Вероника, по обыкновению, сделала заказ на восемьсот двадцать девять рублей. По стандарту: салат с двойной порцией королевских креветок, базиликом, помидорами черри, сливочным сыром и орехово-имбирным соусом. Чай с лимоном и сахаром. Слойка со взбитыми сливками. По обыкновению она заняла столик возле окна с обзорным видом на мост и переполненную автостраду.
Вероника любила заглядывать в «Кофейную гущу» по воскресеньям. В преддверии новой рабочей недели. Да и дел на вечер у нее больше не оставалось — она успела сделать их до обеда. Какая она молодчина.
- Ваш салат. - Официант принялся ставить большую белую тарелку возле Вероники, начавшей быстро перекладывать айфон на колени, чтобы освободить место.
Обычно Вероника открывает окно и кладет на раму пережеванные кусочки креветок. Прикорм для птиц. Но теперь она подумала, что всех птиц снесло ветром.
Погода была и правда пасмурная, с преддверием дождя и грозы. Вероника понимала, что домой попадет нескоро, и заказала порцию суши с креветкой.
Спешить некуда, почему бы не подкрасить губы, — решила Вероника и вытащила из сумочки карманное зеркало и прозрачный блеск от «Лайм Крайм».
Мягкая кисточка прошлась по губам, и в зеркале засверкала новая Ника. Именно та, которую она так сильно любила.
Потом она убрала зеркальце, и, подперев рукой подбородок, стала молча глядеть в окно.
- Ваши суши, — внезапно, не успев размечтаться, Веронике уже поставили тарелку возле огромной тарелки с салатом.
Хруст листьев Айсберг. Вкус нежнейшего сливочного сыра холодил горло. Запах оливкового масла и морепродуктов заполнял «Кофейную гущу».
Быстро расправившись с салатом, Вероника распечатала японские палочки и захватила с обеих сторон прямоугольную сушу.
Не тут-то было. Сперва, ей лишь показалось, но протерев глаза, Вероника отчетливо увидела нечто склизкое, коричневого цвета, подающее все признаки жизни. Когда она приблизила лицо, то разглядела мохнатенькие ножки, размазывающие жидкость прямо по тарелке.
Она достала очки и отдалила лицо от тарелки, поочередно прищуривая глаза. И так и сяк, она наклоняла голову над тарелкой. Слева, справа, и, она даже привстала над столиком, чтобы рассмотреть паразита с высоты собственного роста.
Еще никогда она не видела насекомых в собственной еде. Еще никогда не получала таких услуг в излюбленном месте. Она никогда бы не поверила, чтоб официант догадался донести тарелку до гостя, не удосужившись бросить в нее взгляд.
Оскорбление и попытку счесть себя наивной дуррой, — вот что чувствовала Вероника.
Она стала перечислять имена тех, кто мог уготовить месть, но так и не нашла за кого зацепиться.
Качественная куртка, висевшая у столика, — верхняя одежда Вероники. Она сняла ее с вешалки и. собираясь уходить с разбитым настроением, простив любимое заведение, на последней секунде остановилась и потребовала книгу жалоб.
Нет! Пока это насекомое обитает в тарелке с ее едой, необходимо требовать компенсации.
Через несколько минут книга была возвращена официанту. Вероника сказала: Всего хорошего.
Приехав домой гораздо позднее обычного, Вероника залезла на сайт «Кофейной гущи» , откуда перешла в документацию и разузнала имя директора. А потом случилось то, что потрясло ее еще сильнее, чем инцидент с тараканом.
Простой карандаш выскользнул из рук и дважды ударился о ламинат. Все, что помнит Вероника, — слово «неужели», произнесенное много раз подряд.
То, что она осознала, пробрало до дрожи в коленях. Ее злоба, вперемешку с истеричным смехом.
Муть и слова, напрашивающиеся в мозгу, они были такие грубые, чтобы произнести вслух.
- Рома? Эта сволочь, он директор «Кофейной гущи».
