В 2007 году Гэри Ривлин написал в New York Times очерк о весьма успешных людях в Кремниевой долине. Один из них, Хэл Стегер, жил со своей женой в доме стоимостью в миллион долларов с видом на Тихий океан. Чистая стоимость их сети составляла около 3,5 миллионов долларов. Предполагая разумную доходность в 5 процентов, Стегер и его жена могли обналичить, вложить свой капитал и провести остаток своей жизни на пассивном доходе около 175 000 долларов в год после славного года. Вместо этого Ривлин писал "Обычно по утрам Стегера можно застать за письменным столом к 7 часам. Он обычно работает по 12 часов в день и ещё дополнительные 10 часов в выходные." Штегер, которому в то время было 51, осознавал иронию ситуации (вроде того): “Я знаю, что люди, заглядывающие со стороны, будут спрашивать, почему кто-то вроде меня продолжает так много работать, - сказал он Ривлину, - Но несколько миллионов уже не хватит на так много, как раньше.”
Стегер, по-видимому, имел в виду разрушительное воздействие инфляции на валюту, но он, казалось, не осознавал, как богатство влияет на его собственную психику. "Кремниевая долина кишит теми, кого можно назвать миллионерами из рабочего класса, - писал Ривлин, - нос к носу с такими людьми, как Мистер Стегер, которые, к своему большому удивлению, все еще работают так же усердно, как и раньше, даже оказавшись в числе немногих счастливчиков. Но многие из таких опытных и амбициозных членов цифровой элиты все еще не считают себя особенно удачливыми, отчасти потому, что они окружены людьми с большим богатством - часто намного большим.”
Опросив выборку руководителей для своей статьи, Ривлин пришел к выводу, что "те, у кого есть несколько миллионов долларов, часто считают свое накопленное богатство ничтожным, отражением их скромного статуса в новом золотом веке, когда сотни тысяч людей накопили гораздо большие состояния.” Гэри Кремен был еще одним ярким примером. С чистым состоянием около 10 миллионов долларов как основатель Match.com Кремен понял, в какую ловушку попал:” все вокруг смотрят на тех, кто над ними", - сказал он. “Ты здесь никто с 10 миллионами долларов.” Если ты никто с 10 миллионами долларов, то чего стоит быть кем-то?
Теперь вы можете подумать: "К черту этих парней и частные самолеты, на которых они летают." Вполне справедливо. Но вот в чем дело: эти парни уже обречены. Честно. Они работали как проклятые, чтобы достичь того, что у них есть—и у них есть доступ к большему богатству, чем у 99,999% людей, которые когда—либо жили-но они все еще не там, где они думают, что они должны быть. Без фундаментальных изменений в том, как они подходят к своей жизни, они никогда не достигнут своих постоянно удаляющихся целей. И если тщетность их положения когда-нибудь озарит их подобно темному восходу солнца, они вряд ли получат много сочувствия от своих друзей и семьи.
Что, если большинство богатых мудаков стали такими, а не родились? Что, если хладнокровие, столь часто связываемое с верхней корой-назовем его Синдромом Богатого Мудака, - не результат того, что его воспитали парад обиженных нянь, слишком много уроков парусного спорта или повторяющиеся передозировки икры, а усугубленное разочарование от того, что ему повезло, но он все еще чувствует себя неудовлетворенным? Нам говорят, что выигрывают те, у кого больше игрушек, что деньги представляют собой очки на табло жизни. Но что, если эта утомительная история - всего лишь еще один аспект аферы, в которой нас всех обворовывают?
Испанское слово "aislar“ означает одновременно ”оградить" и "изолировать", что большинство из нас и делает, когда получает больше денег. Мы покупаем машину, чтобы перестать ездить на автобусе. Мы переезжаем из квартиры со всеми этими шумными соседями в дом за стеной. Мы останавливаемся в дорогих, тихих отелях, а не в фанковых гостевых домах, которые мы часто посещали. Мы используем деньги, чтобы оградить себя от риска, шума, неудобств. Но ограждение приходит ценой изоляции. Наш комфорт требует, чтобы мы отрезали себя от случайных встреч, новой музыки, незнакомого смеха, свежего воздуха и случайных взаимодействий с незнакомыми людьми. Исследователи снова и снова приходили к выводу, что самое надежное предсказание счастья - это чувство, заложенное в обществе. В 1920-е годы около 5% американцев жили в одиночестве. Сегодня их больше четверти - самый высокий уровень за всю историю, по данным Бюро переписи населения. Между тем, использование антидепрессантов увеличилось более чем на 400 процентов только за последние двадцать лет, и злоупотребление обезболивающими препаратами является растущей эпидемией. Корреляция не доказывает причинную связь, но эти тенденции не являются несвязанными. Возможно, пришло время задать несколько дерзких вопросов о некогда бесспорных стремлениях, таких как комфорт, богатство и власть.
