Гоголь, Достоевский, Чехов, писатели, литературное наследие которых трудно мыслимо в прежнем виде настольных книг, но новых авторов[3]. И относительно просто в виде художественных фильмов. Но без новых авторов реализма в традиционной теперь литературе, и разве что у сценаристов, видимо, легко. Очевидно, не только наследие этих великих, так может быть адекватно мыслимо в кино, фильм наполнен аллюзиями не только на Восточную церковь и восточную мировую литературу, но, прежде всего, на европейскую традицию, как церковную, так и художественно литературную. Диалоги, в которых каждое слово подобно частичке поэзии, что невозможно удалить, если такое слово найдено, относительно уместно, теперь, видимо только в кино, как и реализм. Впрочем, фильм Ларса, Нимфоманка, это уже не догма «Догвиля», трудно сказать, есть ли это руководство к действию. Но вот то, что это и есть нимфоманка, это можно сказать достаточно уверенно.
И очевидно не только потому, что это кино содержит элементы порно, или тем что могут счесть за него, но, прежде всего, потому, что искусство кино, как таковое не может быть видимо, теперь, ничем другим, как искусством для искусства. То есть, речь идет не только о том, что множество мужчин могут быть, если не изнасилованы, то, во всяком случае интеллектуально, соблазнены, этим кино. И потому сам фильм – это нимфоманка. Но, прежде всего, о том, что новые технологии, не просто имеют такую особенность, как этот фильм, они в принципе построены на том, чтобы воображение переставало бы быть исключительно областью имманентного. Тем, что сидит в гроте, если не в пещере. Теперь, это далеко не виртуальная реальность, вернее, и эмпирический реализм, и виртуальная реальность, и не то, и не другое вместе. То есть, в том числе, и искусство новейших технологий – это далеко не отражения на стене в свете огня, только очень реалистичные, но вернее все дело быть может в этом «очень». И предсказывать, вернее предвидеть, если не жить в них, новые фильмы, как и новые клипы, давно уже не просто забава тех, кто прикован цепями повседневности, но свидетельствование. Возможно и о том, что еще не произошло, но произойдет, как чудо на Гудзоне. Сложность в том, что люди все еще плохо верят себе. Пусть бы и умели предвидеть все что происходит, как хорошее, так и плохое, и иногда так сложно, как посредством предвидения нового кино. То есть, было бы кажется еще более глупо пытаться предсказать тени на стене, а не события под дневным Солнцем, но вот ведь бывает, и даже с кино, не говоря уже о цифре, что и не так. Короче, речь идет не о том, что люди так запуганы, что не могут смотреть ни на что другое, кроме отражений на стене, и потому предсказывают только фильмы или клипы, просто потому что в принципе не живут своей жизнью. И выйти на свет можно лишь, как безумному насекомому, пропетому в песне Патрисии Каас.[4] Но просто новейшие технологии таковы, что смещают границу воображаемого и тем, что им не является.
И кино ничего не остается в конкуренции с этим новым, как все более и более соответствовать своей тенденции. А она, как раз, в том, чтобы и быть тем, что называется именем картины и, как раз, в виду свойственной кино возможности иллюзорного представления движения. Впрочем, после диалога Алисы из сказки Кэрролла, о именах, все может быть крайне запутанно.
Было бы бессмысленно требовать от Веласкеса гиперреализма современной фотографии, но и от фотографа требовать мазков краски на холсте, всей этой особенной, по способу бытия иллюзии, живописности и живописи, было бы наивно. Но цифра сделает, и то, и другое, просто потому, что уже делает. Можно будет рисовать картины в графическом редакторе с полной иллюзией нанесения мазков на холст в трех измерениях. Если таково будет желание путешествовать по долинам памяти и традиции. И при этом с качеством гиперреализма фотографии. Что можно и приглушить, притупить, приладить.
