Начало рассказа здесь
У Москвы тысяча лиц, а мелкие городишки безлики и похожи друг на друга, как дождевые капли. Заводские корпуса, серые пятиэтажки, Дом культуры с нелепой колоннадой, бывшее кафе «Солнышко» – вот она, «малая родина». Снегами засыпанная, ветрами воспетая, в памяти затерянная, ненужная, далекая… Она не снилась ему ночами, не лезла в душу воспоминаниями, не звала, если было не до нее. Она просто была.
Когда стали спадать холода и повеяло весной, у него уже сложился план дальнейших действий: собрать немного денег и двинуться на восток.
Был на Руси в старину такой обычай: по вечерам ставили на подоконник горящую свечу. Это означало: мы дома и рады гостям. Вот там, в городишке, есть такое окошко, где для него когда-то зажгли свечечку. Она, верно, еще теплится. Чем ночь темней, тем огонек заметнее.
Ксения Алешина была, что называется, неудачница. Жизнь ее не баловала. В институт не поступила, замуж не позвали, ребенка не родила. Худенькая, невзрачная и всё как бы в одной поре – и в двадцать, и в тридцать, и после. Работала в библиотеке, с людьми, а друзьями не обзавелась – всё как-то сама по себе, всё в сторонке. Лёнечка знал ее с незапамятных времен, она почему-то всегда вертелась рядом. Когда его провожали в Москву на учебу, Ксения потихоньку вручила ему небольшой сверток, о котором он в суматохе тут же и забыл. Сверток долго валялся в чемодане вместе с другими вещами. Там оказался сборник стихов, а в нем записка – всего четыре слова: «Всегда буду ждать тебя». Смешная девчонка!
Последний раз они виделись на похоронах Веры Тихоновны.
В областной центр поезд прибыл рано утром. До городка – час езды. «Поменьше сомнений», – уговаривал себя Лёнечка, ожидая рейсового автобуса. В дороге он задремал и во сне всё искал в памяти какое-то слово.
Городок только просыпался, на улицах было пусто и тихо. Во дворах зацветала сирень.
Лёнечка вошел в подъезд пятиэтажки и остановился – опять одолела неуверенность. Поднялся по лестнице, еле передвигая ноги. «Зачем?» – подумал он, нажимая кнопку звонка.
Убежать не успел – дверь уже открылась.
– Ксеня, – произнес Лёня каким-то слипшимся голосом, – чайком не угостишь?
Завтракали молча. Он не стал ничего объяснять, а она ни о чем не спросила. На кухне чуть слышно журчало радио, шумела водопроводная труба, и можно было не утруждать себя разговором. Лёнечка начал даже задремывать.
– Тебе ключ дать? Мне на работу к одиннадцати. Положишь под коврик у двери.
Ксения ушла, а он взял с полки какую-то книгу, открыл ее где попало и уткнулся в текст. Сейчас главное – не думать.
На полях была еле заметная карандашная черточка, и рядом буква Л. Прочитал пару строчек: «Ничто не может быть истинным – только мать, потому что она наша мать и мы не можем изменить этого». Пожал плечами и захлопнул книгу. Посмотрел на обложку: вроде знакомая. Встал, потянулся, подошел к окну, увидел улицу и вдали свою школу и вдруг решил: прямо сейчас устрою себе праздник воспоминаний.
На кладбище суетились птицы и пахло весенней зеленью. Он немного заблудился и не сразу вышел к нужному месту. А когда нашел, удивился: чисто, ограда блестит свежей краской, бумажные цветы совсем новенькие. Ксения? Она – кто же еще.
Лёнечка не умел разговаривать с покойниками, даже мысленно. Да и что он мог им сказать? Странная у них все-таки семья… Или не семья вовсе? Будто случайные люди собрались, пожили вместе и разошлись. Случайное семейство. Как быстро рвутся родственные связи! Непрочны и надежны они. Да и что надежно? Дружба? И где теперь эти друзья?
