Эта история про моего односельчанина, Василия Рожкова. Жила в нашей деревне такая семья, по фамилии Рожковы. Васька – худой и длинный, любитель выпить и пожрать. Клавка – толстенькая и маленькая, ругачая и скандальная. Так вот, эта Клавдия постоянно контролировала своего муженька, ходила за ним буквально по пятам, выдирала из любой компании. Василий ругался на неё, но все же жену боялся, как и все его друзья-собутыльники.
Половина жителей деревни откровенно осуждала Клавку за такой беспощадный контроль, считала, что Васька и сам не промах. А что любит выпить… так какой же мужик не любит выпить?! А вторая половина, к которой и я примкнула, считала, что Василий без жены – полный ноль. Я ж на одной улице с Рожковыми жила, и всё видела…
И вот однажды случилось то, что и должно было случиться: Васька вырвался из-под контроля и натворил бед…
Васька Рожков неспешно накинул на плечи куртку, повозился с рукавами, медленно и аккуратно засовывая в них руки, долго застёгивал молнию, позвякивая замком, потом ещё покрутился у зеркала, в прихожей, похлопывая себя по карманам. Время выходило, и нужно было спешить, но он не смел торопиться, чтобы не вызвать ненужные подозрения у жены, Клавки. Она сразу почует неладное, стоит лишь чуть-чуть посуетиться. Не жена, блин, а следователь!
Словно услышав эти мысли, Клавка выглянула из кухни, посмотрела подозрительно на Ваську.
- Что-то у тебя, муженёк, морда больно шкодливая! Ай, задумал чего?
«Вот, блин, зараза, насквозь видит!» - подумал Васька, но для вида решил обидеться.
- Чё сразу скандалить-то начинаешь? – прикрикнул он на жену. – На свою рожу посмотри! Прям, с утра начинает…
- Не ори! – строго сказала Клавка. – По твоему поведению вижу, что намечается грандиозная пьянка.
- Да чё ты сразу про пьянку-то начинаешь?! – по-настоящему разозлился Васька. – Чуть что – сразу пьянка!
Клавка вздохнула:
- Вижу – не в бровь, а в глаз! Ну, что ж, иди. Но учти, Рожков, больше я тебя выручать не буду!
И захлопнула дверь кухни.
Васька ещё немного попрыгал у двери, поорал оскорбления, но ругаться с дверью – неинтересно, и он вышел в сенцы.
Потопал к двери, запнулся о скомканный половичок, чуть не улетел с порогов, ещё больше обозлился.
- Хозяйка, называется! – громко возмущался он, имея в виду жену. – Половики поправить не может!
Выскочил во двор, тут ему под ноги кинулся кот Мячик, любимец семьи, но Василий был так зол – и на себя, за нерасторопность; и на жену, что сразу раскусила – что со всей силы пнул кота ногой. Мячик вякнул и улетел к забору, стал тоненько подвывать. Но хозяин равнодушно прошагал к калитке. Подумаешь, кота футбольнул! У кошек девять жизней, оклемается, ничего с ним не будет…
Васька вышел на улицу, неторопливо дошёл до дома Сиверцевых, свернул за угол. И как дал газу! Скорее, скорее за магазин! Там уж, наверное, все собрались. Только его и не хватает в компании. Пора бы начинать, не так и много у них времени. Бухло и закуску ещё вчера закупили, оставили на хранение у Димона Шубина.
Димка – он холостой, никто у него алкоголь из употребления не изымает. С ним только одна проблема может быть – начнёт пить один. Много-то он не выпьет, но имеет дурную привычку спьяну на три запора запираться. Не достучишься потом. А на окнах у Димона решётки, потому что живёт в здании старого сельпо…
Васька ещё раз свернул за угол, у школы… и напоролся на мать.
- Куда спешишь-то, как нахлыстанный? – прищурив левый глаз, спросила она. – Аль, шлея опять под хвост попала?
- Да идите вы… вместе с Клавкой… куда подальше! – взъерепенился Васька. – Только об одном и думаете! На работу я спешу.
- От, краса-а-а-а-вец! – пропела мать. – За километр же видать, что к дружкам своим торопишься. Сгинешь ты под забором, как твой папаша. За Клавку бы держался, непутёвый!
Васька попытался обойти мать, но она загородила собой весь проулок.
