Дорогие читатели! На широкую масленицу нам с женой довелось побывать в литературно-театральном кафе «Китайский лётчик Джао Да» (Москва, Лубянский проезд 25, стр.2). О да! Видится, что всякое литературное кафе - это двуединое изобретение. Оно направлено на то, чтобы облагородить приём пищи искусством и в то же время сделать искусство достоверным, ощутимым, как бы испытать его на вкус, а заодно - просто развлечься, отвлечься от суеты мира.влад
Кафе «Китайский лётчик» расположено в полуподвале, так что к двуединой идее вкуса прибавляется некая альтернативность полуподвала сиюминутному потоку бытия. Полуподвал это обособленная территория. И в самом деле, по организации, по дизайну она как нельзя более подходит для искусства, а заодно позволяет перекусить.
Публики всё прибавляется, мы с женой, придя к началу, еле успеваем занять столик и наспех заказать чаю. Все ожидают Умку, признанную звезду русской рок-поэзии.
Пока длится всеобщее ожидание звезды, автор этих строк думает о природе устной поэзии вообще. Она и древнее, и насыщеннее станка Гуттенберга.
Случайно ли, что, например, каноническая в православии книга «Псалтырь» происходит от названия одноимённого музыкального инструмента, на котором играл царь-Давид? Если же не рисковать возноситься мыслью к духовным высотам «Псалтыри», а говорить лишь о светском творчестве, то мы увидим, что устное слово попросту богаче слова письменного. Любое слово - например, слово «кровь» - можно произнести тысячами, даже миллионами способов, а вот написать его можно только одним способом. Мне возразят: а как же шрифтовое разнообразие (ведь оно тоже практически бесконечно)? Так вот, мы в данном случае не говорим о маргинальных в классической письменной культуре стихах и прозе, где шрифт является частью произведения. Поменяется ли, например, суть преступления Раскольникова в зависимости от того, каким шрифтом будет набрано «Преступление и наказание» Достоевского? Если же выбор шрифта не принципиален или минимально варьируется между курсивом и обычным шрифтом, то остаётся признать простую вещь: устная интонация богаче и разнообразней письменного ряда букв, из которого вырастает слово. К тому же устная речь психологически гораздо интимнее письменной по факту того, что мы говорим с помощью гортани, а не с помощью станка.
Мне думается так, потому что сегодня ожидается Умка, которая с одной стороны, на редкость искушена в западно-европейской и американской рок-музыке, а с другой принадлежит русской рок-поэзии - той художественной стихии, где важны не просто вокал, но интонация и мимика. Не стоит и специально говорить о том, что рок-музыка в её привычном зарубежном варианте переводима на язык интонации, а значит, в конечном счёте от звука прорисовывается дорожка к слову.
Этим простым двуединым контуром звука-слова, слова рождаемого из первобытного звука, описывается то, чему надлежит состояться сегодня. Первая часть вечера посвящена переводу книги Пола Трынки «Игги Поп. Вскройся в кровь» (об американской рок-звезде минувшего века). Вторая часть вечера опосредовано вторит первой. Во второй части объявлен непосредственно концерт Умки.
И в помещении кафе уже буквально яблоку негде упасть. Под шум публики я продолжаю ощущать величие устного слова, именно звук, устное слово явилось той одушевлённой бесконечностью, той зиждительной бездной, из которой когда-то Гуттенберг создал типографский принцип тиражирования текста - письменную идею слова. Однако слово читаемое несёт в себе художественную сущность устного слова и потому остаётся универсальным. Ведь классику, например, Пушкина перепечатывают не только в целях её сохранности, но также по причине её общезначимости, которая… которая таинственно коренится в устной стихии языка. Почему это так, даже не хочется умственно разжёвывать, тем более что вот-вот появится Умка и начнётся литературный вечер.
И вот, наконец, энергично жестикулируя, душевно общаясь с аудиторией, а заодно выставляя на публику тираж новой книги (которую можно сравнительно не задорого купить), Умка выходит на подмостки. Мы с женой не преминули купить книгу (Пол Трынка. Игги Поп. Вскройся в кровь. М.: АСТ, 2020).
Умка упреждает, что к сожалению, сегодня не смог явиться гитарист (из ансамбля), поэтому бОльшая часть времени будет посвящена презентации новой книги, а мЕньшая - концерту Умки.
Итак, сперва-наперво речь пойдёт о скандальной рок-звезде прошлого века. Игги Поп, как мы узнаём, «и похабничал, и скандалил» (как по другому, по своему поводу выразился Есенин), Игги «и похабничал, и скандалил», и лез на рожон. Однако таким несколько парадоксальным (а может быть, единственно возможным) способом Игги шёл к высотам рок-музыки, к художественным открытиям в рок-музыке и к мировой известности.
Умка весьма колоритно рассказывает о том, как Игги подчас пренебрегал общепринятой этикой (не хочется ставить сие читателю в пример), итак, Игги подчас пренебрегал общепринятой этикой, вёл себя крайне беспорядочно, но при всём том, при всём том творчески рос. И достигал невероятных высот. (О некоторых до крайности скандальных поступках Игги идёт речь и на вечере).
