на реабилитацию матери, как дальше жить. Он никого не любил и влюбляться не собирался.
Автор: Ольга Айзенберг