- Отстань! – взмолился Василий. – Дай пройти. Мне же на работу надо…
- Ой, да знаю я твою работу! – не унималась мать. – Напьётесь щас до свинячьего визга, а завтра у тебя опять премию отымут! Какой ты работник посля пьянки-то? Иди домой, не гневи Бога.
- Да чё ты ко мне пристала? – обозлился Васька. – Говорю же, на работу мне надо.
- Ой, вы посмотрите на него! – заголосила мать. – Работничек нашёлся!
И неожиданно огрела Ваську клюшкой по плечу!
Василий крякнул от неожиданности и отпрыгнул в сторону, прямо в сугроб.
- Ты чего, с ума сошла? – закричал он, хватаясь за ушибленное плечо. – Совсем с Клавкой с катушек съехали!
И побежал вдоль тропинки, увязая в сугробе по колено. А мать кричала вслед:
- Паршивец! Козёл шелудивый! Непутёвый!...
Ух, как Васька не любил это прозвище, доставшееся ему от отца! Какой же он непутёвый? Всё у него есть: дом, хозяйство, жена, дети. Скоро, вот, квартирку в городе прикупит…
За магазином четыре Васькиных друга, основательно промёрзшие от долгого ожидания, сразу накинулись на него с упрёками.
- Сколько ждать-то можно? – воскликнул Мишка Хаткин, приплясывая на месте. – Договорились же на полвосьмого!
- Морозище лютый на дворе, а мы жди тут его, - выговаривал Димка, поплотнее запахиваясь в старенький тулуп, на котором не было пуговиц.
- Да от Клавки никак не мог уйти, - стал оправдываться Василий. – Пристала, как банный лист - «чаво задумал», «куды пошёл». А потом ещё на мать напоролся, у школы.
Петька Малышев сразу загрустил:
- Ну, ежели твоя Клавка обо всём догадалась, значит, к Димону нам нельзя. Найдёт она нас у Шубина. Придётся идти в старую котельную. А там холодища…
Димон, имевший обыкновение засыпать после каждой рюмки, правда ненадолго, минут на десять всего, сразу возразил:
- Как будто Клавка нас в котельной не находила! Пошли уж ко мне, я с утра печку истопил. Запрёмся на крючок, Клавка нас и не достанет.
Пошли к Димону, задами, чтоб не видел никто. Васька брёл по узенькой тропинке пятым, замыкающим, и думал невесёлую думу: «Вот жена-то мне досталась, не приведи господь! На всех моих товарищей страху навела, все её боятся. Ходит, и ходит за мной, дура этакая. Ну, куда я денусь? Одиннадцать лет вместе живём, а она до сих пор так и ходит. Везде найдёт, куда не спрячься. Срамота…».
Пришли к Димону, разделись; а разуваться в этом доме не принято было, потому что полы сроду не мелись, не мылись с того самого момента, как Шубин здесь поселился. Лет десять уж как. И занавесок на окнах не висело, зато стёкла, латаные-перелатанные разноцветной изолентой, до того заросли грязью, что сквозь них ничего не было видно.
Печка в комнате, в которой ютился Димка, и вправду была истоплена, пылала жаром. Мужики расселись вокруг стола, разложили на столешницу, застеленную свежими газетами, нехитрую снедь: ливерную колбасу, две банки кильки, ведёрко с корейской морковью, три буханки хлеба. Мишка прихватил из дома кусок сала, Петька – банку солёных огурцов, Витька Мякишев – контейнер с квашеной капустой. Настоящий пир!
Димон, потирая руки, вытащил из-за тумбочки пять бутылок водки, лихо брякнул их на стол. Потом сунулся в печку, выволок оттуда чугунок с горячей картошкой, кинул на стол пять алюминиевых вилок.
Налили по первой. Выпили. Витька, сунув в рот навильничек капусты, критически оглядел стол.
- Чё-то кажется мне, что водочки у нас маловато, - мрачно изрёк он. – Закуски полно, а водки мало.
- За закуску не волнуйся, - успокоил его Мишка. – Щас Васька всё подберёт!
Да, Василий покушать любил. Все его товарищи относились к закуске, как к закуске: Витька пожевал капустки, Мишка помусолил огурец, Петька обошёлся кусочком хлеба с одной килечкой, Димон «закусил» рукавом. А Васька, ловко орудуя вилкой, дотянулся до всего, что было на столе.