Тем более, игровое кино, кино рассказ, кино нарратив, кино реализм. Впрочем, назвать фильм Нимфоманка реалистичным, это то же, что приписать Гоголю этот стиль прозы. Здесь Набоков, видимо, как раз, от лица реализма и расставил все точки над i. Сходным образом и «Нимфоманка», притча, быть может, и о архетипах коллективного бессознательного. Что, как раз, такой фильм, как «Пианистка» и не делает, это просто, кажется, иногда, Бальзак 21 века, только в кино. Здесь же, все персонажи могут рассматриваться, как достаточно ходульные, для того чтобы быть порождением модерна, или реализма, вида Шекспира, но не им самим. Впрочем, любое произведение искусства известным образом неинтерпретируемо, просто потому, что референция приостановлена. Здесь, это просто некая поэзия в прозе. И не потому, что некое экстремальное содержание, таким образом, хотелось бы скрыть под никоим флером видений или явлений, но просто потому, что такова текстура фильма. Ничего подобного после Тарковского, «Ностальгии» или «Жертвоприношения», по темпу и ритму, видимо не было, там, за исключением пародий или подражаний подражанию.
Исповедь, в конце которой чудовище признания о сексе покушается на самозванца, то ли аналитика, то ли священника, книгочея, что ее таким чудовищем и делает, и видимо от того, что все еще девственник лет в 50-60. Но и после «Идиота» Достоевского такого асексуального лукавого, кажется, поискать.[5] Как и после Анны Карениной такую ясность мысли у женщины.[6] И после Чехова такой рассказ, про припадок матери троих детей, мальчиков. Но конец явно неоднозначен, и полечиться от лукавого, пусть и в постели с нимфоманкой, что рассказала, впрочем, не одна, но едва ли не всю историю, превращения гротескного тела в капитал, было бы резонно, тем более, что и сцена убийства не находит подтверждения, темно. [7]Но и разница очевидна. Все, что осталось от гротескного тела у Ларса, это скандал. И конечно, желание неким образом избавиться от него, как и от скандала видимо. И что, чем жить?
То есть, речь идет не о том, что некто стремиться убежать в мир иллюзии и грез, и потому, называет что-то искусством для искусства, стремясь сбежать от реальности и успокоиться на этом, замкнув произведение искусства на само себя в некий кокон, из которого ничего не может выйти и в который ничего не может попасть. Нет, «все не так», как говаривал некий Гоблинус, как раз, это искусство для искусства именно потому, что, возможно, порют в живую, как черный квадрат, это правда, и при этом это притча, абсурдная притча, что, как раз, может быть и не исключительно религиозна, коль скоро такая полифония, но что было бы традиционно, кажется, всегда хорошо со времен Тертулиана. Можно вспомнить исторический анекдот глядя на игру актеров что исповедуют Станиславского, «играть не пробовали», быть может и "Дедпул"?
Ничего кроме открытого горизонта неясности, что, вообще говоря, не страшен, и не соблазняет, можно не найти в этой картине. Но и именно поэтому литература более нигде не оживет, как в кино, которому самому отпущено, быть может, еще век с небольшим исключительного господства над умами и сердцами. И все, далее какое угодно кино и какая угодно живопись, но преимущественно, в цифре, во всех смыслах. Явно, технобиоценоз будет фундировать иной гротеск, чем исключительно геобиоценоз, просто потому, что и уже фундирует, в «Механике» и «Адреналине». Персонажи этих фильмов, типа Чев Челиос – это персонажи компьютерных игр, что еще не знают об этом. Смерть перестает быть ужасающе пугающей не просто потому, что, когда она есть нас нет, мы кончились, но потому, что вот теперь ее может не быть, а мы вновь начинаемся, вместо двух пар ног, может быть 12, вместо одной жизни две или более, просто потому, что и «адреналин раш», или Некто Воскрес.