Я был в Индии, когда мне впервые пришло в голову, что я тоже богатый мудак. Я путешествовал уже пару месяцев, стараясь не обращать внимания на нищих. Живя в Нью-Йорке, я привык отвлекать свое внимание от отчаявшихся взрослых и психопатов, но мне было трудно привыкнуть к группам детей, которые собирались прямо возле моего столика в уличных ресторанах, жадно глядя на еду на моей тарелке. В конце концов, приходил официант и прогонял их, но они просто выбегали на улицу и смотрели оттуда - ждали, когда я покину защиту официанта, надеясь, что я принесу с собой какие-нибудь объедки.
В Нью-Йорке я выработал психологическую защиту от отчаяния, которое видел на улицах. Я говорил себе, что существуют социальные службы для бездомных, что они просто используют мои деньги, чтобы купить наркотики или выпивку, что они, вероятно, сами навлекли на себя беду. Но ничего из этого не сработало с этими индейскими детьми. Не было никаких убежищ для них. Я видел, как они спят по ночам на улицах, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, как щенки. Они не собирались тратить мои деньги неразумно. Они даже не просили денег. Они просто смотрели на мою еду, как голодные существа, которыми они и были. И их изможденные тела были жестоким доказательством того, что они не притворялись голодными.
Несколько раз я покупал дюжину самос и раздавал их, но еда исчезала в одно мгновение, и я оставался с еще большей толпой детей (и, часто, взрослых), окружавших меня с протянутыми руками, трогая меня, ища мои глаза, умоляя. Я знал цифры. С тем, что я потратил на билет в один конец из Нью-Йорка в Нью-Дели, я мог бы вытащить несколько семей из долгов, которые будут держать их на протяжении поколений. С тем, что я потратил в нью-йоркских ресторанах в прошлом году, я мог бы отправить нескольких из этих детей в школу. Черт возьми, с тем, что я запланировал на год путешествия по Азии, я, вероятно, мог бы построить школу.
Хотел бы я сказать вам, что я сделал что-то из этого, но я этого не сделал. вместо этого, я развил психологическую ткань шрама, необходимую, чтобы игнорировать ситуацию. Я научился не думать о вещах, которые мог бы сделать, но знал, что не сделаю этого. я перестал делать выражения лица, которые предполагали, что у меня есть хоть какая-то способность к состраданию. Я научился перешагивать через тела на улице - мертвые или спящие - не глядя вниз. Я научился делать все это, потому что должен был—по крайней мере, так я себе говорил.
Исследование, проведенное в Университете Торонто Стефаном Котэ и его коллегами, подтверждает, что богатые менее щедры, чем бедные, но их выводы предполагают, что это сложнее, чем просто богатство делает людей скупыми. Скорее, это расстояние, созданное различиями в богатстве, которое, кажется, нарушает естественный поток человеческой доброты. Котэ обнаружил “что люди с более высоким доходом менее щедры только в том случае, если они проживают в крайне неравной местности или когда неравенство экспериментально изображается как относительно высокое." Богатые люди были так же щедры, как и все остальные, когда неравенство было низким. Богатые менее щедры, когда неравенство является крайним, и это открытие бросает вызов идее, что люди с более высоким доходом просто более эгоистичны. Если человек, который нуждается в помощи, не кажется таким уж отличным от нас, мы, вероятно, поможем ему. Но если они кажутся слишком далекими (культурными, экономическими), мы вряд ли протянем им руку помощи.