Давясь горячей картошкой, Василий напомнил друзьям:
- Мы ж хотели чуть-чуть посидеть, не увлекаться. И вообще, мне завтра в город ехать, за комбайном. Мне Степаныч и отгул сегодня для этого дал, чтоб я подготовился к рейсу. Хорошо, Клавка моя про отгул ничего не знает!
- Да уж, Клавка твоя, что зверь, – хохотнул Мишка. – Её вся деревня боится!
И тут – стук в дверь! Васька аж подпрыгнул:
- Ну, всё, Клавка пришла! Наверно, мать к ней сходила и эту дуру настропалила…
Стук повторился. Быстро опьяневший Димон, перекрестясь, хотел было подняться и пойти посмотреть, кто там ломится в дверь, но так и заснул - сидя, с приподнятой рукой.
В дверь ещё раз подубасили. Петька, испуганно вращая глазами, прошептал:
- Васёк, иди сам открывай! Жена твоя, значит, и проблемы твои.
Мужики прекрасно знали, что ежели дверь не открыть, то Клавдия может и милицию вызвать. Ох, и скандальная баба!
Васька на ватных ногах пошёл к двери, откинул массивный кованый крючок… На пороге стоял Егор Сильнов, улыбался во весь рот:
- Чё не открываете-то? Или заснули?
И шагнул в дверь. Васька, судорожно выдохнув, снова затолкал крючок на место, прошёл за Егором в комнату.
- Вот, принимайте! – весело воскликнул Сильнов, выставляя на стол две бутылки водки. – А вот и закусон!
И выложил на стол пакет с варёными яйцами, буханку хлеба и пол палки копчёного сыра.
- О-о-о! – дружно закричали мужики.
- По какому случаю праздник? – поинтересовался Хаткин, ловко нарезая сыр.
- Да жена к тёще уехала, на два дня, - улыбаясь во весь рот, сообщил Егор. – Так что – гуляем!
Тут и Димон проснулся, и застолье продолжилось.
Налили по второй, дружно выпили; мужики вяло пожевали, кто до чего дотянулся, зато Васька ураганом пронёсся по столу, нашпиливая на свою вилку куски и кусочки.
Егор, хрустя корейской морковью, повернулся к Василию.
- Слушай, я сейчас Клавку твою встретил, возле конторы. Сердитая она какая-то, даже не поздоровалась. Может, у вас чё случилось?
- Случилось, конечно, - ядовито изрёк Петька. – Клавка про нашу гулянку прознала!
- Ага, щас припрётся сюда, – поддакнул Мишка. – Ну, держитесь, мужики!
- Уж больно она серьёзная была, - покачал головой Егор. – Как будто что-то случилось…
- Да она всегда серьёзная, - сказал Витька. – Не баба, а прокурор…
Тут в дверь опять забарабанили, настойчиво, сильно. Мужики аж вздрогнули.
- А я что говорил?! – прошептал Мишка. – Вона, пришла! Наливайте скорее, а то и выпить не успеем. Щас всё изымет…
Налили по третьей, торопливо выпили. В дверь опять забарабанили. Петька вполголоса сказал:
- Васёк, иди, открывай. Только нас не пали!
Васька, закинув в рот кусок сала, нацепил на себя куртку с шапкой и обречённо пошёл к двери, сдаваться…
Откинул крючок, осторожно выглянул – за дверью стоял Ванька Битов, по прозвищу Кнут.
- Хотел уж уходить, - ворчал Кнут, протискиваясь в дверь. – Думал, что Димон опять в одиночку напился и дрыхнет.
Притихшие мужики обрадованно воскликнули, увидев Ваньку. А тот поставил на стол двухлитровую баклажку самогонки, обязательную буханку хлеба, банку шпрот, сало.
- Гуляем, мужики! – весело сказал Кнут, скидывая фуфайку. – У меня с завтрашнего дня отпуск!...
Застолье продолжилось. Кто-то уходил, кто-то приходил, и, в конце концов, пришлось оставить дверь открытой. Сначала Васька вздрагивал от каждого хлопка двери, а потом сознание, одурманенное алкоголем, перестало воспринимать внешние раздражители, переключившись на внутренние ощущения. Так хорошо сиделось за столом, так хорошо болталось!...
