После окончательной ликвидации 29 марта группировки немецких войск юго-западнее Кёнигсберга Ставка Верховного Главнокомандования в предвидении Берлинской операции потребовала в кратчайшие сроки разгромить Земландскую группировку противника и овладеть столицей Восточной Пруссии. Сегодня ряд историков подвергает сомнению необходимость штурма столь сильно укрепленного города. Мол, лучше было не тратить солдат в атаках, а блокировать запертые в Кёнигсберге части вермахта, которые рано или поздно сами капитулировали бы после окончания войны. В пример при этом приводят Курляндскую группировку, которая сложила оружие 23 мая 1945 года. Однако последняя находилась на большем удалении от наступавших на Берлин советских войск и вероятность удара им во фланг представлялась ничтожной. А вот из Кёнигсберга и из района Пиллау это сделать было куда проще. Имелись и другие причины.
«Восточно-прусская группировка занимала важное место в планах гитлеровского командования, - писал в своих мемуарах командующий 11-й гвардейской армией 3-го Белорусского фронта Кузьма Галицкий. - Опираясь на мощные укрепления Кёнигсберга и Земландского полуострова, она должна была приковать к себе значительные силы советских войск, не допустить их переброски на берлинское направление. Удержание военно-морской базы Пиллау и Кенигсберга в условиях господства в это время германского флота на Балтике могло способствовать сохранению связи восточно-прусской группировки с главными силами фашистской Германии».
Впоследствии это подтвердил на допросе и комендант Кёнигсберга Отто Ляш.
- Мы должны были сковывать значительно большие силы русских, чем те, которыми располагали сами, и этим лишить возможности русское командование использовать эти войска на других оперативных направлениях — на Берлин, Прагу и так далее, - сообщил он - Сохранение Кёнигсберга было вопросом престижа Германии, поэтому для обороны были выделены крупные силы.
По данным разведки, нашим войскам противостояло от 200 тысяч до 250 тысяч солдат и офицеров противника, объединенных в группу «Земланд», которую составляли 4 армейских корпуса, войска кёнигсбергского гарнизона (4 пехотные дивизии, фактически равная каждой из них боевая группа Микоша, полицейская боевая группа Шуберта, 6 отдельных полков и 21 отдельный батальон (в том числе 8 фольксштурма), плюс несколько отдельных дивизий, часть из которых, правда, еще только формировалась. В резерве у немцев находились одна танковая и одна пехотные дивизии с самокатной бригадой. Не следовало сбрасывать со счетов остатки разгромленной у Хайлигенбайля 4-й армии вермахта, перебравшиеся через залив на пиллауский полуостров и спешно восстанавливающие свой военный потенциал.
Впрочем, численность войск в Кёнигсберге наши разведчики, как выяснилось позже, преувеличивали. К тому же, что немецкое командование, обнаружив перегруппировку войск 3-го Белорусского фронта, пришло к выводу, что советского генерального наступления пока ожидать не стоит. И само решило организовать бросок на приморский Кранц (современный Зеленоградск), чтобы обеспечить подвоз через порты Земланда пополнений и подготовить мощное контрнаступление. Немцы были убеждены, что русские, по образцу их действий под Хайлигенбайлем, сначала постараются ликвидировать Земландскую группировку войск, а уже потом возьмутся за Кёнигсберг. Поэтому, готовясь к боям на полуострове, вывели из города танковую и пехотную дивизии. Таким образом, оборонять Кёнигсберг осталось около 130 тысяч человек, и начало штурма стало для противника неприятным сюрпризом.
Конечно, можно (особенно с уютного дивана) критиковать советскую разведку. Нельзя исключать и того, что маршал Василевский, которому предстояло брать Кёнигсберг, таким способом стремился получить дополнительные ресурсы и обеспечить себе возможно больший запас прочности. Подобное мнение тоже имеет место. Но и ко многим высказываниям все того же Ляша стоит относиться с известной долей скепсиса.
«Разница между силами противника и нашими силами, особенно в авиации была колоссальной, - жаловался немецкий генерал, по возвращении из советского плена в фатерлянд написавший книгу «Так пал Кёнигсберг». - Русские сосредоточили здесь под командованием маршала авиации почти треть всего своего воздушного флота, мы же не могли выставить ни одного боевого самолета. Наша зенитная артиллерия страдала от недостатка боеприпасов, поэтому ее пришлось использовать только в наземных боях. Примерно тридцати стрелковым дивизиям русских с нашей стороны противостояли лишь четыре вновь сформированные дивизии и фольксштурм. Так что примерно на 150000 наступающих приходилось всего около 35000 обороняющихся. После отвода Пятой танковой дивизии соотношение в танках равнялось 1:100».
