Интервью с первым ректором Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина, академиком Виталием Григорьевичем Костомаровым
"После Великой Отечественной войны и победы Советского союза над фашизмом, в мире, естественно, вырос интерес к русскому языку. Его стали изучать, прежде всего, в странах, близких к СССР, тогда они назывались странами социалистического лагеря, народной демократии, а потом стали просто европейскими республиками, то есть, республиками Центральной и Восточной Европы. Но русский язык широко изучался и в капиталистических странах. Как тогда мы называли страны, вроде Германии, Испании, Италии, Франции, Англии. Это как снежный ком. Началось с единиц, которые хотели у нас учиться, а кончилось тем, что надо было готовить преподавателей для тех стран, где люди хотели учить русский язык. И это было действительно массовое желание. К концу века, ну, скажем, в 90-е годы, русский язык был главным языком в европейских странах. Конечно, и английский язык играл большую роль. Но все-таки русский был главным языком внутри европейского общения. Я уж не говорю об азиатском общении, потому что в Китае все учили русский язык, весь миллиард. Крупнейшие университеты создавали какие-то отделения специально для иностранцев, которые приезжали к нам. Они сначала учили русский язык, потом становились иностранными студентами наряду с нашими. Созрела наша высшая власть до понимания того, что мы должны создать какой-то орган, который будет готовить учебники современного русского языка и обучать преподавателей русского языка из числа зарубежных граждан.
Ну, и придумали организовать сразу две организации. Это Институт Русского языка и издательство «Русский язык». Сначала был научно-методический центр русского языка в Московском университете. Потом он показал себя, что он что-то умеет делать, и он стал самостоятельным Институтом. И выбирался не район, а место, где можно было построить здание для этого Института. Были предложения, а тут я уже был замешан, так как был назначен директором этого Института. Тогда называли не ректором, а директором. И естественно возник вопрос о здании, раз уж мы стали самостоятельным Институтом. Тогда я не знал, что значит, в Москве построить здание. Поверьте мне, это и сейчас трудная вещь. А уж тогда было невозможно. Но финансы были. И Моссовету ничего не оставалось делать, как выделить, найти какое-то место для строительства Института. И нашли на юго-западе. Потому что здесь уже начинал строиться Университет Дружбы народов. И было естественным найти какое-то место здесь, недалеко от него.
Здесь были поля. Но я не скажу, что большие леса. Вы можете и сейчас пойти от нас в сторону Университета Дружбы народов и увидеть те леса, которые еще сохранились. Сейчас, правда, их теснят вот эти дома со стороны Москвы и сзади наступают. Тогда это были поля совхоза «Коммунарка». И дальше началось строительство. Очень тяжелая эпоха. То цемента не хватало, то каких-то блоков, то чего-то еще. Я помню, я ходил жаловаться куда-то, был в тресте московского строительства, там я очень неудачно выразился. Неужели, говорил я, трудно яму выкопать современной техникой? А у них не было современной техники, у них были лопаты. Он даже встал из-за стола этот начальник треста и сказал: «Это для вас яма, а для нас котлован!» В общем, короче говоря, мы не без труда, собрав все разрешительные документы, ссылаясь на правительственные решения, наконец, договорились и с совхозом, и с московскими организациями, и приступили к строительству.
Надо сказать, что есть такая организация ГИПРОВУЗ, которая и сейчас разрабатывает проекты учебных заведений. И сначала речь шла о двух школах, они назывались «пароходики», помните такие, еще предвоенные, трехэтажные они были. Вот нам дают три школьных проекта, вот и стройте. Нам удалось найти архитектора, который научил меня, что надо всегда соглашаться. А потом не хватает денег. А что вы делаете? А мы вот строим Институт. Какой Институт? А вот такой Институт. Но, преодолев все эти хитрости, мы все-таки действительно построили вот это наше общежитие. Нам помогла в этом Олимпиада 80-го года. Когда мы наприглашали много гостей сюда. Больше, чем было мест в московских гостиницах. И поэтому использовали все новостройки, где можно было жить. Это очень подстегнуло строителей. Мы выстроили это здание, в котором сейчас находимся, достаточно быстро. Учебный корпус был пристроен уже после 80-го года. Так что я вижу здесь фотографии, которые как раз рассказывают об этом. Вот как сначала выглядело то, что мы все-таки построили, потом к нему пристроили этот стилобат, как они говорили. Это я стою с проектом, который предложил наш первый архитектор.
Там мы оказались в Черемушкинском районе, который потом в одно время переименовали в Севастопольский, в Брежневский хотели переименовать, но все-таки восстановили Черемушкинский. Это хорошее название. Тогда министром был замечательный человек Вячеслав Петрович Елютин. Он тогда был министром высшего и среднего специального образования СССР, и было Министерство просвещения. Вот на этой фотографии как раз Вячеслав Петрович, представитель Центрального комитета партии, без него нельзя было, и Ваш покорный слуга. Вот как все начиналось.
А потом, чтобы студенты стали вполне советскими людьми, мы приглашали их на все субботники. Вот на этот, например. И сотрудники естественно тоже ходили.
В общем, короче говоря, мы все разохотились и сказали, что для того, чтобы готовить преподавателей русского языка из зарубежных граждан, которые будут работать по нашим учебникам, надо создать Международное объединение. И так была создана Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), которая существует до сих пор достаточно благополучно. Одним из главных ее мероприятий стала Олимпиада по русскому языку. Первая Олимпиада имела шумный успех. И журналисты очень хотели ее посмотреть. Это сейчас не удивляешься, когда видишь афроамериканца, который хорошо говорит по-русски. А тогда это же было непривычно. Тут вспоминается: «Без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин». Тогда это очень удивляло, и журналисты сразу фотографировали этого студента и радовались.
Я думаю, действительно, с научной точки зрения, это очень хорошая вещь. Когда в разных странах стали учить русский язык, то учили по тем учебникам, которые писали либо они сами, либо русские мигранты. И оказалось так, что ребята, выучившие русский язык в школах разных стран, не понимают друг друга. Не потому, что они плохо выучили, а потому, что они выучили разные слова. Сам словесный контент был очень разный. Но результатом этих Олимпиад стало то, что все страны стали учить один словарь, понимаете. Они объединили русский язык в какой-то один Международный русский язык. Так что Олимпиады дали очень интересный опыт именно для преподавателей.
Выражаем особую благодарность сотруднику пресс-службы Института русского языка им. А.С. Пушкина Марине Белобородовой за предоставленные материалы.
Расшифровка интервью для Центра идентичности - музея района Беляево, ноябрь 2020.