После пяти Клавка так и не пришла. К этому времени все приятели Василия разошлись по домам: за Мишкой мать пришла, за Петькой дочь, Егор сам ушёл, Витьку увёз брат, приехавший погостить из города. Димон к этому времени благополучно заснул на топчане, у печи, Ванька устроился на стареньком сельповском диванчике.
За столом теперь сидели трое: Васька, Антон Прошин и Серёга Деркач. Мужики весело трепались о том, о сём, но Василий общего настроения не разделял, хоть и вида не показывал. Честно говоря, он устал от целого дня гулянки, да и пожрать хотелось не слабо. Всю закуску давно смели… вернее, смёл… один из собутыльников (известно, кто). Хотелось уйти домой, но пьяная гордость не позволяла.
«Вот чего она не идёт? – напряжённо думал Васька, мусоля во рту кусок хлеба. – То припрётся, когда и веселье ещё не началось, а то… забила на родного мужа! А раз она не идёт, то и я сам не пойду!».
Спать хотелось ужасно, прямо глаза слипались. Василий огляделся – все места заняты. И решил прикорнуть на печке, благо, она истоплена была. Забрался наверх, за трубу завалился, свернулся клубочком, и почти сразу же захрапел…
Проснулся Васька где-то в десять вечера, полежал, соображая, где же он находится. Вспомнил, выбрался из-за трубы, спрыгнул на пол.
- О, ты здесь? – удивился Ванька Кнут. – А тут твой пацан приходил, тебя искал. Так я сказал, что ты ушёл.
Василий огляделся. За столом теперь сидели Ванька, Димон и Серёга, а Антон лежал на диванчике, спал, посвистывая носом, словно соловей-разбойник.
В голове у Васьки буздали молотки, во рту запеклась горечь, в глазах рябило. Ох, как хотелось домой! Хотелось увидеть сердитое лицо жены. Почуять на спине её тяжёлые кулаки. Получить по морде полотенцем. Но Клавка всё не шла…
Серёга накатил ему в пластиковый стаканчик какого-то пойла из пластиковой канистры:
- На, поправься…
Ваське бы и не пить более, но в голове бухало так сильно, что он согласился обезболиться. Махнул стаканчик, чуть не задохнулся, потянулся к столу, чтобы чем-то зажевать… Но на столе было пусто. То есть, не совсем, чтобы и пусто, но… несъедобно.
- А чё, пожрать больше ничего нет? – печально спросил он.
- Так ты ж сам всё сожрал, - сказал Димон и тут же отрубился в экзотической позе – свесившись со стула одним боком.
А Ваську мутило и крутило, и нужно было что-то срочно засунуть в рот. Он повертел головой, посмотрел наверх, заметил под потолком верёвочку, на которой сиротливо сохли три маленькие рыбки. Василий обрадованно схватил табуретку, взобрался на неё, сорвал с веревки рыбок, заорал счастливо:
- Во, есть закусон!
- Не ешь эту гадость! – брезгливо сморщился Ванька. – Они уж второй год здесь висят.
- И чё бы с ними сделалось? – беззаботно отмахнулся Васька. – Они же солёные.
И быстренько схрумкал всех трёх рыбёшек, вместе с косточками. Стало чуть полегче, и уже не так хотелось домой. Полились пьяные разговоры, проблемы отодвинулись. Васька вдруг вспомнил о завтрашнем рейсе, но потом подумал, что ещё успеет до утра отоспаться, или Максимыча попросит, чтоб заменил…
Накатили ещё по одной. Василий кое-как затолкал в себя этот стаканчик, пошарил по столу, нашёл под газетой кусок хлеба, долго макал в масло из-под шпрот, наслаждаясь «деликатесом», облизывая испачканные маслом пальцы…
Что было после этого, Василий помнил смутно. Вроде, пришёл племянник Димона, принёс дядьке большую чашку холодца, Васька накинулся на этот холодец, Антон стал его оттаскивать, говоря, что это Димке, они подрались. Потом Васька подрался с Серёгой, из-за… чего-то там, потом он оказался на печке, а за столом всё сидели люди. Кто-то кричал, кто-то дрался, но Василий не мог поднять головы…
Очнулся Васька часов в пять утра, от громкого и настойчивого стука в дверь. Долго не мог сообразить, где же он, потом кое-как сполз с остывшей печи, поплёлся к двери, по дороге запоздало обрадовавшись, что Клавка всё-таки вспомнила о нём.
