Сколько Тайка себя помнила, Дивнозёрье всегда было особенным местом. Грань между потусторонним и проявленным мирами была здесь настолько тонка, что волшебство стало неотъемлемой частью жизни.
Но вдруг в один день всё переменилось: вязовые дупла, служившие проходами из Дивьего царства в мир людей, закрылись, а все шишки тут же посыпались на несчастную ведьму-хранительницу. Мол, не уберегла, не уследила. А вот при Семёновне такого не было!
От сравнений с бабушкой у Тайки аж внутри всё переворачивалось. Она и прежде знала, что не дотягивает, но теперь и вовсе перестала справляться.
Как тут справишься, когда вся нечисть Дивнозёрья собралась у тебя на кухне и галдит, не переставая?
— Ох, беда! — громче всех причитал Пушок. — Всё теперь, не вернёшься в родный край.
— Можно подумать, ты там часто бывал, — фыркнул Никифор. — Здесь твой дом, оглоед. Постыдился бы!
Леший Гриня поднялся во весь могучий рост и стукнул кулаком по столу:
— Никифор прав! Дом наш давно уж здесь. Не в том беда, что больше не попасть в Дивье царство, — он понизил голос до шёпота, — а в другом. Вы пробовали поколдовать?
— Значит, не только у меня не получается! — прогнусавил кто-то из овинников.
Лохматый банник Серафим тут же защёлкал пальцами, пытаясь поджечь огарок свечи, но искры вышли такими слабыми, что фитиль не загорелся. А вскоре даже искрить перестало.
— А у меня чешуя облазит, — пропищала юная водяница, чьего имени Тайка не знала, но её жалобы потонули в общем гомоне.
Все стали шептать, петь, улюлюкать, визжать, щёлкать пальцами, вертеться волчком, греметь желудями — словом, колдовать по-своему, кто как умел. Водяница зарыдала, упав на грудь мавке Майе. Та смочила тряпицу в кувшине с водой и шлёпнула ею по лбу товарки.
— Не шумите! — Тайка не слышала себя. — Успокойтесь!
Гриня стучал по столу так, что отбил кулак, но тщетно.
— А ну тихо! — От голоса Яромира зазвенело в ушах.
Кавардак вмиг прекратился, некоторые даже вытянулись во фрунт. Пушок же зашипел Тайке на ухо:
— Разузнал я кой-чего: этот пришлый у самого Дивьего царя в дружине служит. Ишь, раскомандовался!
— Откуда знаешь?
— Да слышал, как он мавкам хвастался.
Тайка, откашлявшись, поспешила воспользоваться воцарившейся тишиной.
— Во-первых, мы не знаем, почему закрылись дупла. Может быть, они скоро откроются. А во-вторых, мои обереги действуют — значит, не пропадём. Уверена, ваша сила тоже вернётся.
— Придётся тебе делать обереги не от нас, а для нас, — хихикнула востроносая кикимора Кира.
Кира была ловкой садовой воришкой: даже самого Пушка могла за пояс заткнуть. Именно из-за неё в Тайкином саду на каждой яблоньке висел охранный знак от кикимор.
— Надо — значит, сделаю, — Тайка поджала губы.
— Твоё волшебство совсем другое, — вздохнул Гриня, — более... волшебное, что ли.
Закивали все, кроме Яромира. Тот задумчиво погладил своего симаргла, а потом вдруг спросил:
— А жив ли ещё болотник Мокша?
Гриня поскрёб в затылке:
— Есть тут такой. Тока он не простой болотник, а хозяин болот. Кичливый, ни с кем знаться не хочет.
— Стало быть, добился своего, — хмыкнул Яромир. — Надо же!
— А чем этот Мокша может помочь? — Это имя Тайка слышала впервые: похоже, хозяин болот на новую ведьму-хранительницу посмотреть не пришёл и себя показать не захотел.
— Ничем, — леший махнул рукой. — Пошлёт он тебя… далече.
Яромир не согласился:
— Если кто и в силах помочь, то только он. Мокша очень стар. Его сослали в Дивнозёрье века назад, ещё по указу деда нынешнего царя. — Завидев недоумение в глазах окружающих, дивий воин нахмурился: — Вы хоть знаете, что дупла не первый раз закрываются?
Все взгляды обратились к нему. Кажется, это было новостью не только для Тайки.
