Так жаль, что каждый раз, начиная писать, я стою перед проблемой ввести в курс того почти маниакального состояния, которым я одержим: поиском следов подсознательного идеала автора художественного произведения.
Это для многих вообще представляется авантюрой. Как это можно чуять след подсознательного идеала? Это ж не сон, который «имеет в своем распоряжении воспоминания, недоступные бодрствованию» (Фрейд. https://bookscafe.net/read/freyd_zigmund-tolkovanie_snovideniy-148174.html#p8). Забытые, попросту. Наткнёшься потом на то, что забыл, и готово: понятно, откуда некий нюанс приснившегося когда-то.
А я скажу, чем выдаёт себя подсознательный идеал — странностью, если одним словом.
Странность же это необщепринятость.
Пусть могучая кучка, русские композиторы в XIX веке, одержимые национализмом, русской исключительностью, отличием России от Запада, сплошь любители, но прекрасно знающие европейскую музыку, хотели выразить, что «Славянский мир… молодая сила, выходящая на арену мировой истории» (https://arzamas.academy/materials/1375) вместо Запада, «из-за внутренних противоречий, преступлений, совершенных во время революций, и постоянной борьбы сословий», ставшего «старым», — пусть эта когорта творит только во время вдохновения (отвлекаясь от своих немузыкальных служб — Мусоргский — в Преображенском полку служил).
Так разве этот момент, вдохновение, не позволяет мне ждать, что сочинителю музыкальная странность приходит в голову с каким-то большим участием подсознательного момента?
Я имею в виду «стихийные, необлагороженные звучности, придуманные Мусоргским, Бородиным и Римским-Корсаковым» (Там же), — очаровывавшие европейцев, особенно французов, рвавшихся вон от немецкой гегемонии в музыке.
Слушайте, какая жуткая прелесть — «Пролог» к «Борису Годунову» Мусоргского (слушать, например, тут или тут). — Какая стихия и страсть.
Причем коллективная, а не индивидуальная.
Это ж не могло быть именно придумано. Это ж услышано, будучи в каком-то изменённом психическом состоянии.
26 марта 2020 г.