Напрашивается невольная параллель с главным героем фильма Стенли Кубрика «Механической апельсин» - знаменитым музыкантом и одновременно - фигурой вопиюще одиозной.
Своего рода калькой имиджа Игги Попа становится рассказ о работе Анны Герасимовой и её бессменного коллеги Андрея Бессонова над переводом монографии, посвящённой Игги Попу (напоминаем, её автор - Пол Трынка). В рассказе о книге гармонично живут, органически сочетаются две контрастные составляющие: каторжный академический труд (к тому же выполненный в сжатые сроки) и творческое раскрепощение, полное отсутствие всякого лицемерия, полное отсутствие ложной чопорности. С одной стороны, напрашивается даже некий каламбур - Умка и Бессонов подчас проводили бессонные ночные часы, чтобы успеть выполнить свой труд, а с другой - в смысловом поле рок-музыки почти достоевские скандалы, вообще хаотическая стихия.
В рассказе о переводе книги встречаются и анекдотические подробности. Например, один из женских персонажей выразился (выразилась?) настолько забористо, что переводчики не решились воспроизводить прямую цитату на русском языке, оставив её в английском. (Слушая об этом, публика очень веселилась и вообще испытывала воодушевление). Сыпались и вопросы о содержании оборота - мол, что же там было такого невообразимого, что неудобно даже порядком перевести? С присущим её исключительным тактом и особым остроумием филолога Умка ответствовала любопытствующим, что де иные действия мы ещё как-то можем себе представить, но вот, тем не менее, назвать их словом просто ни у кого язык не повернётся. Вот какова цена слова! Поразительно, но факт: в каком-то смысле слово требует не меньшей ответственности, нежели действие! Да что там - слово само действие! «Слова поэта суть уже дела его» - писал Пушкин.
Изящество комментариев Умки свидетельствует об одном: она понятна и открыта аудитории, но свободна от популизма. Истинной понятности слов Анны Герасимовой хочется уподобить слова иной Анны - Анны Ахматовой, которая писала:
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт.
Презентация книги сопровождалась и собственно рассказом о работе над переводом книги. Так, Умка, не считая себя излишне искушённой в английском языке, не всегда была в состоянии вникать в нюансы значений неких редких малоупотребительных словечек, но Бессонов - переводчик-радикал - настраивал Умку покопаться именно в нюансах… Умка, со своей стороны, вдохновляла Бессонова на выразительный поиск аналогов английских выражений. И если Бессонов помогал Умке в тонкостях английского, то Умка (не будем забывать - поэт) ориентировала Бессонова в русском языке и его литературных возможностях. Андрей и Умка шутили: Андрей учил Анну тонкостям английского, тогда как Анна учила его русскому.
Андрей и Анна переводили книгу в соавторстве. Андрей шёл с первой главы, а Умка с последней - встретились они приблизительно в середине в самых волнующих главах, хотя Умка со своей неистощимой энергией, кажется, даже чуть-чуть опередила Бессонова.
Аудитория любопытствовала и относительно того, а как автор книги реагировал на перевод, как вообще шли переговоры с автором. Умка отвечала несколько неожиданно и как всегда остроумно. Она сослалась на Бродского, который говаривал, что де евреи - это люди, которые всем вокруг немножко интересуются. Но бывают западноевропейские флегматики, не евреи, которые по выражению Пушкина (употреблённому, впрочем, по совершенно иному поводу) «ленивы и не любопытны»… Переговоры с Трынкой автором книги, конечно, велись, но велись преимущественно в деловых рамках. И скажем, интерес к русскому року за рубежом не всегда активен - это и понятно. Ведь русский рок в конечном счёте интонационно-вербален, а значит, едва ли вполне понятен и переводим за рубежом, несмотря на то, что он сам, русский рок, порою мыслим как калька того, что делается в американской и европейской музыкальной культуре.
Книга, сделанная Умкой и Андреем Бессоновым - это настоящая вещь, которую приятно держать в руках, что, конечно, исключительно радует. Ведь вокруг столько всякой лажи! И вдруг является нечто поистине настоящее.
Книга убеждает: если не вскрыться в кровь, настоящего не получится. Надо вскрыться…
После небольшого перерыва последовал концерт Умки. Под оркестровый аккомпанемент звучал её потрясающий слоган «Не волнуйся мама, ничего не будет хорошо!». Под конец согласно настоятельным просьбам части публики прозвучала песня Умки про двери рая, куда подчас так непросто достучаться.
Стемнело, но расходиться не хотелось. Хотелось, чтоб литературно-музыкальный праздник продолжался. И хочется надеяться, он продолжится.
Ставьте лайки или дизлайки. Пишите комментарии. Делитесь моей публикацией. Подписывайтесь на мой канал https://zen.yandex.ru/profile/editor/id/5c9c7cef4b325300b3255e02. Московский литератор Василий Геронимус.