Всякий раз, поддерживать традицию сложно. Конечно, диктатура, что проглядывает в резкости суждений нимфоманки о демократии, вещь уже достаточно известная, и именно как исход такого политического правления, как демократия, в Европе. И потому возможный тупик очевиден. Что кроме развилки: красных бригад, абсурда, сингулярного бунта женщины? Кроме риска возврата к фашизму, маршей легионеров, и теперь, фашизму не бытовому, распорядка дня, аскезы, заботы о себе, без пароксизма, но вполне быть может, и отличным образом, политическому и экономическому. Триер перечитал Анти-Эдип, и видимо сделал это настолько насколько возможно всерьез, и потому, это кроме прочего комедия в стиле Кафки, сплошные ловушки юмора, когда известно, что при авторском чтении слушатели не могли сдержать смеха. Это очень голландская, очень французская, и очень немецкая картина, если вообще можно выделить что-то в таком лаконично скупом повествовании, севера Европы, стилизованном под 70-е, с таким жаром Италии, если не Испании, от Альмадовара, и с таким молодым актером из трансформеров, США. Впрочем, медицина может многое. Действительно ли это фильм последнего времени 2016, не есть ли это отнюдь не мистификация и стремление актеров пожить в 70-е? Вполне можно посмотреть на это кино, как на обличение, которым реализм всегда славился. Тем, кто ищет в реализме образов жизни и образцов подражания для нее, видимо могут быть разочарованы до состояния плева.
Единственное, кажется, что можно предъявить, коль скоро, об этом все равно будет спрошено, так это некая затянутость, что намекает на манерность, в особенности в начале второй части. И именно потому, что, вообще говоря, "Интернет" порно гораздо разнообразнее и можно выбирать. Фиксация на одной паре – это вид заторможенности. И речь таким образом давно уже и не только о семье и о том, что ее нет. И все же, это роман и единство повествования, восстанавливается возвратом к той, что уже участвует, схема, вечного возвращения первоначального накопления, что ведь снимает эволюцию живого и деторождение, просто потому, что и оно возможно, деторождение, не только оплодотворение, как искусственное. Вообще то это не новая схема и уж точно не схема исключительно артхауза или софтовой догмы. Если признать, что Догвиль, это что-то «потяжелее», во всяком случае по стилю, нечто, что ближе к квадрату и его правде. Начать с прошлого, чтобы вернуться к будущему, которое откроет более глубокое непредсказуемое прошлое, эти временные схемы все более глубокой амортизации постоянного капитала с прибыли, тиражируются не только Ларсом, но и в таких фильмах как «Дедпул», или о противостоянии супермена и железного человека, «Первый мститель: Противостояние». «Просто потому, что где же еще их тиражировать, «амортизируй капитал Бубенчик».
Итак, затянутость, что, кажется, еще на стала приемом, как у Тарковского, что и видимо, так же намеренно. У Ларса преимущественно течет речь рассказа, а не вода, пусть бы он и умел держать ее, как никто после умершего, теперь, Кастро. Впрочем, умению Тарковского держать если не сцену, то кадр, можно позавидовать.[8]
За что все еще можно любить Европу? В чем все еще ее правда? Видимо, ответ нужно искать и в этом фильме, как и столь лелеемую, но столь давно утраченную идентичность. От другого, от извращения, от эксцесса. Но и от последовательности, от мысли, от умения и науки держать судьбу, и конечно от искусства. Но во всяком случае и, вообще говоря, довольно давно, не только в сочинениях философов. Бадью можно читать.
Но горизонт будущего уже неотвратим, скорее мир и планета, чем полуостров Евразии, женщина на Быке.
Впрочем, было бы интересно узнать, отметила ли съемочная группа триумф, в совместном участии, в празднике. Просто потому, что, если Бертоллучи, признался в том, что изнасиловал актрису с помощью главного персонажа и актера, что играл его роль, Марлон Брандо, ради того, чтобы посмотреть, надо думать, на ее личико во время оргазма, видимо, почему бы и Ларсу не развязать язык о том, как проходили съемки. С тем, можно надеяться, чтобы окончательно развеять ложную видимость. В фильме часто видны, кажется, неправильные склейки, и, как раз, там и тогда, когда градус насилия зашкаливает. И главное Марсель остался жив. Ларс сохраняет некую мораль, если не буржуа или мещанина, то возможного будущего, не преступает граней, но как по ту сторону. Один из самых сильных моментов в этом кино, как результат монтажа, где бы он не происходил, это то, что ребенок не упал с балкона, ожидание было обмануто и, как раз, тогда, когда такие кино, как «Хадкор», не оставляет шансов на то, чтобы это не произошло. И если не Хадкор, то такая комедия, пародия и на 81/2 как «Молодость». В которой один из главных героев – известный режиссер, «первооткрыватель женщин», после слов, в разговоре с другом: «у нас есть только эмоции», – выбрасывается из окна. Но нет, нимфоманка, кино не такое игровое, как Хадкор, нарастания трагизма, что можно было предвидеть, не случилось, впрочем, разве что в сцене, что «пародирует» Такси 2, с истязанием минетом, в коллекторской работе главной героини. Нимфоманка – это коллектор. И не просто клоака, если не мытарь, что бил себя в грудь,- которой она и была в Риме в Древнем Риме, если не гротеском, но капитал, нет никаких желаний, кроме него, желания капитала. И потому может быть вопросом есть бессознательно революционные желания в производстве?