Социальная дистанция, разделяющая богатых и бедных, как и многие другие дистанции, отделяющие нас друг от друга, вошла в человеческий опыт только после появления сельского хозяйства и последовавших за ним иерархических цивилизаций, поэтому так психологически трудно скрутить свою душу в форму, которая позволяет вам игнорировать голодающих детей, стоящих достаточно близко, чтобы почувствовать запах вашей тарелки карри. Вы должны заставить замолчать внутренний голос, призывающий к справедливости. Но мы заставляем замолчать этот древний, настойчивый голос ценой огромного ущерба для нашего собственного психологического благополучия.
Один мой богатый друг недавно сказал мне: "Вы добиваетесь успеха, говоря "да", но вам нужно много говорить "нет", чтобы оставаться успешным.” Если вас считают богаче, чем окружающих, вам придется часто говорить “нет”. К вам будут постоянно обращаться с просьбами, предложениями, предложениями и просьбами—неважно, находитесь ли вы в Starbucks в Кремниевой долине или на задворках Калькутты. Отказ от искренних просьб о помощи не является естественным для нашего вида. Нейробиологи Хорхе Молл, Джордан Графман и Фрэнк Крюгер из Национального института неврологических расстройств и инсульта (National Institute of Neurological Disorders and Stroke) с помощью аппаратов фМРТ продемонстрировали, что альтруизм глубоко заложен в человеческой природе. Их работа предполагает, что глубокое удовлетворение, которое большинство людей получают от альтруистического поведения, происходит не от благотворного культурного наложения, а от развитой архитектуры человеческого мозга.
Когда добровольцы в своих исследованиях ставили интересы других выше своих собственных, активизировалась примитивная часть мозга, обычно связанная с едой или сексом. Когда исследователи измерили вагусный тонус (показатель ощущения безопасности и спокойствия) у 74 дошкольников, они обнаружили, что дети, которые пожертвовали жетоны, чтобы помочь больным детям, имели гораздо лучшие показатели, чем те, кто сохранил все свои жетоны для себя. Джонас Миллер, ведущий исследователь, сказал, что полученные результаты говорят о том, что “мы можем быть подключены с раннего возраста, чтобы получить чувство безопасности от оказания помощи другим." Но Миллер и его коллеги также обнаружили, что любая врожденная предрасположенность нашего вида к благотворительности находится под влиянием социальных сигналов. Дети из более богатых семей делили между собой меньше жетонов, чем дети из менее обеспеченных семей.
Психологи Дачер Кельтнер и Пол Пифф наблюдали за перекрестками с четырехполосными знаками остановки и обнаружили, что люди в дорогих автомобилях были в четыре раза более склонны резать перед другими водителями, по сравнению с людьми в более скромных транспортных средствах. Когда исследователи выдавали себя за пешеходов, ожидающих перехода улицы, все водители дешевых автомобилей уважали свое право на проезд, в то время как те, кто ехал в дорогих автомобилях, ехали прямо 46,2 процента времени, даже когда они вступали в зрительный контакт с пешеходами, ожидающими перехода. Другие исследования, проведенные той же командой, показали, что более состоятельные испытуемые с большей вероятностью мошенничали в различных заданиях и играх. Например, Келтнер сообщал, что более состоятельные испытуемые с гораздо большей вероятностью заявляли, что выиграли компьютерную игру, хотя игра была подстроена так, что выиграть было невозможно. Богатые люди чаще лгали на переговорах и оправдывали неэтичное поведение на работе, например, лгали клиентам, чтобы заработать больше денег. Когда Келтнер и Пифф оставили у входа в лабораторию баночку с конфетами с надписью, что все, что останется, будет отдано детям в ближайшей школе, они обнаружили, что более богатые люди крадут больше конфет у детей.
Исследователи из психиатрического института штата Нью-Йорк опросили 43 000 человек и обнаружили, что богатые люди гораздо чаще выходят из магазина с товарами, за которые они не заплатили, чем бедные люди. Подобные выводы (и поведение водителей на перекрестках) могут отражать тот факт, что богатые люди меньше беспокоятся о возможных юридических последствиях. Если вы знаете, что можете позволить себе залог и хорошего адвоката, бегать на красный свет время от времени или красть батончик "сникерса" может показаться менее рискованным. Но эгоизм идет глубже, чем такие соображения. Коалиция некоммерческих организаций под названием Независимый Сектор обнаружила, что в среднем люди с доходом ниже 25 000 долларов в год обычно жертвуют чуть более 4% своего дохода, в то время как те, кто зарабатывает более 150 000 долларов, жертвуют только 2,7% (несмотря на налоговые льготы, которые богатые могут получить от благотворительных пожертвований, недоступных тем, кто зарабатывает намного меньше).
