Помню, наш трудовой десант высадился в крымском посёлке Горностаевка. Спали мы в большом доме со скрипучими полами, трёхэтажном, с большими распашными окнами, пожарной лестницей и жестяной крышей. Мы – это вчерашние школьники, закончившие восьмой класс. Было нас человек пятьдесят, мальчиков и девочек. Шёл 1979-й год.
Трудоотряд был прислан в помощь местному колхозу для уборки белого винограда сорта «Воловий глаз». Вся наша компания состоял исключительно из москвичей.
В комнатах мы жили по шестеро. Со мной жили двое братьев близнецов по фамилии Седых, Витя и Андрюша, двое одноклассников Коля и Анатолий, мальчик из моего района, то есть, земляк, по прозвищу Дима Копилка, ну и я.
Каждое утро нас возили на виноградник для убора урожая. Оттуда мы привозили целые мешки белого винограда, который жадно ели у себя в комнатах до тех пор, пока он не надоел нам до такой степени, что мы не могли больше на него смотреть.
После виноградника мы обычно шли на обед. Привыкшие к сносной еде дома, тут, столкнувшись с небрежно приготовленной и невкусной пищей, мы немедленно взбунтовались. Мы оставляли еду на столах, эти жидкие щи и плов с кусками сала, и уходили, прихвати с собой лишь хлеб. Но голод быстро дал о себе знать.
Как –то, будучи очень голодными после работы, мы поймали курицу, гулявшую во дворе, возле нашего дома. Убитую курицу мы ощипали и сварили в чистом ведре, которое купили в магазине. Идею насчёт курицы подали братья Седых, а мы вчетвером её поддержали.
Помню, как всё наше мужское общежитие болело за это варево. Кто –то бегал искать чеснок для куриного супа, кто –кто картошку и зелень. Когда всё было готово и мы собрались есть, водрузив сваренный в ведре суп на стол, к нам в комнату вошли милиционеры. Причём не один, а в сопровождении какой -то местной бабы.
- Вот моя курочка! – Заголосила она, бросившись к ведру. –Моя пеструшечка ненаглядная! Вы гляньте, где эти ироды её сварили –в помойном ведре!
Это была неправда, ведро было новым. Мы это сказали. Но нас никто не слушал.
- Вы ж посмотрите на эти наглые, отъетые морды, -продолжала тётка тыча в нас пальцем. – Вас что, голодом тут морят? Ещё из Москвы они! Креста на них нет…
- За курами надо лучше смотреть, - хмуро подал реплику мой земляк Дима Копилка. – А то они у вас ходят безнадзорные.
- Эх, вы ж смотрите, какие они бессовестные! – Снова заголосила тётка. – Да как у вас рука поднялась на чужое! Я ж их ростила, кормила, а вы её взяли и сварили для своих ненасытных желудков…
И так далее. Наговорившись вдоволь, тётка, забрав ведро, ушла. А мы остались один на один с милицией. Слава Богу, они не сочли этот случай большим преступлением, учитывая наш возраст. Но за курицу пришлось заплатить из кассы трудотряда.
Больше еды нас мучил только вопрос отношения полов. Мы уже были взрослыми и этот вопрос стоял очень остро. В отряде были, конечно, девушки. Но за ними внимательно приглядывали вожатые. К тому же москвички, девушки особенные. С ними просто так шуры –муры не получаются. Им мало перед собой видеть просто самца. Им важно кто мальчик, из какой семьи, кто родители, какие должности они занимают, есть ли у семьи дача, автомобиль, счёт на сберкнижке и так далее. Много чего учитывалось. А мы кто были? Так, голытьба безштанная. У меня и джинсов то фирменных никогда не было.
Зато была плохая карма. Вот представьте, не успев приехать в Крым, я познакомился в посёлке с каким –то местным. Звали его Евдохой. Не знаю от имени было это прозвище или от его фамилии. Был он похож на колхозную телегу с вихляющим колесом, запряжённую молодым жеребцом. Его то кидало из стороны в сторону, то он скрипел горлом, будто его не смазали, то грохотал неприличным образом на всю улицу, а то ржал без причины. Ну, псих одним словом. А у меня был талант на такие встречи.