Эта тварь еще со школьных лет меня бесит. Какой уродец. Был прыщавым и худосочным как куриная косточка. А эти тупые узкие зенки. Вечно за очками щурились как у китайца. А когда он волосы в девятом классе выкрасил в белый. Ах, как его гнобили, по-всякому. Кем он только не был: и педерастом, и гомиком, и глиномесом, и сквозным. Как же мы тогда всей гурьбой над ним глумились, когда он пришел в футболке наизнанку. А когда пролил кофе на свои белые брюки.
«Ты обосрался, Ромик! Ромик обосрался, поглядите-ка!»
Вероника закатывалась в смехе, вспоминая лихие годы. Вспоминая того жалкого школьника, занявшего статус директора её любимого кафе.
И это место, куда я ходила целых два года?! И вот тут-то сразу все всплыло.
Сразу вверх всё дерьмо пошло. Ромка всплыл на поверхность. Потому что он и есть дерьмо от рождения. Уха-ха! Ну, я ему задам, скотине такой! Ну, я ему плюну прямо в лицо! Оторву его золотые яички!
Утром, набирая номер, Вероника представляла то, как будет себя вести Рома. Как будет учтиво говорить, что вышло недоразумение по вине кофейни, как будет открещиваться от того, что является владельцем и директором этой злосчастной «Гущи».
Образ прорисовывался в голове, пока она пересекала мостовые в троллейбусе, мчась к прыщавому однокласснику Ромке. Она представляла прищуренные зенки, закатывающиеся на каждое ее замечание, на каждую ее жалобу. Как она говорит, сквозь смех, что он таким и остался. Таким же глупым и неаккуратным. Прыщавым и безалаберным. Она говорит, что он стал еще хуже, чем был.
Вероника колошматила его папкой с документами по голове. Очки его слетели и упали под ноги. Не растерявшись, Вероника начинает давить их каблуками, что есть сил. Прыгает и скачет по ним, как по мерзким, заразным тараканам и приговаривает: «Сволочь паршивая, в твоё кафе я даже срать не приду!»
В мозг Вероники вдарило живодёрское бешенство. Казалось, в ней скопилось столько злости, что сил не хватит на настоящего Рому, — весь запал потратила она в своём воображении. И все же, представления о мести не давали покоя. Вероника хлестала его по лицу, расцарапывая щеки длинными острыми ногтями. Ловкими ударами она превращала его кожу в кровавые тряпки. Глаз уже не было видно, потому что лицо стало напоминать надувную подушку. Подушку, которую так отчаянно мутузила разъяренная Вероника.
Ей представлялось, будто Рома пал к её ногам и стал вымаливать прощение. Голос дрожал. Его язык, он разорвался пополам. Кровь хлестала ручьем, пачкая рукава Вероники. Теперь её одежда хранит отпечатки грубого насилия. Но она тешит себя мыслью, что он привык к насилию ещё со школы.
«Он и не такое вытерпит», — ухмыльнулась Вероника, но не успела оглянуться, как подъехала к остановке. Она пулей выскочила из троллейбуса, подвернув ногу. Но даже дикая резкая боль в щиколотке не сломила напористости и не дала сбавить скорость.
Ногу ломило вдоль и поперек, но Вероника просто обязана дойти до места встречи со своим жалким одноклассником, чтобы воплотить задуманное. Пальцы больной ноги онемели и наэлектризовались. Это ни капли не тормозило движения Вероники. Скорее, наоборот, она считала, чем меньше внимания обращать на боль, тем сильнее и выносливее характер и жажда отомстить. Вероника достала из сумочки телефон, чтобы набрать этого дебильного Рому. Она насчитала шесть длинных гудков и, не выдержав, бросила трубку. Глаза наполнялись кровью от злости. Вероника прокручивала образ вонючего таракана в своей тарелке, как медленно он расползался и тащил за собой смрадную жижу. Минута за минутой, она решается скорее прикончить этого квёлого однокашника-мудака и отправиться по своим делам.
Вдруг телефон зазвонил. Это был он. Ее мутный одноклассник-неудачник. Ромка-дебил с выкрашенными мочалистыми волосами.
