«Дьявольский» вырубщик леса и «демонический» угольщик.
Среди многочисленных профессий, имеющих отношение к работе по дереву, можно выделить две, представители которых часто в фольклоре и народной литературе негативно описывались, а людей, занимающихся ими, даже в какой-то степени могли бояться и считать колдунами. Я имею в виду лесоруба и угольщика. Лесоруб – персонаж, живущий в дремучем лесу; часто его изображают как нищего, грязного разрушителя, изгоя человеческого общества. Будучи «врагом» всех деревьев, он одновременно является палачом и мясником леса – а эти профессии также были одними из самых позорных для средневековых обывателей. Во многих сказках позднего средневековья и нового времени лесоруба наделяют необыкновенной силой; при этом он сторонится других людей. Из леса он выходит только чтоб помародёрствовать или затеять с кем-нибудь драку. В общем человек весьма неприятный и вредный.
Угольщика в средневековом обществе не любили ещё больше. Как и лесоруб, он занимается уничтожением деревьев, но делает это ещё более варварским способом, вызывающим ассоциации с дьяволом – огнём. В текстах XII-XIII в. нередко изображение угольщика как человека бедного, страшного, грязного, также живущего в глуши и вынужденного быть проводником для главного героя, заблудившегося в лесу. Лес в представлении средневекового человека – место таинственное; в лесу происходят важные встречи и метаморфозы героев. Будучи обитателем этого таинственного и опасного мира, угольщик не мог не внушать определённый страх в глазах обывателя.
Красильщик.
Ещё одно недостойное ремесло было связано с работой с красками. Грамматист Иоанн Гарландский в своей работе «Dictionarius» достаточно презрительно отзывается о красильщиках: «Красильщики красят сукно мареной, цервой и корой ореха. Поэтому ногти у них цветные; у одних – красные, у других – желтые, у третьих – черные. Вот за это красивые женщины их и презирают, а ежели не отвергают их, то только из-за денег». Для обычного человека самим своим видом они вызывают недоверие к себе. Работая с опасными веществами, загрязняя речную воду, как мы видим и из описания Иоанна, они часто ходили в замаранной одежде, с краской на ногтях, внося смуту и беспорядок. В ряде городов красильщики принадлежали к наименее уважаемой категории ремесленников, а во Флоренции им было запрещено участвовать в политической жизни и объединяться в корпорацию. Подобные несправедливые запреты порождали волнения и конфликты с другими представителями текстильных профессий. (К слову, презирали за работу в грязи не только красильщиков, но и, например, сукновалов, то есть и других текстильщиков.)
Ещё одна причина нелюбви к профессии красильщика могла скрываться в представлении о том, что любая деятельность, связанная с нитями, тканями и одеждой, была, по сути, женской. Окрашивание, конечно, также считалось женским делом. В раннем средневековье было распространено поверье, что, поскольку женщины по природе нечисты и имеют способность к колдовству, они умеют качественно окрашивать ткань; мужчины к нему не приспособлены, а их участие в этом процессе не может окончиться успехом. Этот образ, вполне вероятно, и привёл к негативному отношению к текстильщикам и принижению ремесленных специализаций, связанных с текстилем.
Другие профессии.
Конечно, и помимо упомянутых профессий существовала целая череда занятий, которые считались в средневековье «нечестивыми». Ряд табу определяет, какие профессии считаются позорными, а какие нет. Например, ужас от пролитой крови породил скептичное отношение к уже упоминаемым палачам и мясникам, а также к хирургам и аптекарям. Общество, живущее в условиях натурального хозяйства, также выступало против вторжения денежной экономики, и отсюда следовало презрительное отношение к соответствующим профессиям. Это купцы, ростовщики, менялы – в общем, люди, чьи профессии, так или иначе, были связаны с деньгами (многие из которых, к тому же, по мнению средневекового человека олицетворяли собой воплощение греха алчности).
В общем и целом, для христианского общества было характерно осуждение профессий, занимаясь которыми люди имели возможность впасть в грех. Так, трактирщики и содержатели таверн осуждались за своё сластолюбие, а адвокаты и судьи за корыстолюбие. За чревоугодие могли не любить поваров и кондитеров. Честными и достойными профессиями однозначно считались лишь сельскохозяйственные профессии. Среди ремесленников наибольшим уважением пользовался плотник – ведь отец Иисуса был плотником. Правда, тут следует уточнить, что отношение к ряду «нечестивых» профессий могло меняться от региона к региону. Например, упоминаемый ранее красильщик имел определённое уважение в Венеции, считавшейся неофициальной столицей красильного дела.
В XIII-XV вв. отношение к «нечестивым» профессиям понемногу меняется. Рождение и развитие новых профессий, рост городов и появление новых многочисленных социально-профессиональных групп приводит к пересмотру отношения к ним. Даже к ростовщику начинают относиться более-менее терпимо. Изгоями остаются, пожалуй, только люди, продающие своё тело, да жонглёры (поскольку своими непристойными танцами развращали других).
