В этих очерках я погружаю вас в быт глухой алтайской деревни, куда из Петербурга перебрался декоратор Тимофей Вишняков. Деревню он оживил, дал людям рабочие места – это да. Но возможно ли прижиться в алтайской глуши человеку с бурным городским прошлым?.. На этот раз побываем в пихтоварке Тимофея и на пилораме. А также узнаем философию местной торговли. Первую часть читайте здесь.
***
Котёнок Полоскин раздирает на полу кухни жирную мышь. Он хрипло мурлычет, она же вырывается то и дело. В окно просунул морду пёс: скулит затяжно и наблюдает, цепью звякает. Над горой поднимается солнце, его лучи разрезают занавеску. Коровы звенят боталами на холме недалеко от дома. Чуть пахнет навозом, мятой и коноплей. Роса ещё блестит на траве. Местами скисают остатки тумана, берёзы шумят на горах, а вода в реке прерывистыми басами прыгает с камня на камень.
Ни выходной, ни будний в Тележихе начинается новый день.
– Полоскин! Поло-о-скин, ну всё, ты – котяра. Ты молодец. Ты поймал мышь! Лютый ты мой. Только ни на кого не прыгай, – хвалит Тимофей кота за первый улов и наливает зверьку победной простокваши в миску.
Пилорама Тимофея недалеко от дома на пригорке и под открытым небом. Здесь уже сидят рабочие. Трое мужиков в одинаковых кепках и белобрысый пацан.
– Он точно из Москвы? Не из соседней ли деревни? Одет-то как местный, – шутит про меня Николай, самый высокий и говорливый из них.
Знакомятся местные всегда с вопроса: «Ну чё, как тебе наша природа?». При этом улыбаются с подвохом: привыкли, что ответить словами редко кому удаётся. И в то же время относятся они к тебе с недоверием, разговоров сочных не выйдет с первого знакомства.
Никола объясняет, как идут дела. В станок заряжен ствол дерева, частично спиленный по бокам на доски. Вокруг полно опилок, огрызков коры.
– Ща прикинули. Провисла… Будем подкладывать.
– Видишь, Антох, – говорит мне Тимофей, – безотходное производство. Там лапку [*ветки пихты] гоним в масло. Сюда древесину – на пилмат.
– В основном просто мат, – подшучивает Никола, и мужики хором смеются.
– Но иногда и «пил», – говорит Тимофей.
– Выпил – мат. А почему мат? Потому что хреново выпил.
И сразу же хором молчат. Я и в следующие дни стал это замечать. В компании с Тимофеем местные говорят исключительно по делу – доски, лапка, трактор, бензин, отрезал, привез. Других разговоров нет. Ну, тех самых – дружеских разговор пусть ни о чем, но уютных. Мне показалось, что Тимофею не хватает их.
Неподалеку мычит корова, где-то лает собака. Облака цепляются за горы, печёт солнце. Воздух жаркий и в нем приятная скука.
– Ну, я не знаю, до четырех ща попробуем допилить… Потом вот эту кучку добьём, – объясняет Николай. – Потом это собрать, если будут дожди. А они будут.
– Тогда на пихтоварку подтягивайся потом. Или можем через тебя пройти, забрать всё отсюда, – говорит Тимофей.
Двое других рабочих покуривают, говорят редко. Глаза слегка прищурены. Улыбаются. Пацан Денис, рот открыв, старших слушает. Смеётся, но шутки понимает чуть запоздало или вовсе не понимает.
– Здрасте, – мимо проходит белобрысый мальчишка лет шести.
– Здорова, ну и где ходишь? – бодро спрашивает Николай.
– В смысле?
- Ну, а кто, б***ь, запускать будет? Мы сидим тебя ждём.
– Хэ-хе-хе-хэ – заржали мужики.
– Кто пилораму будет заводить?
– Я не ум-м-ею… – отвечает мальчишка, растерялся, голову уронил.
– Как это не умею? Всё иди, а то озадачился. Спать не будет.
– Смотри, вечером запустит, – шутит Тимофей.
– Скажет: «Поди в прошлой жизни я был пилорамщиком».
Раньше, чтобы валить лес, на Алтае достаточно было прийти к леснику. Тот бумагу выписывает, идёт и показывает, какие стволы рубить, какие нет. Сейчас же для получения делянки леса приходится ждать около года. Да и её нужно вывезти в сжатые сроки, а то оштрафуют. Валежник бесплатно тоже не возьмёшь. Деревья копятся, от этого заводится короед и следующего поколения леса может не быть.
Пихту Тимофей варит в сарае прямо у дома Саши-Электрика. Оказавшись на месте, он увидел, что бочка не разгружена с прошлой варки, свежую лапку никто не сложил. Тут и появляется причина матерщины Тимофея – белобрысый Денис.
– Ну, мне сначала некогда было, а потом… я как бы, – оправдывается паренёк.
– Некогда было! Тогда вот этот вопрос разъясняет многое. Четыре дня разгружаешь бочку, которую разгружать два часа!
– Я пришёл. Ливень начался. Дожди шли. Я не успел.
– Денис, ну три дня точно нет дождей!
