Анне давно казалось, что с миром что-то не так.
Она просыпалась каждое утро в одной и той же постели на одних и тех же серых простынях. Цвет нравился её матери. «Чем меньше восторга от прекрасного, тем лучше» - повторяла дочери эта умудрённая жизнью женщина. «Насмотришься на эти вышивки цветные да гравировки, так на жизнь потом смотреть тошно будет.»
Анна как-то вплела в волосы свои цветы – матушка вырвала их да бросила в компостную яму.
Дом Анны и матери её вечно был полон гостей, только были они такие же серые, как их злополучные простыни. И тем для разговоров, кажется, хватало, и профессии у людей этих были разные, да один сменял другого, а бедная девушка никак не могла одно лицо от другого отличить. Сын профессора Айдашкина, Юрий, единственный, может быть, кто вызывал у неё интерес. Они переглядывались, бросали друг другу робкие взгляды, от которых Анне становилось светлей. В Юрие, кажется, тоже было что-то большее, чем серость. Она каждый раз ждала прихода его с отцом и, хоть они не могли высказаться друг другу, потому что никогда не бывали наедине, встречи эти приносили Анне радость. На безрыбье и рак рыба, в тишине молчания и взгляд – уже разговор.
Однажды, однако, профессор пришёл один – без сына. Никто не объяснил Анне его отсутствия, а стоило ей упомянуть Юрия за обеденным столом, как лицо Айдашкина побагровело. Матушка тут же умело сменила тему.
- Рыбки жаренной вам ещё положить, друг мой?
Профессор кивнул и принялся поглощать новую порцию кушанья, но вид угрюмый не снимал с себя до конца вечера.
- Анна, милая моя – обратилась к дочери Катерина после обеда, - не упоминай при профессоре имя его сына.
- Отчего же?
- Представляешь – в голосе матери Анна сразу же различила нотки усмешки – податься он решил в художники. Сказал отцу, что не желает больше изучать бухгалтерское дело и сбежал с какой-то группой актеров.
Смутные чувства, которые девушка никак не могла понять, охватили её.
- А кто такие актёры, мама?
- Тьфу, не думай о них даже. Бездельники – вот кто такие актёры.
Девушка попыталась найти упоминания об этих странных людях в книгах домашней библиотеки, но ничего, конечно, не нашла; в них были только рекомендации по мытью полов да рецепты овощных салатов.
Зима в стране Анны длилась бесконечно. Тусклое небо, дальний, туманный горизонт, затянутый тучами, пустые поля и овраги – вот пейзаж, открывавшийся взору девушки каждый раз, когда она выглядывала из окна или решалась выйти из дома. Весна приносила лишь грязь и как-то сразу переходила в осень. Листья опадали, не успев и позеленеть.
«Сбежать,» - начала думать Анна, - «Что это значит вообще?». В деревне её никто никогда никуда не сбегал. Айдашкин, например, ходить-то не мог без отдышки, о беге и говорить не стоило. Матушка её бегала иногда только за котом, укравшем куриную ножку – да и только. С ножкой или без ножки – всегда возвращалась. Юрий же куда-то убежал – навсегда.
Так и продолжали жить – с серыми простынями, полями и умами, пока матушке не пришло письмо из другого города. Умер троюродный дядя её покойного супруга. На похороны не успевали – решено было ехать на поминки.
- От меня не отходи. – приговаривала Катерина дочери, пока они собирали вещи. – С незнакомыми людьми не разговаривай. От меня – не отходи.
Страха к миру Анне хватало – ей его прививали с детства. Юный возраст, однако, давал о себе знать, и что-то в девушке противилось этому страху.
Первые два дня путешествия не отличались интересными событиями, день третий же принёс их в странный город, охваченный весельем. Матушка, по поводу траура вся облаченная в черное, веселью этому возмутилась. Прямо на перроне группа актеров устраивала какое-то представление, попутно раздавая зрителям сладости и гостинцы.
- Глупость какая, - плюнула Катерина. – пойду узнаю, сколько нам в балагане этом ещё стоять – да вышла из купе.
Анна же уставилась на это представление, зачарованная. Впервые видела она такие яркие наряды, такой блеск в глазах людей. Встала, не думая, вышла из купе, посмотрела в сторону уходящей матери да сошла с поезда.
Началась с тех пор её актерская, бродячая жизнь, но оказалась она не менее серой, чем простыни родного дома. Людей Анна не любила, веселье их, показавшееся в начале чем-то необыкновенным, стало вскоре раздражать. Лидер их труппы, Александр, чавкал, например, точь-в-точь как ненавистный её Айдашкин. Были в группе, конечно, достойные люди, да с ними девушке было трудно. Василий, главный актер, дал ей как-то почитать какую-то книгу, когда Анна, по глупости, завела с ним разговор.
- Я хочу так же хорошо играть! Как Вы!
- Ох, девочка, тут учиться надо.
- Учиться? Я могу учиться! – гордо парировала девушка.
- Ну, держи, - сказал Василий, доставая с сумки книгу. - Первую главу прочитай – потом обсудим.
Книжка оказалась скучной. Анна уснула, не успев осилить и половину главы.
Один лишь Виктор радовал её взгляд; он сразу стал за ней ухаживать и близости добился очень быстро. На следующий день Анна увидела его в объятьях Кристины – ещё одной актрисы. На том и закончилось.
Через 9 месяцев Анна родила дочку, но та мешала её вольной жизни, а потому сразу же была отправлена обратно к бабушке.
Роли ей давали мелкие да скучные. Анна страшно завидовала Евгении, главной актрисе. Зависть эта распространялась, правда, лишь на минуты её триумфа; бесконечные ночи и часы труда её Анна на замечала – спала.
Стала девушка вскоре скучать по чистым серым простыням да овощным салатам. «Какая же скука эта актерская жизнь! А главное – безделье!» - думала Анна, смотря на блестящие глаза Евгении, сходящей со сцены. «Покривлялась, значит, и ей теперь аплодисменты – за фигуры и смазливое лицо. Тьфу!»
Подкопила Анна денег со своих скудных гонораров и отправилась домой.
Матушка встретила её хмуро и серьезно. Презрительно осмотрела её – вернулась, мол, и отправила на реку стирать бельё.
Вернувшись под вечер, увидела Сашеньку, дочку свою, игравшую на лужайке. Девочка кружилась и смеялась в свете Солнца, в волосы её были вплетены цветы. Анна подошла, сорвала их и бросила в компостную яму.