Не знаю почему, но этот Евдоха прицепился ко мне не хуже клеща или чертополоха. Ходил со мной везде, тупой, как колхозный прицеп и я не знал, как от него отвязаться. Он вечно накачивал меня местным вином, которое было тут везде и стоило копейки.
Однажды, выпив, он поплёлся за мной в нашу столовую, где поев плова с салом, начал им плеваться. Буквально. Возьмёт, например, в рот плова и плюнет им на пол, а потом на потолок, на подоконник или на стол… Увидев это безобразие, нас двоих тут же окружили повара столовой и директор (раньше никто из них к нам не выходил, когда мы этого требовали, а тут пришли все). От нас тут же потребовали сказать, кто это всё им тут оплевал. Я показал на Евдоху. Ему сказали, что он за это ответит. И его родители тоже.
Когда мы вышли из столовой на улицу, Евдоха спросил: «Куда? В челюсть или в брюхо?». Я не понял, чего он хочет. «Куда тебе врезать, в челюсть или в брюхо?», повторил Евдоха. "Ты меня сдал. Ты за это получишь"! Главное до этого, когда мы сидели в столовой и ели, за окном дрались немые. Вы когда -нибудь видели, как дерутся немые? О, это зрелище доложу я вам. Они дерутся, как дерутся горы – с треском, не произнося при этом ни звука. Лишь утробно охая. Это очень страшно, честно. И вот он теперь после жуткой стычки немых, произошедшей на наших глазах спрашивал - куда? В челюсть или в брюхо? А я, насмотревшись на смертоубийство, очень боялся, что между мной и Евдохой начнётся тоже самое, что было между немыми. Вдруг, это у них тут типа спорта?
Уж и не помню, как я выкрутился. Но в брюхо я всё -таки один раз получил.
И вот, скажите, как мне, с таким «счастливым на встречи», можно было иметь дело девушке?
А у нас в отряде была Таня. Очень симпатичная девушка. Она мне нравилась. И как положено москвичке, Таня была с претензией, и очень ухоженная, такая настоящая девушка из столицы. Я и подойти к ней боялся. Хотя знаки делал. Но она на них не реагировала. Мало ли кто смотрит? Короче, всё, что я мог делать, это тоже посматривать на Таню и всё. Дальше этого дело не шло. Мне казалось, я и права подойти к ней не имею.
Прошло уже недели три, как мы приехали в Крыму, а нормы по сбору винограда мы так и не выполнили. Чтобы нам помочь, из соседнего посёлка на наш виноградник вызвали бригаду трудоотряда из Львова, который свой виноградник давно обобрали.
Это были девушки из Львовского педучилища, всё, как на подбор стройные, улыбчивые и жизнерадостные. Настоящие строители коммунизма. Я таких раньше и не видел. За один день они убрали винограда столько, сколько мы не могли убрать за весь предыдущий период.
Ну, естественно, мы же больше его ели, чем убирали. Это во –первых. А во-вторых, мы же были белокожими. Уже на второй день половина из нас так обгорела на горячем южном солнце, что легло в койки и больше не вставали. Наш Дима Копилка обгорел так, что не мог есть. Губы его, распухшие и запаршивевшие, отвисали у него с лица, как у индейцев племени Мурси. Все мы знали, что это было ему наказание за жадность. Диму ребята прозвали Копилкой за то, что он прятал под кроватью посылки из дома и ел их по ночам, ни с кем не делясь.
Теперь, чтобы поесть, Диме приходилось одной рукой держать нижнюю губу, а другой вкладывать в рот сметану. Иначе не получалось. Потому что если не придерживать одной рукой губу, то вся еда начинала вываливаться изо рта и ты после еды оставался таким же голодным, как и до неё. Выглядело, признаться, это довольно комично. И чтобы не вызывать насмешек, Дима ждал ночи, а когда все засыпали, принимался есть.
