Сваты ушли, а Александра и Федор Остались сидеть в комнате. Федор держал Александру за руку и молчал. Молчала и Александра. Она думала о том, что до свадьбы почти два месяца, ей надо приготовить приданое. Мать давно говорила, что нужно его готовить: к простыням, к скатертям пришивать подзоры – кружева, связанные сеточкой крючком, вязать эти подзоры, вышивать полотенца... Конечно, Саньке некогда было этим заниматься сейчас, а зимой, когда в колхозе работы было немного, да и по двору тоже, мать зажигала керосиновую лампу, усаживала Варвару и ее у стола и учила вязать крючком и на спицах. Пелагея умела ткать на ткацком станке – стоял у них в материной комнате – половички из старых вещей. Мать резала их на тонкие полоски, связывала в длинные шнуры, а потом сматывала их в большие клубки. А Полька ткала из них неширокие, но яркие половички. Полы в доме были покрыты этими половиками. Теперь ее не было, и станок простаивал.
Много для приданого уже было сделано. Подшиты простыни, сшито лоскутное одеяло – правда, Александре хотелось атласное, какое она видела у Пашки, подружки Варькиной. Оно было красное, яркое, атлас на его поверхности так и притягивал руку. Нижняя сторона была сатиновая, тоже красная, только чуть светлее.
Варька, конечно, умудрялась вязать то, что ей нравилось: воротнички для платьев и кофточек, обвязывала цветными нитками батистовые платочки. А Александра упорно заставляла непослушные пальцы вывязывать мелкую сеточку, квадраты и ромбы из плотных столбиков. Вот если бы покопаться в тракторе или подремонтировать что-нибудь в доме... Часто Александра «освобождалась» от этого занятия, потому что нужно было почистить от снега двор, вычистить в сарае, нарубить и принести дров...
Федор предложил Александре погулять:
- Пойдем, пройдемся!
- Скоро управляться надо по хозяйству, - ответила Александра, ей не хотелось, чтобы все на улице видели, как она идет с Федором.
- Да не скоро еще, - Федор взял ее за руку. – Или не хочешь, чтобы нас видели вместе? – словно угадав ее мысли, спросил он.
- А чего теперь прятаться? – проговорила Александра. - Все уже, наверно, знают...
- Шура, ты не пожалеешь, я обещаю тебе! А что нога у меня не очень, так это, может, и пройдет. Мне врач в госпитале сказал, что надо время, может, и пройдет.
- Пройдет - хорошо, - ответила Александра, - а не пройдет – и с этим люди живут. Главное – ты живой вернулся.
Федор обнял Александру, поцеловал. Она тихонько отстранилась:
- Не надо, вдруг мать зайдет... Иди, Федя, вечером в клубе встретимся.
Федор ушел, а Александра задумалась. Почему она идет за него? Ведь еще месяц назад она и не думала о нем, не видела его, когда он приезжал в поле, чтобы записать выполнение нормы. Все мысли были заняты Гришкой... А теперь...
В комнате заплакал маленький Коля. Мать заговорила с ним ласково, негромко. Малыш успокоился. Мать вышла с ним к Александре. Мальчик держал в ручке сухарик, пытался грызть: у него резались зубы, поэтому он часто капризничал.
- Ну вот ты и просватана, - мать смотрела на Александру взглядом, полным беспокойства. – Ты любишь ли его? Али идешь, лишь бы выйти? Гляди, Санька, жизнь длинная...
- Я все понимаю, мама. Федора я... он нравится мне, он добрый, меня любит. И работящий.
- Гляди сама. Да и то: жанихов-то нету. Где они, мужики? Сколько девок останутся без мужей! Ох, война проклятая!
Она села на лавку у окна, оглядела комнату.
- Вот приданого-то я не дам тобе, не накопила. Кабы жили там, в нашей деревеньке под Курском, я бы собрала тобе чего-нибудь. Было же у нас все: и мебель неплохая, еще отцом, царствие ему небесное, сробленная. Он ведь хороший плотник был! Какой буфет стоял в горнице, помнишь? И кровать с резными спинками – все умел покойник. А уж наличники на окнах, конек на крыше – во всей деревне краше не было...
Мать вздохнула.
- Не знал он, что все придется кинуть, убегать от голода сюды, чтоб вас уберечь от смерти голодной... И в наследство вам ниче не оставлю.
- Не надо, мам! – Александра приобняла ее за плечи. – Руки есть – все заработаю. Заработаем... с Федором. А наследство – так разве оно в буфете? В кроватях?
- Да, доча, правду говоришь. На всю деревню славишься ты как трудяга. Горжуся я, и Варька тож молодец! Не стыдно мене за вас. А свадьбу сделаем как у людей. Польку-то надо как-нибудь позвать. Ты напиши ей письмо, чтоб к Покрову приехала. А то и сынок уже подрос без матери, мене мамкой зовет...
- Ладно, мам, напишу. А то лучше пусть Варька напишет, она в конторе сидит, ей сподручнее.
- А Федька, он ниче, хатка у них, конечно, маловата, да можно и построиться, колхоз поможет. Он же фронтовик, орденоносец... И в колхозе на хорошем счету, да и ты не последний человек, передовица же!
- Да ладно, мам, видно будет!
Александра вышла во двор. Солнце садилось за огородом, погружалось в тонкую тучу, тени от плетня, шелковицы, растущей посреди огорода, дотянулись до двора. Александра посмотрела на высохшую ботву картошки. Скоро пора убирать. Конечно, здесь она родит не так, как в тех местах, откуда они приехали. Санька помнит, как они собирали в большие корзины картошку, а отец подъезжал на телеге и грузил эти корзины и отвозил во двор, потом спускал в подпол. Всю зиму ели эту картошку. Особенно любила Санька, когда мать варила ее в чугунке целиком, потом в сковородке поджаривала мелко нарезанное сало и поливала им картошку. Дети доставали ее руками, откусывали, потом снова макали в поджаренное сало... А потом пришла засуха, картошка даже не зацвела, пшеница на корню погибла. Так остались без хлеба и без картошки, второго хлеба. А здесь хотя и чернозем, но не очень родит картошка. Трудно и с другой огородной растительностью. Капуста требует воды, а речка далеко, не то что было в родной деревне. А из колодца не наносишься.
Александра вдруг подумала о том, что ей придется уйти из дома в дом мужа. И помогать матери по хозяйству придется только Варьке. Пелагея, видно, не собирается возвращаться.
К калитке подошли девчата.
- Санька, поздравлять тебя пришли! Просватали тебя сегодня? Когда свадьба? Позовешь на свадьбу? – наперебой кричали они.
Александра подошла к ним.
- Конечно, позову. А свадьба будет на Покров. Когда в колхозе работы будет поменьше.
- Счастливая, Санька! А Федька, смотрите, тихий, тихий, не видно и не слышно было, а такую девку отхватил!
- Конечно, больше нее никто трудодней не зарабатывает!
- Дура ты! Он же ее не из-за трудодней берет, видела, как он на нее смотрит?