"Нас, 16-17-ти летних девчонок отвезли за сорок километров от дома, в бор, лес валить. Одних, без мужиков. Работали за троих, а молодость есть молодость, ещё и "на вечёрки" бегали, в соседнюю деревню, километра за два. Там парень был, гармонист, все завидовали его "трёхрядке" новенькой. У него бронь была, на фронт пока не брали. Ох и бегали за ним девчонки, а он на меня внимание обратил, а что, я молодая видная была. Провожал меня, к нам приходил.
Харчи, привезённые из дома (яйца, сало, стряпня), закончились через две недели, все, до крошечки. Из дома никто не ехал, начальства тоже никакого не появлялось. Обратились в соседний сельсовет:
- Что делать нам? Как жить? Хоть лошадь дайте в родную деревню съездить, или сообщите куда про нас, в район.
Он отмахнулся от нас:
- Я своих не знаю, чем кормить, на траве ребятишки сидят. Ждите своих, кто вас сюда отправил. Сейчас всем тяжко.
А нам на траве сильно топором-то не помашешь, там, в лесу и упадёшь.
Что делать? Одна предложила:
- Люди везде добрые есть, неужели картошки не дадут?
Пошли мы "христорадничать", деваться некуда. С подружкой выбрали дом подобротнее, с виду зажиточный, там уж точно не траву едят. Вышла хозяйка, мы ей:
- Погибаем, тетенька. Подайте Христа ради, чем можете, век не забудем.
Она сразу в дом повела нас, с порога в нос ударил не только хлебный дух, но и мясной:
- Пойдемте, милые, накормлю вас, пойдёмте.
Обрадовалась я - наедимся сейчас досыта.
Да только глаза на стену подняла, да и обомлела: висит она, знакомая "трёхрядка", новенькая.
Я про всю еду забыла, пулей вылетела из дома и побежала к себе в лес.
Как есть не хотелось, а стыдно было перед кавалером-то попрошайкой себя выставлять. Вернулись девчонки, кое чего насобирали, а через два дня дядя Федя приехал, бригадир наш из деревни.
А его вскоре забрали на фронт, выпросился. Больше не видела его никогда, погиб, наверное. А вот гармонь та, так в глазах и стоит."