Открыл дверь – на пороге стоит их с Димоном одноклассник, Колян Иванов. В дорогом пальто, в кожаных ботинках, пахнущий дорогим парфюмом. Колян хорошо устроился в жизни, имел в городе три магазина автозапчастей и являлся владельцем торгового центра.
У обвалившегося заборчика, который раньше защищал сельповский палисадник от вездесущих кур, стоял огромный автомобиль, на котором прикатил Колька.
- О, и Васёк здесь! – обрадовался чуть хмельной Колян. – А Димон где?
- Спит, где же ещё? – зевнул Васька, поёживаясь.
Печь в Димкиной комнате давно остыла, Василий захолодал в тоненьком свитере. Да и с перепоя его колотило, сводило тело дугой.
Димон уже не спал, сидел за столом, всклокоченный, заросший, опухший. Колька критически оглядел захламлённый стол, хохотнул:
- Я гляжу, вы вчера не слабо погуляли!
- И вчера, и сегодня, - Димка накинул на себя свой тулуп. – Башка трещит…
- Щас мы это дело поправим! – громко сказал Колян, выставляя на стол бутылку коньяка, лимон и коробку конфет.
- О-о-о! – захлопал Димка в ладоши. – Это ты вовремя приехал!
Налили по стаканчику коньяка, Димон с Коляном сразу опустошили свои ёмкости, а Васька всё никак не мог решиться на такой «подвиг».
- Васёк, ты чего завис? – удивлённо спросил Колька. – Или коньяк никогда не пил?
- Да ему без закуски не пьётся, - сказал Димон, отрезая себе кружочек лимона, лизнул этот кружочек… и заснул с высунутым языком.
Колян взял телефон, вызвонил своего шофёра, который ждал шефа в машине. Шофёр принёс пиццу, Васька сразу же и слопал её. Тут проснулся Димка, выпили ещё, Васька принялся за конфеты…
А потом опять всё слилось в одну линию: куда-то поехали, ещё выпили, потом оказались в трёхэтажном роскошном особняке Иванова, где зависали три дня. Потом приехала Колянова жена, вытрясла всех в гостевой домик, Колька быстро протрезвел, но ещё три дня щедро подпаивал и подкармливал Ваську с Димкой…
На четвёртый день Колька пришёл в гостевой домик и, виновато ухмыльнувшись, предложил отвезти товарищей домой. Димка поворчал, но согласился, а Васька даже обрадовался. Он вообще не представлял, что теперь с ним сделает Клавка, ведь он пропал на целую неделю…
Пока до деревни доехали, уже стемнело. Шофер высадил мужиков у сельпо, лихо развернулся и укатил. Васька с Димоном зашли в ледяное нутро здания, Димка бросился затапливать печку.
- Щас быстро отогреется, не боись, - бормотал Димон, чиркая спичкой. – Ты пока наливай, да колбасу порежь. Там нам Колян три бутылки коньяка отказал, и хавчик.
Но Васька потерянно сидел за столом. Он был бы сейчас несказанно рад, если бы пришла Клавка, отдубасила его кулаками, исцарапала всю морду, огрела бы сковородкой! А потом погнала бы домой, в тёплую постельку, а он бы украдкой, ночью, вытащил из холодильника загогулину самодельной колбасы, и слопал её под одеялом. А утром Клавка отдрючила бы его полотенцем, за перепачканную постель…
- Слышь, Дим, я, это… домой пойду… наверное…
- Чё, и пить не будешь? – удивился Димон.
- Не, не буду, ты, это… пей сам…
К дому Васька подходил на ватных ногах. Сердце буздало так, что отдавалось эхом от домов и заборов. Или это звук его шагов так отдаётся?
Дом встретил его тёмными окнами и огромным замком. Васька ловко проник во двор, протиснувшись в подворотню, поддел крючок задней двери косырём, что всегда лежал на крыльце, на лавочке, попал в сени, осторожно открыл входную дверь… Всюду тишина и пустота, в доме никого нет.
Не зажигая света, Василий поставил чайник на плиту, пошарил в отключенном холодильнике, но нашёл лишь протухшую колбасу, прокисший винегрет и две банки консервы.
