Участница «Битвы экстрасенсов» рассказывает о своих съемках в этой телепередаче
На экране и в жизни -- в чем разница
Телепередача -- в первую очередь захватывающее зрелище. А в работе экстрасенса зрелища нет: он сидит (стоит, идет) и провидит. Поэтому режиссеры придумывают всякие ходы, которые отлично выглядят на экране, но иногда не имеют прямого отношения к работе экстрасенса. Например, нам предлагают на высоте пятнадцати метров пройти с завязанными глазами по дорожке шириной тридцать сантиметров навстречу близкому человеку. Один эстрасенс отлично провидит будущее помощника оператора, бегающего внизу со штативом: разведется парень с женой, как пить дать, еще до осени. Но он не видит доску, потому что его стихия -- работа с живыми энергиями, а не с предметами. Другой экстрасенс может дорожку почуять на манер летучей мыши, через подобие эхолокации, но он боится высоты и страдает нарушениями равновесия. И весь его дар бессилен ему помочь. А третий дорожку чует, высоты не боится, но у него больные ноги, и он плохо ходит и лазает. И все трое -- очень сильные мастера -- с заданием не справляются.
Я высоты побаиваюсь. Но, назвавшись груздем, лезу в кузов. Иду по дорожке прямиком в объятия мужа -- на его телепатический зов, доверившись ему, не видя дороги. И на той стороне задаю себе вопрос: «А мне такое надо?» И отвечаю: «Да, надо!»
Сражение с огнем
Мой истинный страх -- это огонь. Во мне слишком много своего огня, и если добавить чуток чужого, я сразу вспыхиваю -- в прямом смысле слова. В очередном задании каждому участнику требовалось зайти в комнату и взять со стенда тот предмет, который ему понадобится в борьбе с грозящей опасностью. Там были перчатки, красивый сиреневый зонтик, огнетушитель, ведро, веревка. Я понимала, что иду в дым и огонь. Впала в панику. Знала, что не спасусь, и разум мне отшибло полностью. Я машинально схватила то, что мы берем для «спасения», когда выходим из дома в ненастье -- зонтик моего любимого сиреневого цвета.
Вошла, в полуобмороке, дура дурой, под зонтиком, в помещение -- и в нем вспыхнул газ. Меня охватил огненный смерч. Лицо обгорело, наращенные ресницы расплавились и затекли в глаза. Два дня я провела в реанимации. Пришлось долго восстанавливать зрение. Но я все равно не вышла из игры.
Испытание, с которым я не справилась
Нет, вру, были испытания, перед которыми я пасовала. Не люблю кладбища. Многих кладбище умиротворяет. Они говорят, что там покой. А я не могу находиться среди могил -- возникает истерика, озноб, желание сбежать. На кладбище я воспринимают боль тех людей, которые приходят оплакивать близких, и тех душ, которые ушли из жизни раньше срока. Я всегда чувствую места насильственной смерти.
В селе Кобялки убили девушку. Нам предложили работать у ее могилы. За оградой кладбища я рассказала матери, что дочку похоронили с кольцом на пальце, подаренным мамой на шестнадцать лет. Описала кольцо и камень. Мама была потрясена. Но находиться на кладбище, как требовалось по проекту, я не смогла. Сбежала и проиграла. И поняла, что чужие страдания, перед которыми я бессильна, для меня страшнее, чем сила огня и личная опасность.
Как телевидение помогает отточить мой дар
Громадный плюс телевидения: съемки научили меня концентрироваться и воспринимать информацию в любых условиях, что бы ни происходило вокруг. Бывает, смотришь на героя, тебя накрывает идущая от него информация, надо ее тут же выдать, а режиссер суровым голосом предлагает сидеть и молчать. Мыслеобраз тускнеет, картинка теряется. И надо быть очень организованным человеком, чтобы увиденное про себя повторить, в памяти удержать.
На первых порах было трудно сосредоточиться, когда рядом толпятся операторы, сценаристы, режиссеры -- люди творческих профессий, с яркими эмоциями и бурными страстями. Я постоянно ловила чужие образы и чужие истории. Я работаю с героиней, считываю ее прошлое, а рядом стоит ассистентка режиссера и оглушительно думает про ссору с возлюбленным. И ее громкие мысли перебивают слабый сигнал от героини. Я говорю ассистентке: «Да позвонит он тебе через три минуты, выйди за дверь и жди там». Она краснеет, выходит. Слышу звонок мобильника и ее голос. Погружаюсь в личность героини. Чувствую вибрации болезни. Почему-то мужского плана. Через минуту доходит: это не моя героиня страдает бронхитом, это у второго оператора, Константина, сейчас приступ кашля будет. И ему говорю: «Выйди, Костя, не мешай работать!» Он покидает помещение. Одна за дверью по телефону говорит, другой кашляет, а я считываю информацию.
Прошло время. И теперь я могу легко установить и удержать связь с нужным человеком, ставить щиты и отсекать все лишнее.
- Если меня не спрашивают, я никогда ничего не говорю. У каждого человека есть право выбора -- знать или нет.
- Я не профессиональный борец со злом. Часто могу описать внешность преступника -- но никогда не буду охотиться за ним. Искать убийцу -- дело полиции. Моя миссия -- не карать, а нести покой.
Самое главное, что я получила от участия в проекте
Когда я столкнулась с первым полицейским расследованием, у меня был шок -- как у принца Гаутамы, который в первый раз в жизни встретил нищего. Я увидела другую сторону жизни, с которой мы не пересекаемся. И подумала: с этим надо что-то делать.