— Тогда слушайте, — Яромир говорил негромко, но каждое его слово было отчётливо слышно. — В незапамятные времена, когда никто из присутствующих ещё не родился на свет, дивьи люди узнали про волшебный край, где живут смертные. Многих, как и ныне, влекли местные чудеса. Легенды о Дивнозёрье рассказывали нашим детям, а люди, наоборот, придумывали сказки о нас. Все соблюдали законы и жили в мире, а если и случались недоразумения, с виновниками разбирались быстро. Те дни по сию пору называют золотыми. Но однажды в Дивьем царстве случилась война…
Он замолчал, чтобы перевести дух, и Никифор услужливо подвинул ему кружку с квасом. Промочив горло, Яромир продолжил:
— Чтобы оградить чудесный край от неминуемой беды, царь повелел закрыть все ходы и выходы. Многие тогда не пожелали вернуться домой. А некоторые — вроде Мокши — и не могли. Спустя века вязовые дупла снова открылись, но оказалось, что людская память коротка. В нас больше не верили, чудесный мир изменился, законы были забыты, и пришлось всё начинать сначала.
— Помню-помню сказки о золотых днях... — кивнул Гриня.
Раздались возгласы:
— И я!
— И я тоже!
А Никифор лишь усмехнулся в усы:
— Эх, молодёжь! Я вот знал, что это всё не сказки.
— Может, тогда откроешь секрет, отчего дупла вновь закрылись? — Майя дрожащими пальцами крутила свои многочисленные браслеты.
— Небось, опять война? — пожал плечами домовой.
— Может, и так, — вздохнул Яромир. — Но, как бы там ни было, Мокша застал золотые дни. И если он жив по сию пору, значит, колдовать не разучился.
— Только нынче он сам по себе, — Гриня утёр вспотевший лоб рукавом рубахи. — Уж я ходил к нему на поклон с дюжину лет назад, корзинку лягух принёс, грибочков отборных, шишки самые лучшие… не взял. Грит, хоть вы и местные, а всё одно царские прихвостни.
— Тогда я к нему пойду! — Тайка вскочила, её тёмные глаза горели решимостью. — Уж я-то точно не за царя.
— А сама недавно дивьей царевной называлась, — усмехнулся Яромир.
— И что? Это шутка была такая. И вообще, не нравится — сам иди, — Тайка слегка покраснела.
— Мне Мокша точно не поверит. Умный слишком. И хитрый, как все болотники.
— Тогда решено. Я ведьма-хранительница, стало быть, мне и идти. Гриня, где живёт этот ваш хозяин болот?
— Знамо где — в трясине, — леший нахмурился. — Ты уж там поосторожнее, ведьмушка.
— С ума сошли? Мою Таюшку-хозяюшку на верную погибель посылать! — одинокий возглас Никифора потонул в одобрительном гуле.
— До границы я провожу, а дальше ты уж как-нибудь сама. — Мавка Майя накрыла ладонью Тайкину руку. — Никто из нас не ходит в Мокшины топи.
— Соберу-ка я пока даров. Малинки там, яблочек, — Пушок взмахнул крыльями и вылетел в раскрытое окно.
Даже не попытался напроситься за компанию. Вот тут-то Тайке стало по-настоящему страшно. Прежде коловерша от приключений не отлынивал, даже против оборотня готов был пойти, а тут вдруг струсил.
Но отступать было поздно: всё Дивнозёрье надеялось только на неё.
Беспокойные гости разбрелись по домам, лесам, рекам и озёрам; последней скрылась в садовых кустах кикимора Кира. А Яромир остался сидеть.
— Чего ждёшь? — насупилась Тайка.
— А куда мне идти? — дивий воин поправил плед на старом бабкином диванчике. — Лучше подожду тебя здесь.
— Нет уж! — Тайка топнула ногой. — Ты в заброшенном доме жил? Вот и живи себе дальше. Марьянка только рада будет.
— Тяжко мне с ней, — Яромир опустил глаза. — Болтает без умолку, спасу нет.
— Ничего, авось до смерти не уболтает.
Ещё не хватало, чтобы этот дивий наглец тут распоряжался, пока её не будет! Тот, впрочем, упорствовать не стал:
— Будь по-твоему, дивья царевна... А ты ведь сохранила перо из крыла моего симаргла?
— Ага, — нехотя призналась Тайка.
Пёрышко, оставшееся с той памятной ночи, она хранила под подушкой.
— Возьми его с собой, — велел Яромир. — Если попадёшь в беду, брось на ветер и позови Вьюжку.
— Его зовут Вьюжка? Вот этого собакена здоровенного? — Тайка, не удержавшись, хихикнула, а дивий воин, покраснев, принялся оправдываться:
— Это Радмила придумала. Я вообще-то хотел Буяном назвать. Ума не приложу, почему ему не понравилось?