В таких безрадостных размышлениях провел Лёнечка на кладбище часа полтора. Потом вышел на дорогу и зашагал в тот лесок, где когда-то они втроем катались на лыжах. Там побродил немного и присел на горочке, на зеленой травке. Куда приехал? К разбитому корыту? Жизнь разлетелась на тысячу осколков, и целого из них уже не собрать.
Вернулся в городок, прошелся по своей улице, забрел в школьный двор.
Жил-был мальчик, учился в школе, читал умные книги – про Онегина, Печорина и других лишних людей. Лучше бы не читал. «Теперь ты сам лишний человек – сказал он себе. – Ученым не стал, семью не создал, и нет у тебя ни друзей, ни родни».
Лишний – вот слово, которое он искал во сне. Он лишний, и этого не скроешь – на лбу написано. Ксения сразу поняла и ни о чем не спрашивает.
Что с этим поделаешь?
Ужин прошел в молчании. Опять журчало радио, шумела вода в трубах. Ксения не заводила разговоров и была закрыта, как вещь в себе.
После ужина она включила телевизор и воткнулась в какой-то сериал.
Книга, которую он смотрел утром, так и лежала на столе, раскрытая на той же странице. Он взял ее и повертел в руках. Определенно знакомая.
– Там тебе послание, – вдруг сказала Ксения.
– Где? – не понял Лёнечка.
– В книге, на полях. Ты видел?
– Что это за книга, откуда?
– Веры Тихоновны, она ее в больнице читала.
Вот оно что! Это она с ним ведет разговор! Теперь, когда все кончено! Самое важное, не сказанное, написано черным по белому. Его даже пот прошиб.
Он не мог ни с кем об этом говорить, а с Ксенией – тем более.
В маленькой комнатке, тщательно прибранной, были разложены его вещи, диван застелен для сна. Он тихонько вошел туда и закрыл за собой дверь.
Утром он первым делом убрал книгу в шкаф. Нечего ей тут валяться.
Вдруг вспомнился Вова Мельников – вот кто сейчас был ему нужен. Зачем нужен? А просто интересно. Интересно на него посмотреть.
Найти Вову оказалось на удивление легко. Помог Интернет. (Ах, Интернет! Лёнечка верил в него безгранично.)
Лена говорила, что американцы любят переезжать с места на место – из города в город, из штата в штат: ищут, где лучше. В России не так, в России человек, как дерево, в землю врастает и стоит весь свой век там, где Бог его поставил, пока не завалится в положенный срок. Даже поговорку сложили: «Где родился, там и пригодился».
Вова Мельников так и жил в родном городке, словно ожидая второго Лёнечкина пришествия. Лёнечка, вполне состоявшийся москвич, и вообразить не мог, что такое возможно.
И вот он трясется в стареньком автобусе, пытаясь представить себе Вову нынешнего – среднестатистического гражданина, прожившего сорок лет в таком вот заповедном уголке.
Нашел улицу, нашел дом. Его друг детства обитал, можно сказать, в аристократической части городка – на центральной улице в девятиэтажном кирпичном доме с балконами.
Двое столкнулись в подъезде и разошлись на несколько шагов. Тот, другой – высокий, ладный сероглазый мужчина, задержался на выходе, будто вспомнил что-то важное, потом повернулся и посмотрел на Лёнечку.
– Лёня, – неуверенно проговорил он.
– Мама, у нас гость, – с порога заговорил Вова, – из далекого прошлого.
– Бабушка пошла к тете Жене, – послышался детский голос из глубины квартиры. Показалась девочка-подросток – беленькая, голубоглазая. Поздоровалась и проскользнула в дверь:
– Я к Наташе.
– Только на часок, – крикнул вдогонку Вова.
– Дочка? – спросил Лёнечка.
Вова кивнул.
Они стояли в прихожей и разглядывали друг друга. «Даже не удивился, – отметил Лёнечка, – будто знал, что встретимся».
– Проходи, – пригласил гостя хозяин.
В просторной комнате висели акварели и этюды маслом – пейзажи, натюрморты, и среди них портрет той самой девочки.
– Жена – художница? – полюбопытствовал Лёнечка.
– Нет, она в хоре работала. Катя умерла пять лет назад. Мы втроем живем – я, Ирочка и мама.