Есть основания полагать, что слепота к страданиям других является психологической адаптацией к дискомфорту, вызванному крайним неравенством в благосостоянии. Майкл В. Краус и его коллеги обнаружили, что люди с более высоким социально-экономическим статусом на самом деле менее способны читать эмоции на лицах других людей. Не то чтобы их меньше заботило, о чем говорят эти лица; они просто были слепы к сигналам. А Кили Маскателл, нейробиолог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, обнаружила, что мозг богатых людей проявляет гораздо меньшую активность, чем мозг бедных людей, когда они смотрят на фотографии детей, больных раком.
Такие книги, как “Змеи в костюмах: Когда психопаты идут на работу " и "Психопатический тест", утверждают, что многие черты, характерные для психопатов, отмечаются в бизнесе: безжалостность, удобное отсутствие социальной совести, целеустремленная ориентация на "успех". Но в то время как психопаты могут идеально подходить для некоторых из самых прибыльных профессий, я утверждаю здесь нечто другое. Дело не только в том, что бессердечные люди чаще становятся богатыми. Я говорю, что богатство разъедает то сердце, которое у тебя осталось. Другими словами, Я предполагаю, что, скорее всего, богатые люди, участвовавшие в исследовании Маскателла, научились меньше беспокоиться о фотографиях больных детей из-за опыта богатства - так же, как я научился игнорировать голодающих детей в Раджастане, чтобы спокойно продолжать свой отпуск.
В эссе под названием “Чрезмерное богатство вредно для всех - особенно для богатых” Майкл Льюис заметил: “начинает казаться, что проблема не в том, что люди, оказавшиеся на приятной стороне неравенства, страдают от некоторых моральных недостатков, которые дают им преимущество на рынке. Проблема вызвана самим неравенством: оно запускает химическую реакцию в привилегированном меньшинстве. Это перекашивает их мозги. Это приводит к тому, что они менее склонны заботиться о ком-либо, кроме самих себя, или испытывать моральные чувства, необходимые для того, чтобы быть достойным гражданином.”
В конечном счете, снижение эмпатии ведет к саморазрушению. Это приводит к социальной изоляции, которая тесно связана с резко возросшими рисками для здоровья, включая инсульт, болезни сердца, депрессию и слабоумие.
В одном из моих любимых исследований Келтнер и Пифф решили подправить игру в Монополию. Психологи подстроили игру так, что один игрок с самого начала имел огромные преимущества перед другим. Они провели исследование с более чем сотней пар испытуемых, каждого из которых привели в лабораторию, где подбросили монетку, чтобы определить, кто будет “богатым” и “бедным” в игре. Случайно выбранный "богатый" игрок начинал с вдвое большего количества денег, собирал вдвое больше каждый раз, когда они ходили вокруг доски, и получал два кубика вместо одного. Ни одно из этих преимуществ не было скрыто от игроков. Оба прекрасно понимали, насколько несправедлива ситуация. Но все же ”победившие" игроки демонстрировали характерные симптомы синдрома богатого мудака. Они гораздо чаще демонстрировали доминирующее поведение, например, шлепали по доске своей фигурой, громко праздновали свое превосходство, даже ели больше крендельков из миски, расположенной рядом.
Через 15 минут экспериментаторы попросили испытуемых обсудить свой опыт игры. Когда богатые игроки говорили о том, почему они выиграли, они сосредотачивались на своих блестящих стратегиях, а не на том факте, что вся игра была подстроена так, что они почти не могли проиграть. "Мы обнаружили в десятках исследований и тысячах участников по всей стране,-говорит Пифф, - что по мере того, как уровень благосостояния человека растет, его чувства сострадания и сопереживания снижаются, а его чувство права, достойности и идеология личной заинтересованности возрастают.”