Провожали Тайку в путь, будто на войну. Пушок притащил корзинку с яблоками и ягодами, Никифор выдал фляжку со сбитнем в дорогу, а потом самолично проверил все обереги, поцокал языком и принёс с чердака ещё два — для пущей уверенности (один из них был на удачу в рыбалке, но Тайка всё равно взяла). Гриня вручил ей собственноручно вырезанную еловую палку с навершием из корня, чтобы сподручнее было по болотам ходить. Даже кикимора Кира поделилась пуховым платком, с которым никогда не расставалась: мол, ночи на болотах холодные, а сестрицы-трясовицы только того и ждут, чтобы на человека лихорадку напустить.
Сама Тайка взяла серебряный ножик, соль и спички, верёвку покрепче, всякие ведьминские мелочи и перо симаргла, конечно же. Уже у калитки Майя всунула ей в руки зеркальце:
— Если будет гневаться хозяин болот, покажи ему это.
Тайка глянула на своё отражение и ахнула: вот как должна была дивья царевна выглядеть! Платье парчовое, жемчугом шитое, на груди каменья самоцветные, золотой обруч блестит-переливается, а косы… косы в руку толщиной!
— Ух ты, волшебное!
— Да ну, обычное, — мавка отмахнулась. — Показывает чепуху всякую. Мокша его потерял, а я нашла. Не хотела отдавать, но ради общего блага… полюбовалась красой, и хватит.
— Ну что ты, Майя! Ты и так хороша собой.
Она вздохнула:
— Хороша девица, да не всякому годится. Но не о том речь. Лучше запомни: Мокша будет запугивать — не поддавайся. Ему по душе дерзкие да смелые. Но не перегни палку — подходи с уважением. Не вздумай равнять его с простыми болотниками — он у себя в краю если не царь, то князь уж точно. Оттого-то и его подданные нос задирали. А теперь ещё больше будут задаваться, коль всё колдовство у них копится.
— Не любишь болотников? — Тайка нутром чувствовала, что за всем этим стоит какая-то личная история: слишком уж много горечи было в словах мавки.
— Терпеть не могу. Сестрицу названную они у меня свели.
— Украли? — ахнула Тайка.
— Какое там… сама пошла. Марфа из озёрных мавок была. И хоть речные с озёрными редко ладят, а мы были не разлей вода. А как-то летом гляжу — озерцо-то Марфино ряской затянуло, на берегах рогоз вымахал в человечий рост. Я бегом к ней, а уж поздно: позеленела, заболотилась. Жениха нашла себе из Мокшиной свиты. Ох, и поцапались мы тогда, чуть космы друг другу не повыдергали. Ты, коль увидишь её там, передай весточку, а? Скажи, сестрица Майя дурой набитой была, в ножки кланяется, прощенья просит.
Они пересекли поле от края до края и вышли к истокам Жуть-реки. И даже брода не понадобилось: Тайка запросто перепрыгнула с одного берега на другой. А Майя осталась.
— Всё, тут Мокшины топи и начинаются, дальше мне ходу нет. Удачи тебе, ведьма!
Тайка поправила панаму и бодро зашагала вперёд, сердцем чуя, что удача ей понадобится — и довольно скоро.
Лужок, поросший сочной зелёной травкой, на поверку оказался коварным. Земля под ногами чавкала, резиновые сапоги так и норовили соскочить с ног и остаться в глине, а следы мгновенно заполнялись мутной влагой. Настал миг, когда воды стало слишком много и идти дальше можно было только по кочкам. Тайка вздохнула и покрепче перехватила палку.
Казалось, пути не будет конца. Она прыгала, несколько раз оскальзывалась, однажды чуть не выронила корзинку.
Небо потемнело. Вода стала почти чёрной, запахло гнилью и болотным газом, везде хлюпало и чавкало, на корягах заклубились таинственные огоньки…
Так вот они какие, Мокшины топи!
Тайка вскрикнула, когда прямо перед ней из воды вытянулась костлявая рука, похожая на корень дерева. За ней последовала вторая, и над поверхностью воды показалась лупоглазая и лохматая, с зеленоватой сединой, башка.
Болотница в коротком платье из коры и водорослей, хихикая, выбралась на кочку:
— Дальше не ходи. Столкну! Утоплю!
— Но мне нужно к Мокше, — Тайка показала корзинку, и болотница, воровато озираясь, сцапала яблоко:
— Пробу-то надобно снять… — она с хрустом надкусила спелый бок, но тут же спохватилась: — Не, всё равно не пущу!
И раскинула руки в стороны, чтобы ни обойти, ни перепрыгнуть.
— Может, ещё яблочко? — Тайка потрясла корзинкой; болотница вздёрнула нос:
— Мы вообще эти ваши яблоки не любим. Фу, гадость! — В воду плюхнулся малюсенький огрызок.
Ага, прямо видно, как сильно не любят...