– Ну как бы. Два дня-то. Дожди шли.
В сарае два помещения: в одном пихтоварка, в другом станок для дробления лапки. Измельченную хвою Денис складывает в мешки, а свежую подает Тимофею и он дробит её.
Роман топором срубает толстые ветки, периодически помогает то здесь, то там, как в прочем и другие без лишних слов меняют занятия.
Устал, запарился – речка рядом и она прохладна. В Тележихе много воли, спонтанности и доверия между местными.
Просыпаешься вместе с солнцем, с ним и ложишься. Трудишься, пока дело до конца не доведёшь: всё ж для себя, а не для дяди. Машины и жилища местные редко запирают – все свои, все дома. Скотина пасётся круглые сутки, и каждая семья знает, как боталит его корова или лошадь.
Сегодня Тимофей наметил закончить с дроблением лапки. Завтра будем варить. Поэтому обед станет ужином. Жара гонит из тела седьмой пот.
Философия местной торговли
– Так. Тебе наполнять? – спрашивает Роман.
– Ага, – отвечает Тимофей.
Сидим на его участке у костра. Парни взяли самогона, закопали картошку в угли. Давно стемнело, и полная луна поднимается из-за гор, небо звездное. Всё также боталит скотина, подыгрывая реке и берёзам. Короче, уютно.
– Знаешь, чем в деревне уважение проявляется, прям вот можно замечать? – говорит Тимофей. – Кому-то самогон дают в полторашках пластиковых, а кому-то в графинчике. Но графинчик нужно вернуть. Это тоже будет знак уважения: то, что я о вас забочусь, не забыл.
– Будем, – сказал Роман, и звякнули рюмки (у нас, кстати, графинчик).
Саня-Дед не пьёт. Сидит кота гладит и смотрит в огонь. Много молчит, но не громко. Рома прилёг. Тимофей палкой перебирает угли в костре. Полоскин кочует по нашим коленям и ловит мух то и дело. Ещё выпили.
– Я принял такую позицию, что зарабатывать – это неплохо, – говорит Тимофей. – Заработок – это оценка твоей деятельности от людей, которых ты не знаешь.
– Можно же и не оценивать, – говорит Роман.
– Любое действие оценивается. Если оно делается не только для себя. Но оценка может быть как словесной, так и денежной. Типа как здесь: нужен мне конь, а человеку нужны дрова: меняемся – работаем. Н-нафиг не нужны эти деньги! Всё хорошо. Но блин, приезжают ко мне за дровами люди, которых я не знаю. Им нужно быстро получить дрова, а мне как раз эту размен валюту, которая всеми принимается.
– Мне, кажется, нужно оценивать по деяниям, – говорит Роман. – Вот какие твои с Юрой деяния? Вот губите вы природу и выгоду получаете. В итоге, что вам даст Вселенная? Жопу с маслом и кучу проблем.
– Объясняю. Лес валится. Короед жрёт его, потому что сильно заросший лес. Всё завалено. Лес пе-ре-пол-нен. И здесь дают делянку, но есть растения семенняки и вот их мы не имеем право трогать. За каждый срубленный семенник мы обязаны будем заплатить штраф.
– Чтоб ты не разжевывал эту тему я тебя просто подведу к тому: какое право вы вообще имеете что-то вырубать? Вы это сажали? – говорит Роман.
– Нет.
– Это то же самое, что я приду к тебе и буду у тебя вырубать. Я ж не буду иметь на это право. А человек взял и подумал, что всё, что на Земле – это его.
– С одной стороны ты прав, – говорит Тимофей. – Но если мы не перестанем этим пользоваться, то многое не поменяется. Потому что лес гниёт. Раньше можно было брать поваленные деревья бесплатно, теперь нужно платить. Я не спорю, что человек паразит на этой планете. Но всему есть свои пределы. Короед сжирает, человек вырубает, марал вытаптывает: жертвы в любом случае будут.
Снова разлили самогон по рюмкам. Горы совсем почернели, луна оставила их в покое и залезла отражением в реку. Деревня спит.
– Энергия всё время перерождается в другое. Не думал об этом? – продолжил Тимофей. – Вот дерево, например: стояло, спилили, умерло. Но сохранило жизнь кому-то другому, допустим, в плане дров. Замёрз бы человек без него.
– Ты начинаешь оправдывать себя. Когда занялся этим делом ты сам мне говорил, что тебе жалко пилить, когда видишь, как они валятся.
– Да, но если их не спилю я, то на следующий год их съест короед. Я не боюсь брать на себя ответственность. Не проси у меня масло больше. У нас даже в законодательстве заказчик преступления получает больше, чем исполнитель. Не проси у меня больше масло.
Разговоров сегодня больше не будет. Роман ушёл в палатку: «Спокойной ночи». Тимофей остался у костра и долго мычал песни без слов.
_____________________________________
Следите за продолжением алтайских очерков. Следующая часть будт заключительной. Продолжим погружаться в местный быт. Подробнее расскажу о самом процессе варки пихтового масла.
***
Это мои первые тексты на Дзене. Буду благодарен за ваши отзывы и критику.