- Вот это хозяйка, - проворчал Васька, выкидывая испортившиеся продукты. – Всю жратву проквасила!
Он наощупь открыл консервы, слопал сразу обе банки, зажёвывая рыбу зачерствевшей горбушкой хлеба. Потом, впервые за неделю, напился горячего чая, найдя в полке початую пачку печенья. Решил помыться, но обнаружил, что водонагреватель, что висел в ванной, исчез, а вместе с ним исчезла и стиральная машинка.
- И куда эта дура всё подевала? – ворчал Васька, ставя на газовую плиту ведро с водой. – Не могло же всё разом поломаться?! Или могло?
Когда вода согрелась, Василий с удовольствием поплескался в ванной, поливая себя ковшиком. Переоделся во всё чистое, блаженно замирая от ощущения свежести во всём теле. Хотел убрать грязное бельё в бельевую корзину, но и она пропала…
- Господи, или чё и впрямь случилось? – запаниковал Васька. – Куда Клавка с детьми делась? Куда вещи подевались?
Чтобы не мучить себя вопросами, решил завалиться спать. С удовольствием забрался под тёплое одеяло, устаканился, почти сразу же и заснул, лишь успел подумать: «Пусть лучше Клавка меня во сне убьёт. Чтоб не мучиться…».
Утром Васька проснулся ещё затемно, пошарил по полкам в поисках еды, но ничего не нашёл, удовлетворившись кружкой горячего чая. Походил по дому, заметив, что ещё пропала двухъярусная кровать из детской, и диван из гостиной. Недоумевая, что же случилось, решил сходить к матери, всё выяснить. Накинул дублёнку (куртка уже в употребление не годилась), шапку, вышел через заднюю дверь, потопал к воротам, распахнул их…
За воротами стояла сердитая тёща. Васька опешил и оробел: если Клавка была скора на расправу, то тёща вообще в этом плане могла сравниться с ракетой. Крепкая, кряжистая, с огромными ручищами!
- А-а-а, зятёк заявился! – обрадовалась она. – Ах ты, дубина яйцеголовая! Ах ты, алкоголик чёртов!
И давай дубасить зятя своей сумкой! А в сумке не иначе, как десяток кирпичей лежит!
Насилу Васька отбился от тёщи, поскакал по задам, прячась за заборами.
Но и матери дома не было, на двери висел замок. Василий пробрался во двор, махнув через забор, поддел ломом заднюю дверь, проник в коридор…
Дом встретил его ледяной затхлостью и нежилым духом. Васька быстро разжёг газовый котёл, чтоб согреться, потом прошёлся по полкам, в поисках еды. Пусто. Господи, куда же мать подевалась? Куда же все подевались?!!!
Сунулся Василий в кладовку, и обнаружил там целый склад еды, прикрытой одеялом: колбасу, балык, сыр, консервы, рыбу – копчёную, солёную, свежую - конфеты, печенье, мармелад, сухофрукты. Вот это удача!
Целых три дня Васька жил на положении партизана в родном доме: свет не зажигал, замок не отмыкал, не показывался на глаза соседям, потихоньку подбирая продукты в кладовке. Ему было и стыдно за содеянное, и страшно, и он оттягивал час расплаты на потом.
По ночам он ходил к своему дому, но на двери по-прежнему висел замок, да и на задней двери замок тоже красовался. Ни войти, ни спросить…
Васька понимал, что случилось что-то страшное, но ум его упрямо отказывался верить в это. И он, как страус, засунул голову в песок и старался ни о чём не думать. Правильно мать говорила – непутёвый!
На четвёртый день, едва Василий проснулся, загремел замок на входной двери. Васька приготовился к худшему, сел на табуретку, втянув голову в плечи – пусть, пусть мать бьёт его, чем ни попадя! Он и руки не отведёт! Заслужил…
Но в избу вошла его сестра, Лена, удивлённо замерла на пороге.
- О, братец появился! А тебя с милицией по всей России ищут!
- Чё меня искать-то? – проворчал Василий, облегчённо выдохнув. – Вот он я, здесь сижу. А где мать-то?
- Опомнился, алкоголик чёртов! – запричитала Ленка, размазывая по щекам слёзы. – Я тебе звонила, звонила, а у тебя телефон недоступен... Померла наша мать-то, а ты всё пропьянствовал!