— Возьми ещё. Никто не увидит, — шепнула Тайка.
— Только никому ни слова! — Болотница сунула угощение за пазуху.
На миг стало видно, что её шею обвивают замшелые и потускневшие нити старых бус.
Тайка сняла бисерный браслетик и помахала им перед лицом болотницы:
— А хочешь подарочек?
Глаза той сперва загорелись, но через миг опять потухли.
— Пустяки это, — процедила она. — Цацки для глупых мавок.
А Тайку вдруг осенило:
— Уж не Марфой ли тебя кличут?
— Откуда ты знаешь? — болотница сжалась, завесив лицо волосами.
— Сестрица твоя, Майя, рассказывала. А ещё велела тебе кланяться и прощения просить.
Взгляд Марфы неожиданно посветлел.
— Не врёшь? А ну, поклянись!
Тайка приложила руку к груди:
— Век с места не сойти!
Лишь когда Тайка сделала шажок, болотница расслабилась и заулыбалась. Её круглые глаза наполнились слезами.
— Как она там?
— Нормально. Но очень скучает.
Марфа спрятала лицо в ладонях.
— Ох, и наделали мы глупостей. Коль увидишь, передай — права она была. Только поздно, мне теперь век тут вековать... А ты-то зачем к Мокше? Али жить надоело?
— Нет… я помощи хочу попросить.
Болотница рассмеялась, будто в бочаге заклокотала вода:
— Ой, умора! Поможет, как же, держи карман шире. Лучше уходи подобру-поздорову. Утопит он тебя, и всё. Станешь, как я, заложницей болот.
— И ушла бы, да не могу, — Тайка вскинула голову. — Я же, как-никак, ведьма-хранительница.
— Ну, поступай как знаешь, — Марфа нырнула в черную воду, обдав Тайку вонючими брызгами.
Напоследок из воды высунулась узловатая рука, и Тайка, разгадав намёк, вложила в ладонь болотницы бисерный браслет.
Когда спустился туман, продолжать путь стало ещё труднее.
Один из болотных огоньков отделился от гнилушки, заплясал прямо у Тайки перед носом, а потом полетел вперёд, будто приглашая следовать за ним. То ли верный путь хотел указать, то ли окончательно завести в трясину. Выбирать не приходилось — и Тайка пошла за следом.
Вскоре стало понятно, что обе догадки были верными: огонёк привёл её в самое сердце болот, куда ни самой дойти, ни обратно выбраться.
На островке посреди топей росло несколько кривых деревьев, а под корнями огромного выворотня Тайка разглядела настоящий трон, сплетённый из веток и выстланный мхом.
— Эй?! — Эхо трижды повторило её зов.
Болота молчали, но Тайка вдруг остро ощутила чужое присутствие, как будто бы кто-то наблюдал за ней из-под коряги. Вспомнив бабушкину науку, она прошептала верное слово и глянула сквозь колечко из пальцев, чтобы узреть незримое.
Тут вода забурлила, и на остров вышел… не человек, не жаба, а что-то между. Высокий, толстый, весь в бородавках и с плавниками за ушами. Одет он был в мантию из осоки и плащ из ряски. Иссиня-чёрные волосы украшали жёлтые кувшинки. Болотник подошёл к Тайке и принялся разглядывать её, думая, что остаётся невидимым. Она окинула толстяка таким же пристальным взглядом:
— Здравствуйте! А вы кто?
От неожиданности тот подпрыгнул, вскинув перепончатые жабьи лапы.
— Уф, напугала! Давненько у меня на болотах человечьим духом не пахло, — голос его тоже напоминал кваканье. — Сперва сама сказывай, кто такая, зачем пожаловала?
— А вы случайно не господин Мокша?
— Я тебе не «Мокша», — рявкнул он. — Пошто без уважения к болотному царю обращаешься?
Тайка сняла с головы панаму:
— Простите, ваше величество. Я ведьма-хранительница Дивнозёрья, пришла спросить царя болот: как мне сберечь силу этих земель? — она с поклоном поставила перед троном корзинку, но Мокша даже не взглянул на дары.
— И что за беда у тебя приключилась, ведьма?
— Да вот, дупла закрылись.
Он замер, нахмурил брови, а потом рассмеялся неприятным квакающим смехом, потирая жабьи ладони:
— Опять? Ну, коли так, пришла пора сменить мой титул.
— И как же вас теперь величать? — Тайка закатила глаза, предвкушая долгую беседу.
Мокша, прошлёпал лапами, оставляя после себя мокрый след, уселся на троне, поправил кувшинку в волосах и осклабился, показав колючие щучьи зубы:
— Не буду скромничать. Зови меня отныне хозяином волшебства.