Несомненно, что любители текстуры найдут еще много слоев, тем более, когда есть такие инструменты как Adobe, но ясно, может быть, одно, при всем многообразии возможных смыслов и значений, это исконно европейское кино.
Нимфоманка - мытарь, это судьба Европы. В особенности если читать ее философов. Что только нельзя ей приписать, и часто по праву, но праву попранному. Кто только не должен ей, и США едва ли не самые первые в списке. Это она смотрит на нас с полотна Веласкеса, теперь, или вернее отражается в нем. И вот незадача, парадокс, что здесь скрыт, как фазан, состоит в том, что делать это, восстановить себя в правах, Европа, может только дезавуируя право, вместо со всеми остальными институтами прошлого. И вот это краешек ее правды, ее нимфоманки.
«СТЛА».
Караваев В.Г.
[1] Реализма.
[2] Не лишне будет добавить, что, прежде всего городского реализма, оставшись неисчерпаемой, только, теперь, видимо, прежде всего в кино.
Иногда чтение книги, этой иногда просто целлюлозной симуляции вагины, наполненной пылью, напоминает, теперь, некрофилию, и разве что возможность делать это при дневном свете или при свечах, но в отсутствие электричества, все еще греет это пыльное многообразие, чреватое туберкулезом, что бывает трудно хранить, – пронизывает надеждой изнутри, чтобы на него не покушались, подобно тому, как в известном романе американского писателя Бредбери.
[3] Вряд ли стоит ждать от Пелевина следования стилю реализма.
[4] Казалось Эдит Пиаф ушла в прошлое прежде всего потому что все, кто после нее будут выглядеть поросятами, что же что и чистыми, и разве что Гвен Стефани. Могла бы спасти честь имени. Певицы. Но нет все опять не так и, вообще говоря, и Милен Фармер может быть правдива и мудра, как Анна Коренина не только Патрисия Каас.
[5] Впрочем, Кончаловский, клиницист цивилизации, между делом лирики и идиллии профессии
заменимого почтальона в селе, не далеко от космодрома Плесецк, в «Белых ночах почтальона Тупицына», намекает, что застарелый гибок, видимо, может соседствовать с видением серого кота, что, вдруг, откуда ни возьмись, пристально смотрит, известным, в том числе, и архетипом, то ли лукавого, то ли «Мастера и Маргариты» Булгакова, и т.д., и т.д.
[6] Хотя, быть может, в виду последовательности героини, что отчасти сродни философской, это, скорее, персонаж Достоевского, одержимый идеей, пусть и экзистенциальной, секс стоит смерти в особенности, если он мой единственный.
[7] Выслушав длинный рассказ в целую ночь, от европейской Шахрезады, он таки пошел на штурм, видимо лечиться.
[8] Короче ,и "Дедпул", и порно есть в «Нимфоманке», экшен, триллер, боевик, как и она есть в Дедпуле, неким краем судьбы очередной девицы и почти романтической иронии. Но если хочется Джима Кери, в роли Дедпула, продолжения «Маски», но без в особенности зеленой маски, то лучше смотреть Дедпул, если порно, то порно, а вот если что-то после «Ностальгии» Тарковского в Европе, то «Нимфоманку». Что, однако, может быть, еще более сомнительно в виду возможности связи произведения искусства с любым другим, не только в виду назидательной интонации.