- Как? Когда? – закричал Васька, вскакивая с табуретки.
Ленка громко высморкалась в платок, пошмыгала носом.
- Да ещё шестнадцатого числа, завтра уж девять дней поминать будем. Пятнадцатого числа с ней удар случился, Клавдя её за магазином нашла. А шестнадцатого и померла, в больнице, у Клавки на руках… Я вот приехала избу протопить, да гляжу, ты уж сам это сделал.
Василий опять уселся на табуретку, уронил голову на стол, сдерживая подступившие к горлу слёзы.
- И чего уселся? – прикрикнула на него сестра. – Пойдём со мной, поможешь…
Ленка взяла тазик, повела Василия в кладовку.
- Надо продукты в дом перенести, - приговаривала она, шагая впереди брата. – Щас Райка придёт, да и Клавка должна приехать. Будем на завтра готовить…
Сестра откинула одеяло, которым были накрыты продукты… и замерла: под одеялом сиротливо прятались две рыбины, упаковка крабовых палочек и пакет с сухофруктами…
- Где? – спросила она сдавленным голосом.
- Что – где? – глупо переспросил Васька.
- Продукты где? – поднажала Ленка.
- Ну, я, это… ел… - промямлил Василий, пятясь задом к выходу.
- Так ты, сволочь, все продукты сожрал? – взвизгнула Ленка. – Тут же на одиннадцать тысяч было накуплено!...
У брата с сестрой случился грандиозный скандал, в результате которого Васька получил ведром по голове, табуреткой по ногам и полотенцем по морде. Он психанул, оделся и полетел в свой дом, обидевшись на весь мир.
Вытащил стекло в окне, в чуланчике, проник в дом, обнаружив, что пропала и вся остальная мебель в доме, лишь в кухне остался старенький диванчик, сиротливо приткнувшийся к стенке. На него Васька и улёгся, голодный и сердитый, и провалялся на нём, ничего не делая, до утра…
Наутро он еле встал – ещё бы, все бока себе отлежал! - кое-как оделся, чертыхаясь, давясь голодной слюной; походил по опустевшему дому, уже догадываясь, что Клавка переехала-таки в город, не дожидаясь его. Тут на крыльце послышались шаги, Васька обрадованно подумал, что это Клавка за ним пришла, и приготовился к расправе.
Но в дом вошёл какой-то мужик, здоровенный такой бугай, уставился подозрительно на Ваську, сжимая кулаки.
- Ты кто? – спросил бугай грозно, хмуря густые брови.
- Это ты - кто? – пискнул Васька, стараясь придать голову уверенности.
- Я – хозяин этого дома! – чётко выговорил мужик.
- Это я – хозяин этого дома! – опять пропищал Васька, отчётливо понимая, что он врёт – дом достался Клавке от её бабки, в наследство.
- Чего?! – взревел мужик. – Я те покажу – хозяин!
Бугай схватил Василия за шкибот и вышвырнул на улицу. Васька даже опомниться не успел, как очутился за забором, пересчитав подбородком все ступени на крыльце, пропахав носом по тропинке. Он вскочил и понёсся, что есть мочи, к дому матери, на ходу размазывая кровь по щекам, кляня жену:
- Вот дура! Даже не сказала, что дом продала! Прибью, заразу!
Но, зайдя в родительский дом, оробел: пузатенький поп, размахивая паникадилом, нараспев пел молитвы, нестройный хор женских голосов подпевал ему, народ, наполнивший горницу, чинно держал в руках свечи. Васька юркнул в кухню, уселся на табурет, боясь встретиться лицом к лицу и с Клавкой, и с Ленкой, и с тёщей.
Тут на кухню зашла материна соседка, Валька Тимофеева, посмотрела на Василия, вздохнула:
- Поди-ка ты умойся, да как следует. У тебя всё лицо в крови.
Васька подошёл к умывальнику, глянул в маленькое зеркальце и ахнул: под глазом не заживший ещё синяк, нос ободран, губы разбиты, подбородок свезён, волосы клочьями торчат!
Он торопливо умылся, помочил водой волосы, пригладил их, чтоб лежали ровно. Потом схватил полотенце, висящее на перегородке, принялся остервенело тереть лицо.