В телефоне голос звучал абсолютно незнакомо. Как будто она слышала его впервые. Вероника сказала, что уже давно стоит возле входа в «Гущу».
«Возле этого слизняцкого притона», - хотела добавить она.
Через пару минут к входу подъехал синий Ренж Ровер. Она увидела как Ромка выходит из автомобиля с равнодушным видом.
До одури знакомые черты лица. Это он.
- Простите за опоздание. - Первая фраза, слетевшая с его губ.
Фраза, которой Веронике было достаточно. Достаточно чтобы узнать его. Того самого Ромку-неудачника. Того Ромку, с волосами, напоминающими гнилую мочалку. Ромку с торчащей соплёй из носа. Ромку, с проколотой губой при помощи булавки.
По мере его приближения она прокрутила те самые школьные годы. Все его образы, восставшие в голове. Каждый Ромкин казус, каждый схваченный пинок от девчонок. Каждую секунду глумления. И теперь она стоит перед ним. Как двадцать лет назад. А он перед ней. Ей абсолютно плевать, увидел ли он ту Веронику или давно забыл как страшный сон. А если забыл, то так намного лучше, — подумала Вероника.
«Да, так гораздо, гораздо лучше», — внушала себе она.
Ромка. Роман. Она растерялась и забыла его отчество. Какая теперь разница.
То, насколько он превзошел все ожидания Вероники, унижало ее и притягивало одновременно. На подсознательном уровне она уже снимала свой лифчик. И не важно помнит он кто такая Вероника из восьмого Б. И не важно сколько раз она отвешивала ему подзатыльник.
«Мы были такими маленькими и глупыми»,— успокаивалась она.
Рома нахмурил брови, и все, что хотелось теперь Веронике — поскорее уйти или упасть на колени, чтобы отсосать его причендал. Просто так. Просто потому что он Ромка. Не тот прыщавый и зажмуристый однокашник с засохшими слюнями в уголках губ. Уже не тот Ромка, что ест свои сопли. Он стоял напротив Вероники. А ей было плевать, если он вспоминает ее лицо. Ей было плевать, что это Ромка с высветленными пергидролевыми волосами, которые сейчас божественно идеальны. Ромка в костюме за тысячу баксов. В черном костюме, мать его. Стоит и держит в руке с золотыми часами свой сраный эполовский планшет и что-то говорит. Он что-то спрашивает, а в голове у Вероники шторм.
Все, что она успела запомнить — стремительно приближающееся лицо Ромки. Они коснулись друг друга губами. Поцелуй был долгим и нежным. Такие поцелуи бывают лишь после долгой разлуки с любимым. Острые ногти Вероники залезли под его пиджак и схватились за кожаный ремень. Она подтащила его к себе и стала целовать в гладкое лицо. Лицо одноклассника Ромки, которое, когда-то, горело от прыщей и угрей. Лицо, с которого свисали сопли и слюни с остатками кабачковой икры из столовой. Лицо, которое было грушей для битья. Теперь это идеальная внешность — ухоженная и дерзкая. Она ощущала аромат духов. «Килиан» или «Диор», — ей плевать. Она ощутила вкусный, дорогой запах. Запах Ромки-одноклассника.
Он гладил ее грудь. Он целовал ее шею. Он шептал ей на ухо. Ей казалось все облачным, словно она сейчас в сказке.
Веронике было все равно, что их с ног до головы окатило дождем. Веронике было все равно, что она пропустила из виду самую красивую радугу.
Ее тело в объятиях Ромки-одноклассника. Ромки-директора. Ромки-Бога.
Проснувшись утром в его постели, она глянула в зеркало на свое обнаженное тело. Сзади подошел Ромка и обнял.
- Ром, вчера я забыла сказать...
-Ты самая красивая. — Шепнул он ей на ухо.
Вероника погладила эти мягкие белые волосы. Наша Вероника, она дотронулась указательным пальцем до его губ и сказала:
- У тебя такое отличное кафе!