Конечно, есть исключения из этих тенденций. Многие богатые люди обладают мудростью, чтобы ориентироваться в трудных течениях, порождаемых их удачей - но такие люди редки, и они, как правило, происходят из скромного происхождения. Возможно, понимание пагубных последствий богатства объясняет, почему некоторые люди, сколотившие большие состояния, дают обет не передавать свое богатство детям. Несколько миллиардеров, включая Чака Фини, Билла Гейтса и Уоррена Баффета, пообещали отдать все или большую часть своих денег, прежде чем они умрут. Баффет прекрасно сказал, что он намерен оставить своим детям “достаточно, чтобы делать все, но не достаточно, чтобы ничего не делать." Тот же импульс выражен и у тех, кто стоит ниже на тотемном столбе миллионера. Согласно статье, на CNBC.com Крейг Вулф, владелец CelebriDucks, крупнейшего изготовителя коллекционных резиновых уток, намерен оставить миллионы, которые он заработал, на благотворительность, что удивительно - но далеко не так удивительно, как тот факт, что кто-то заработал миллионы долларов, продавая коллекционных резиновых уток.
Вы знаете кого-нибудь, кто страдает от синдрома мудака? Возможно, им кто-то поможет. Исследователь из Калифорнийского университета в Беркли Робб Уиллер и его команда провели исследования, в ходе которых участникам давали наличные деньги и поручали играть в игры различной сложности, которые принесли бы пользу “общественному благу".
Участники, проявившие наибольшую щедрость, пользовались большим уважением и сотрудничеством со стороны своих коллег и пользовались большим социальным влиянием. "Результаты исследования показывают, что любого, кто действует только в своих узких личных интересах, будут избегать, не уважать и даже ненавидеть, - сказал Уиллер. - Но те, кто ведет себя великодушно с другими, пользуются большим уважением у своих сверстников и, таким образом, повышаются в статусе." "Мы обнаружили в наших собственных лабораторных исследованиях, что небольшие психологические вмешательства, небольшие изменения в ценностях людей, небольшие толчки в определенных направлениях могут восстановить уровень эгалитаризма и эмпатии, - сказал Пифф. "Например, напоминания людям о преимуществах сотрудничества или преимуществах сообщества приводят к тому, что более богатые люди становятся такими же эгалитарными, как и бедные.” В одном исследовании они показали испытуемым короткое видео-всего 46 секунд-о детской бедности. Затем они проверяли готовность испытуемых помочь незнакомому человеку, представленному им в лаборатории и оказавшемуся в бедственном положении. Через час после просмотра видео богатые люди были так же готовы протянуть руку помощи, как и бедные субъекты. По мнению пиффа, эти результаты свидетельствуют о том, что “эти различия не являются врожденными или категориальными, но поддаются небольшим изменениям в ценностях людей, а также небольшим толчкам сострадания и шишкам сопереживания.”
Выводы Пиффа согласуются с уроками, полученными тысячами поколений наших предков-собирателей, чьё выживание зависело от развития социальной сети взаимопомощи. Они понимали, что эгоизм ведет только к смерти: сначала социальной, а потом и биологической. В то время как неогоббсианцы пытаются объяснить, как может существовать человеческий альтруизм, другие ученые подвергают сомнению их предпосылку, спрашивая, есть ли функциональная польза в эгоизме. ” Учитывая, как много можно получить от щедрости, - говорит Робб Уиллер, - социологи все меньше задаются вопросом, почему люди всегда щедры, и все больше-почему они всегда эгоистичны.”
Десятилетия сообщений “жадность-это хорошо " были направлены на то, чтобы устранить чувство стыда от того, чтобы быть бенефициаром возмутительных крайностей неравенства богатства. Тем не менее, стыд остается, потому что сообщение идет вразрез с одной из самых глубоких врожденных ценностей нашего вида. Институты, стремящиеся оправдать фундаментально античеловеческую экономическую систему, постоянно повторяют сообщение о том, что победа в денежной игре принесет удовлетворение и счастье. Но у нас есть около 300 000 лет опыта предков, говорящих нам, что это просто не так. Эгоизм может быть существенным для цивилизации, но это только поднимает вопрос о том, имеет ли цивилизация, столь не идущая в ногу с нашей развитой природой, смысл для человеческих существ внутри нее.