Ух! Нехорошо вышло. Лёня не знал, что говорят в таких случаях, и смутился.
Помолчали.
– Как ты меня узнал? – снова заговорил Лёнечка.
Вова улыбнулся:
– У меня хорошая память на лица. Профессиональная.
– А чем ты вообще занимаешься?
– Рисую.
– Рисуешь? Так это твои картины?
– Ну да.
– А чем на жизнь зарабатываешь?
– Тем и зарабатываю.
– Как это тебе удается?
– Преподаю в колледже и в студии, даю уроки, выставляюсь, беру заказы, реставрирую все что можно… На все руки мастер.
Опять замолчали. Вова, улыбаясь долгой улыбкой, внимательно смотрел на гостя. Он не спешил с вопросами и, казалось, был погружен в свои переживания.
– Я очень рад тебя видеть, – проговорил он наконец.
Это у него хорошо получилось. Он и вправду был рад, по глазам было видно.
Еще помолчали. Вот тут бы и начать разговор о самом главном. Чего еще ждать? Лёнечка устал от напряжения. Он все продумал заранее, он готов был врать напропалую – и про Москву, и про научную работу, и про свой патриотизм (за границу не еду – я здесь нужнее), и про счастливую семью, и про детей, горячо любимых.
– Ну, ты отдохни пока, картины посмотри, а я на кухню, на минутку.
А зачем он, собственно, приехал к Вове? Чтобы посидеть, поговорить, выпить? Да, напиться, наговориться и забыться.
Лёнечка вдруг забеспокоился: он какой-то другой, совсем не тот парнишка, который в лагере за ним хвостом ходил. Что означает этот его внимательный взгляд? И улыбка… Может, он что-то слышал про меня? Да нет, откуда же ему знать.
Похоже, его план летит к чертям, разговор не выйдет. К тому же тут еще и мама! Нет, это уж слишком!
Тихо-тихо, быстро-быстро, напрягая слух и затаив дыхание, сбежал он по лестнице и вышел из подъезда. Проскочил двор, спрятался за гаражами, постоял немного.
Посмотрел на окна, и сердце защемило: вон там, на пятом этаже, живет Вова Мельников – хороший мальчик из третьего пионерского отряда.
Он шагал дворами не переводя дух – откуда силы взялись. Опомнился на окраине, у автобусной остановки. Сел на скамейку и как будто задумался, но мысли путались, как у пьяного. Было чего-то жаль и немного страшно.
Время шло, а он все не двигался с места. Близился вечер. Издали доносились детские голоса, но потом и они смолкли.
Пришел автобус, постоял и ушел. Лёнечка лег на скамейку, закрыл глаза. «Отдохну минутку и поеду», – решил он и провалился в глубокий сон.
Она подошла неслышно и остановилась в трех шагах от него.
– Сынок, – попросила она, – дай мне напиться из твоих рук.
Он сложил ладони лодочкой, и там забил родничок.
Она наклонилась к воде, дохнув на него теплом, и сделала несколько глотков. Выпрямилась, улыбнулась своей домашней улыбкой:
– Отдай Лизоньке мое кольцо с рубином.
И добавила строго:
– Когда подрастет.
– Ты знаешь про Лизу? – удивился Лёнечка.
Она выдержала паузу.
– Мы здесь всё знаем…
И как будто загрустила, глаза потухли, улыбка сошла с лица.
– Ты не уходи, – сказал Лёнечка. Она молчала.
– Поедем домой, – попросил он, – поедем, ладно?
Они вошли в автобус, и он потерял ее в плотной толпе. Автобус тронулся. Он бросился искать ее, продираясь сквозь толпу, и вдруг увидел в окно, что она стоит на остановке и что-то говорит, глядя на него и беззвучно шевеля губами.
– Мама! – закричал он.
Автобус рванул, набирая скорость, и она пропала из виду.
Лёнечка открыл глаза, вскочил со скамейки и помотал головой. Как узнать, что она говорила ему там, на остановке?
И вдруг он отчетливо услышал где-то у себя внутри: «Постарайся сделать своих детей счастливыми». Это был ее голос, точно.
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Барсукова О.М.