Я, благодаря телепроекту, получила возможность помогать людям. За последние полтора года около шести тысяч человек просили меня о помощи. Я сразу отсекаю дела семейные: никогда не буду в них вмешиваться, каждый способен решить это сам. Но бывают другие случаи -- когда человек беспомощен перед чудовищной утратой. Он одинок -- почему-то горе многим кажется заразным, что ли, и они избегают несчастного. А я разделяю с ним его горе и одиночество. И мне, честно говоря, все равно, проходят ли съемки. Главное -- быть рядом и помочь.
А когда я попала в проект украинского телевидения «Мистические расследования», пережила второй шок. И задумалась.
Сумеречная зона
Я не пронимаю, почему так много мрака, насилия, убийств оказалось именно на Украине, там, где Харьков, Донецк, Днепропетровск? Шахты, аварии, тяжелый труд, Голодомор, концлагеря, война, расстрелы... Может быть, аура смертного страха и обреченности осталась?..
Ко мне обратились за помощью через передачу молодые родители, у которых умер новорожденный. Они пожаловались: его могилку раскопали, тельце похитили, одеяльца разбросали, костер рядом разводили. И я увидела, как в ночь после похорон три пятнадцатилетние девочки разрывают могилу, чтобы извлечь трупик младенца и провести над ним черный обряд. Они верили, что после него смогут приворожить к себе нужных парней. Отличные девочки, из полных семей, прилежные ученицы. Они признались в содеянном и пожимали плечами: «Мы ж никого не убили!» Я сказала одной из мам: «Вы воспитали чудовище!» Мама ответила: «Молодость, что с них взять? Я тоже в пятнадцать лет такое делала!» У меня волосы встали дыбом.
Всюду были свалки и стаи бродячих собак. А бродячая собака -- всегда страшно, так как она символизирует полное запустение, безответственность и разруху. Коты могут жить без хозяев, а собаки -- нет, они страдают и дичают. Я прикармливала возле своей гостиницы тощего, как скелет, слепого добермана. Он каждый день в обед приходил к порогу и ждал. Потом пес исчез. И мне сказали, что всех бродячих собак в городе отравили. Вот просто взяли и отравили -- и все.
Это неправильный мир, и жизнь в нем неправильная. И я тешу себя надеждой, что каким-то образом привожу ее в порядок.
Полное погружение
Иногда моя работа оказывается особенно страшной. Мать девятерых детей попросила телевидение ей помочь. Ее взрослый сын, по заключению полиции, покончил с собою: лег под поезд, ровненько, поперек рельсов. И поезд его переехал. Ни один нормальный человек не сможет смирно лежать и выдержать приближение поезда. Но милицию это не смутило: может, ему так «понравилось».
Четыре дня я была рядом с этой жещиной, выхватывала истории из ее памяти, чтобы вникнуть в образ сына. Поймала эпизод: парень косил траву и случайно косой повредил копыто своей любимой лошади. Кроме мамы, никто об этом не знал, потому что сыну о своей оплошности было стыдно другим рассказывать. Мы с нею слились, и я жила ее жизнью. Я видела, кто и как убивает парня, и когда он кричал «Мама!», чувствовала, что он обращается ко мне. На съемках я рассказывала, как все было, и словно все вживую видела. Он просил: «Не убивайте!», закрыл лицо руками, и тут я, на передаче, упала в обморок, а героиня потеряла сознание в городском автобусе. Она увидела и услышала то же, что и я.
Дело направили на новое расследование. Убийц нашли.
Меня совершенно не стесняет моя способность ясновидения
Это не наказание -- это часть меня. Я всегда чувствую фальшь, знаю, что собеседник хотел бы сказать другое. Но у меня хватает такта не выскакивать со своим ясновидением, а подыграть ему: у него были свои причины лгать. Близкие мой дар принимают, и никого из них не волнует, вдруг я что-то «лишнее» про них узнаю. Да и что плохого можно увидеть в маме или в муже?
Я вижу за раздражением -- усталость, за завистью -- любовь, за грубостью -- стыд. Меня не удивляет чужое «плохое» настроение, не пугают «плохие» мысли близких, я-то знаю, что за ними прячется!
Моя стихия -- огонь, а силу мне дает вода. Я люблю наше северное Балтийское море. Люблю смотреть на осенние закаты, бледные и великолепные. В кельтских легендах герои не умирали, а уплывали через море на запад, на остров вечного счастья Авалон. И в час заката я иногда вижу воочию парусники, медленно тающие за горизонтом на фоне вечерней зари.
Почему я никого не лечу
Потому что у меня нет целительского дара. И я еще ни разу не встретила экстрасенса-целителя, который бы мне сказал, что сердце у меня справа. Я не говорю, что таких нет. Просто мне не попадались. Я думаю, что самые одаренные экстрасенсы-целители идут учиться на врачей. Это же так логично: дар влечет лечить, и человек поступает в медицинский институт. Доктор-экстрасенс ставит точный диагноз, одновременно лечит тело и энергетику. Я таких видела. В поликлинике -- три кабинета, где принимают три семейных врача. К одному – толпа, двое скучают без работы. Люди умеют выбирать того, кто наделен даром, даже если он с гневом отрицает такую возможность.
Целитель-экстрасенс, не обладающий врачебным образованием, помогает вылечить серьезную болезнь. Однако нельзя на его плечи возлагать всю ответственность за лечение -- он занимается энергетикой, а не телом.
Я сильна в поиске -- людей, предметов, наилучших решений для разных проблем. Недавно меня потянуло учить: ведь каждый может развить экстрасенсорные способности для того, чтобы чувствовать настроение других, избегать опасностей, видеть вещие сны. И можно дать азы экстрасенсорики каждому, кто этого хочет.
Записала Галина Зайцева