«Дьявольский» вырубщик леса и «демонический» угольщик.
Среди многочисленных профессий, имеющих отношение к работе по дереву, можно выделить две, представители которых часто в фольклоре и народной литературе негативно описывались, а людей, занимающихся ими, даже в какой-то степени могли бояться и считать колдунами. Я имею в виду лесоруба и угольщика. Лесоруб – персонаж, живущий в дремучем лесу; часто его изображают как нищего, грязного разрушителя, изгоя человеческого общества. Будучи «врагом» всех деревьев, он одновременно является палачом и мясником леса – а эти профессии также были одними из самых позорных для средневековых обывателей. Во многих сказках позднего средневековья и нового времени лесоруба наделяют необыкновенной силой; при этом он сторонится других людей. Из леса он выходит только чтоб помародёрствовать или затеять с кем-нибудь драку. В общем человек весьма неприятный и вредный.
Угольщика в средневековом обществе не любили ещё больше. Как и лесоруб, он занимается уничтожением деревьев, но делает это ещё более варварским способом, вызывающим ассоциации с дьяволом – огнём. В текстах XII-XIII в. нередко изображение угольщика как человека бедного, страшного, грязного, также живущего в глуши и вынужденного быть проводником для главного героя, заблудившегося в лесу. Лес в представлении средневекового человека – место таинственное; в лесу происходят важные встречи и метаморфозы героев. Будучи обитателем этого таинственного и опасного мира, угольщик не мог не внушать определённый страх в глазах обывателя.
Красильщик.
Ещё одно недостойное ремесло было связано с работой с красками. Грамматист Иоанн Гарландский в своей работе «Dictionarius» достаточно презрительно отзывается о красильщиках: «Красильщики красят сукно мареной, цервой и корой ореха. Поэтому ногти у них цветные; у одних – красные, у других – желтые, у третьих – черные. Вот за это красивые женщины их и презирают, а ежели не отвергают их, то только из-за денег». Для обычного человека самим своим видом они вызывают недоверие к себе. Работая с опасными веществами, загрязняя речную воду, как мы видим и из описания Иоанна, они часто ходили в замаранной одежде, с краской на ногтях, внося смуту и беспорядок. В ряде городов красильщики принадлежали к наименее уважаемой категории ремесленников, а во Флоренции им было запрещено участвовать в политической жизни и объединяться в корпорацию. Подобные несправедливые запреты порождали волнения и конфликты с другими представителями текстильных профессий. (К слову, презирали за работу в грязи не только красильщиков, но и, например, сукновалов, то есть и других текстильщиков.)
Ещё одна причина нелюбви к профессии красильщика могла скрываться в представлении о том, что любая деятельность, связанная с нитями, тканями и одеждой, была, по сути, женской. Окрашивание, конечно, также считалось женским делом. В раннем средневековье было распространено поверье, что, поскольку женщины по природе нечисты и имеют способность к колдовству, они умеют качественно окрашивать ткань; мужчины к нему не приспособлены, а их участие в этом процессе не может окончиться успехом. Этот образ, вполне вероятно, и привёл к негативному отношению к текстильщикам и принижению ремесленных специализаций, связанных с текстилем.
Другие профессии.
Конечно, и помимо упомянутых профессий существовала целая череда занятий, которые считались в средневековье «нечестивыми». Ряд табу определяет, какие профессии считаются позорными, а какие нет. Например, ужас от пролитой крови породил скептичное отношение к уже упоминаемым палачам и мясникам, а также к хирургам и аптекарям. Общество, живущее в условиях натурального хозяйства, также выступало против вторжения денежной экономики, и отсюда следовало презрительное отношение к соответствующим профессиям. Это купцы, ростовщики, менялы – в общем, люди, чьи профессии, так или иначе, были связаны с деньгами (многие из которых, к тому же, по мнению средневекового человека олицетворяли собой воплощение греха алчности).
В общем и целом, для христианского общества было характерно осуждение профессий, занимаясь которыми люди имели возможность впасть в грех. Так, трактирщики и содержатели таверн осуждались за своё сластолюбие, а адвокаты и судьи за корыстолюбие. За чревоугодие могли не любить поваров и кондитеров. Честными и достойными профессиями однозначно считались лишь сельскохозяйственные профессии. Среди ремесленников наибольшим уважением пользовался плотник – ведь отец Иисуса был плотником. Правда, тут следует уточнить, что отношение к ряду «нечестивых» профессий могло меняться от региона к региону. Например, упоминаемый ранее красильщик имел определённое уважение в Венеции, считавшейся неофициальной столицей красильного дела.
В XIII-XV вв. отношение к «нечестивым» профессиям понемногу меняется. Рождение и развитие новых профессий, рост городов и появление новых многочисленных социально-профессиональных групп приводит к пересмотру отношения к ним. Даже к ростовщику начинают относиться более-менее терпимо. Изгоями остаются, пожалуй, только люди, продающие своё тело, да жонглёры (поскольку своими непристойными танцами развращали других).