Все же, воспользуемся данными официальной советской историографии. Согласно им, на фронте протяженностью в 80 километров Кёнигсберг полукольцом охватывали 6 армий (в штурме приняли непосредственное участие 3), имевших в своем составе 18 стрелковых корпусов – по различным оценкам, это от 106, 6 тысяч до 137 тысяч человек.
Советскому командованию удалось обеспечить перевес в артиллерии – 5, 2 тысячи стволов против 4 тысяч немецких, танках и самоходных орудиях – 538 против 108 и подавляющее преимущество в авиации – 2 174 против 170 боевых машин. В создавшейся ситуации немцы большие надежды возлагали на хорошо продуманную систему оборонительных сооружений.
«За всю войну мы еще не встречали таких укреплений, какие были созданы в Кёнигсберге» - признавался Галицкий.
Первая линия немецкой обороны - 50 километров в окружности - проходила в 6–8 км от центра города и включала 2–3, а местами 6–7 рядов траншей, 12 основных и 3 промежуточных старых форта, доты, дзоты и до 390 различных прочных убежищ. Перед ними на всей протяженности располагались противотанковые рвы шириной 6–8 и глубиной 3 метра, а на участках общей протяженностью до 10 километров - эскарпы и противотанковые надолбы. Вдобавок было оборудовано 40 километров проволочных заграждений и устроены многочисленные минные поля (в общей сложности вокруг города и непосредственно в нем немцы установили не менее 35 тысяч противотанковых и свыше 105 тысяч противопехотных мин).
Вторая линия – 80 километров протяженностью - охватывала окраины Кёнигсберга и базировалась на созданных в каменных строениях опорных пунктах, опоясанных траншеями. Улицы были перегорожены баррикадами, на перекрестках находились железобетонные огневые точки. Всего имелось 38 дотов, 25 дзотов и 214 убежищ. Естественно, и до них наступающим предстояло добираться через минные поля и замаскированные фугасы (их насчитывалось 313).
Окружность третьей линии в 1,5-2 километрах от исторического центра города не превышала 10 километров, зато здесь располагались 9 старых, но еще довольно крепких фортов и цитадель с гарнизоном в несколько сот человек. Но драться немцы намеревались по всей площади города, к обороне приспособили даже местные кладбища, около 600 домов заминировали – в том числе 325 минами замедленного действия.
Позаботились и о многочисленных подземных складах боеприпасов и продовольствия, рассчитанных на не менее чем 4 месяца полноценного снабжения в условиях полной изоляции. Однако у военных нередко вызывали возмущение решения гражданского – точнее, партийного руководства. Особенно бурной и бестолковой деятельностью отличался оберпрезидент Восточной Пруссии Эрих Кох.
«… начали, где надо и не надо, возводить баррикады, затеяли грандиозное переоборудование административного здания под бункер Коха, а на Парадеплатц приступили к сооружению стартовой площадки для самолетов, - сетовал в мемуарах Ото Ляш. - Пришлось сносить целые массивы домов, на что потребовалось множество рабочих из числа гражданского населения, однако затея эта была совершенно лишней хотя бы потому, что самолетами мы совсем не располагали. Но все возражения против этих бессмысленных мероприятий остались гласом вопиющего в пустыне …Кох … чувствовал себя «рейхскомиссаром обороны» со всеми вытекающими отсюда полномочиями».
Надеясь на крепость стен, не забывали и о стойкости духа тех, кто за этими стенами укрывался. Чтобы держать солдат и фольксштурмистов в тонусе, то и дело устраивали учебные тревоги.
Чувствительным ударом по моральному духу кёнигсбергского гарнизона стало известие о разгроме Хайльсбергской группировки. Дабы отбить явно возникающее у многих бойцов желание пережить эту войну, сдавшись в плен, немецкое командование пригрозило, что наказание за такую попытку будет только одно – смертная казнь. Причем в назидание всем остальным виновных, скорее, будут вешать, а не расстреливать, экономя боеприпасы. Суровые репрессии обещали и оставшимся в городе семьям перебежчиков.
Пока такие меры действовали.
«В целом гарнизон Кёнигсберга не выходил из повиновения своего командования, - подтверждает Галицкий. - Что касается большинства офицеров, то они сохранили верность Гитлеру, не сомневались в возможном переломе хода войны в пользу Германии... Свою уверенность офицеры стремились внушить солдатам».
Ну а для тех, кто внушению не поддавался, было объявлено о создании при коменданте крепости сводного отряда СС, которому предписано стрелять по всем, кто попытается уклониться от предстоящего тяжелейшего боя.