.
Я часто повторяюсь, потому, что я не люблю ни нового, ни старого, но вот что я люблю, это повторения, повторения одних и тех же слов, пейзажей, имен, картин, воспоминаний, или лесных тропинок к самому забытому. Я бы сказал, что из повторений (из игры повторения, как диалектики отражения, и игры его эха ) и возникает поэзия, в том числе и когда мы говорим о рифме, хотя, и в нерифмованной поэзии срабатывает этот же элемент. Именно, в повторении рождается смысл, зачастую, самый неуловимый. Поэтичен для меня не пейзаж увиденный впервые, увиденный впервые пейзаж для меня сказочен, но еще не поэтичен. Поэтичен пейзаж увиденный второй, третий , или, десятый раз, когда в нем срабатывает узнаваемое, вступая в игру - с еще неузнанным, или, лучше сказать, неожиданно вспомненным. И самое поэтичное пение для меня -пение не соловья ,а кукушки. Потому, что пение кукушки состоит из монотонных повторений. Соловей же в моем понимании, скорее эпичен, чем лиричен, потому, что ни один соловей не умеет повторяться. Соловей скорее возвращается к исходному мотиву, но песня его никогда не состоит из повторений. В этом есть конечно же известная сила соловья , который никогда не повторяется, но в этом же и состоит его, некоторая поэтическая (или, лучше сказать, лирическая) слабость.