- Да чё ж ты делаешь-то? – зашипела Валька, отнимая у Васьки полотенце. – Кто ж хорошим полотенцем кровь-то оттирает? Его ж не отстираешь потом. Ух… непутёвый!
Валентина выдала ему какую-то застиранную отымалку, он, поморщившись, вытерся ею, опять сел на табурет…
Поминали мать в глубоком молчании. Слышались лишь звон вилок и ложек, обрывки фраз, вздохи. Васька скромно уселся в самый конец стола, к спиртному не притронулся, но поел от души. Поначалу боялся встретиться с женой взглядом, но она и сама не глядела на него, сновала между столами, принося и унося тарелки, чашки, бокалы…
А когда приглашённые разошлись, случился грандиозный скандал. Начала его Ленка, потребовав с Клавдии половину суммы, потраченной на повторную закупку еды. Но та ответила, что и так растратилась: и свекровь похоронила на свои, и поминки вот эти собрала. А то, что Ленка оказалась настолько непутёвой, что оставила продукты в пустом доме, так это её проблемы… Потом ещё поскандалили из-за пособия на погребение, и Клавка выкинула Ленке все шесть тысяч, что получила в райсобесе… Потом заспорили о дележе материных вещей – кому и что…
В конце концов Клавка психанула, оделась и сказала, что ей ничего здесь не нужно, и что она уезжает. Ленка стала кричать, чтоб забирала Ваську, но Клавдия заявила, что ей этот недотёпа не нужен, что она и так слишком долго с ним нянчилась; и, если он хочет свободной жизни, пусть живёт свободно. И ушла из дома, прихватив с собой тёщу и детей.
Тут и Васька психанул, уселся за стол, налил себе рюмочку, приговаривая:
- Ах, я тебе не нужен? Ничего, скоро сама прибежишь!
А сам всё подливал и подливал себе из графинчика, опустошая тарелки с едой, размазывая злые пьяные слёзы по щекам…
Клавка так и не прибежала за мужем, уютно устроившись в городе. Васька несколько раз ездил к ней, на новый адрес, мириться, но Клавдия гнала его, не слушая никаких оправданий, да и тёща не жаловала, всё в драку лезла, норовила огреть чем ни попадя. Поначалу Васька жил в родительском доме, и очень тяжело привыкал к холостяцкой жизни, когда и сготовить нужно самому, и постирать, особенно, если ничего такого сроду в жизни не делал. Потом пошёл в разнос, стал водить к себе друзей; сестра частенько выгоняла его из дома, но он упрямо возвращался - куда он мог пойти?
Через год Василия перестали брать на работу, он задолжал за коммунальные услуги, свет и газ в доме отрезали. Чтобы не мёрзнуть, Васька пригласил Ваньку Кнута и Петьку Малышева, и те сложили в доме печку. Но, видимо, что-то не так сделали, и после первой же растопки новой печи дом полыхнул, сгорев дотла…
Васька помотался по друзьям, но никто его долго у себя не держал – приворовывал еду у хозяев, беспрестанно чавкая, пихая что-то в рот. Кто же такого в доме держать будет?
Приютил Василия Димон Шубин, и с тех пор они так и живут вдвоём, в старом сельпо, уж лет семь как. Димку поддерживает сестра, подкармливает понемногу, присылая продукты с племянником; и Ваське, конечно, от этих щедрот достаётся. Иногда приезжает Ленка, тоже привозит еду, но деньгами не даёт, потому что всё равно пропьют. Раз в месяц появляется Колян Иванов, тоже не с пустыми руками. Так что смерть от голода мужикам не грозит.
Но недавно в нашу деревню приехал москвич, не бедный, конечно, на крутой машине, пузатый такой. Он походил по деревне, подыскивая подходящий домик под дачу. Пустых домов у нас полно, но пузан остановил свой выбор на здании сельпо. Место уж больно ему понравилось: лес в пятидесяти метрах, из окон реку видать, да и само здание постройки позапрошлого века очень красивое, только запущенное.
Говорят, пузан дал Димону с Васьком месяц, чтобы те освободили помещение. Василий ходит по деревне, горюет, идти ему некуда. А ведь когда-то жил он в своём доме, с женой, вкусно ел, хорошо одевался, спал на чистом и мягком. И всё в одночасье потерял, остался ни с чем. Вот такая грустная история…