Чтобы Дима не помер с голоду, мы носили ему из столовой сметану и хлеб. Это была та единственная пища, к которой претензий ни у кого из нас не было. Однажды мы договорились, что не будем спать, а дождёмся, когда Дима начнёт есть, и потом включим свет. Так и сделали. Как же мы смеялись, увидев его такого растерянного и всего обмазанного сметаной и с краюхой хлеба в руке! «Сволочи», смущённо бормотал Дима, глядя на нас и вытирая полотенцем рот, «сволочи…».
Ближе к вечеру весь Львовский стройотряд, а это были исключительно девушки, приехал к нашему спальному корпусу. Их покормили в нашей столовой. И поскольку автобус за ними не приехал, девушек решили расположить на ночлег в нашем корпусе, для чего всех нас попросили потесниться.
В честь прибытия Львовского трудотряда, вожатые решили устроить дискотеку. Мы все танцевали, приглашая очаровательных львовянок на медленный танец. Как потом вышло, что одна из них по имени Вика оказалась в моей постели, просто ума не приложу. Думаю, ей просто негде было спать.
И вот мы лежим с ней, только представьте, вместе. Она – настоящая украинская красавица, а мне только -только исполнилось шестнадцать лет. Ночью она мне казалась такой очаровательной, что от неё нельзя было оторвать глаз. Впервые в жизни я чувствовал рядом с собой взрослую девушку. От неё шли такие флюиды, что у меня кружилась голова. Я лежал, затаив дыхание.
Остальные пацаны делали вид, что спали, но я то знал, что они лежат и слушают, что между нами буди происходить. Особенно слушал Копилка. Его, как он потом мне признался, так и подмывало отомстить мне.
Конечно, просто так лежать рядом с девушкой в шестнадцать лет очень трудно. Наверно и девушка это тоже понимала. Поэтому, без разговоров она дала мне потрогать у себя всё, что я хотел. Но когда я решил, что этого мало, она возмутилась:
- Ты что думаешь, я какая –то такая? – Горячо зашептала она мне в ухо. – Я не такая! Я порядочная девушка! Ничего у тебя не выйдет, даже не пытайся. И мы, поворочавшись немного и повздыхав, вскоре заснули.
А рано утром Львовский стройотряд подняли и он уехал. Я думал, надо мной после этого случая все будут смеяться. Ведь у меня ничего не вышло. Но пацаны смотрели с уважением. Ведь ни к кому она не легла, а ко мне легла!
Весь отряд вскоре об этом узнал.
Как –то после танцев, ко мне подошла Таня и сказала: «Пойдём погуляем?». Удивившись, я пошёл за ней.
Мы отправились к винограднику и, пройдя сквозь него, упали где –то в поле. Торчало из земли короткое, но по - южному мягкое жнивьё. Таня лежала на спине, скосив глаза в сторону. Что бы я ни говорил, она молчала в ответ. Я не понимал, чего она хочет. Мне было страшно прикоснуться к ней, такой ухоженной и всегда недоступной. Я пытался поцеловать её, но она не отвечала на поцелуи, хотя весь вид её говорил: «я – твоя, делай со мной, что хочешь». В конце концов, полежав немного, мы вернулись с ней в лагерь.
А ещё через неделю наш трудотряд закончил работу, и мы поехали домой.
Много лет спустя я встретил Таню в фитнес клубе. Нам обоим было за тридцать. Она была всё такой же ухоженной и спортивной. Но лишь тут я заметил, какое легкомысленное стало у неё выражение лица. Увидев меня, она очень обрадовалась. Спросила меня, не хочу ли я пойти с ней куда –нибудь, в ресторан или боулинг. Я сказал: "не хочу".
Мне она была неприятна.
Самое удивительное, что я женился потом на очень красивой девушки, чей отец был родом из Львова.
Мы живём вместе с моей женой почти двадцать лет, у нас дети, которых мы любим. Каждый раз, оставаясь с женой наедине, я говорю ей: «ты единственная и неповторимая! Ты не такая, как все! Ты –другая»!
Согласитесь, некоторые встречи в жизни бывают вещими.