В Малом зале «Зарядья» состоялся камерный вечер вокальной музыки: сопрано Любовь Петрова и пианист Рэм Урасин представили внушительную программу из миниатюр Чайковского и Рахманинова
На первый взгляд – обычный концерт: и Петрова поет в Москве в последние годы регулярно, и казанец Урасин – частый гость столичных залов, причем известный здесь в разных ипостасях (и как солист, и как ансамблист), а уж программа и вовсе тривиальная. Но это только на первый взгляд. Если же присмотреться к событию попристальнее, понимаешь, что не все так обыденно. Урасина мы чаще слышали в западном репертуаре (известно, например, что он признанный шопенист), Петрову – в большей степени в оперных проектах («Кавалер розы» в Большом, «Евгений Онегин» и «Кармен» Фонда Образцовой, «Золото Рейна» Владимира Юровского), да и в целом камерное исполнительство сегодня – скорее периферийно-маргинальная зона концертной жизни (и не только у нас), поэтому, когда на это поле ступают признанные мастера, зрелые музыканты с именем – это всегда интересно.
Увы, начать вынужден с ложек дегтя, которые сопровождали все выступление и очень портили впечатление от в целом очень интересного, приятного вечера. Первое, это конферанс. В последние годы в наших концертных залах это стало практически правилом – ведущий объявляет номера в микрофон из-за кулис, публика его/ее не видит. Очевидное преимущество – экономия времени на выходы конферансье, но это, пожалуй, единственный позитив такого подхода. О том, что теряется личный контакт и магия академического вечера, наверно, уже не стоит и говорить, хотя те, кто помнит, как делала конферанс, например, Анна Чехова, как наполняла личностно в своих коротких выходах зал, настраивая публику, предваряя выход артистов, тот поймет, о чем речь. Но есть и то, к чему привыкнуть никак невозможно: это оглушающий микрофонный звук, больше всего подошедший бы для стадиона, которым «полируют» уши тех, кто пришел за звуком живым. Особенно это нелепо и невыносимо воспринимается в столь камерном пространстве, как Малый зал «Зарядья», где от такой акустической агрессии просто хочется сбежать на первой же минуте. И особенно вопиющ этот микрофонный конферанс в сочетании с живым звучанием человеческого голоса, которое следует затем в вокальных концертах: точнее, сочетания никакого не получается, а присутствует ужасающая акустическая чересполосица, когда слух пришедших в зал должен постоянно переключаться с одной звуковой подачи на другую, в которой, естественно, победителем выходит отнюдь не носитель живого звука. Понятно, что мастеров слова, с соответствующей звукоподачей – ясной и четкой, грамотной не только с точки зрения русского языка, но и грамотной интонационно, плюс кого слышно без всякого микрофона в самом дальнем углу – уже не осталось, но хотя бы микрофон можно настроить как-то более корректно по отношению и к залу, и к формату вечера?
Второй момент – это телефоны, которые стали буквально бичом современных филармонических концертов, да и театральных спектаклей. Особенно ужасно это все выглядит в малых пространствах камерных концертов, когда создаваемая артистом интимная, доверительная атмосфера, безжалостно и весьма часто разрушается трелями всех мастей. Наша публика, к сожалению, ведет себя совершенно беспардонно, и никакие увещевания на нее не действуют. Менеджменту концертных залов давно пора подумать об установке каких-то технических средств, своего рода «глушилок», ограничивающих сигналы, поскольку воспитательными мерами, судя по всему, тут ничего уже сделать невозможно.
Вот в такой непростой обстановке приходилось мартовским вечером музицировать Любови Петровой и Рэму Урасину. Артисты держались мужественно, почти ни разу не дав себя свернуть с избранной волны высокого искусства, хотя приходилось им во всех отношениях не сладко. Ансамбль между ними сложился при этом идеальный – пианист показал себя чутким аккомпаниатором, всякий раз выстраивавшим верный акустический и эмоциональный баланс с голосом, всячески помогавшим солистке, а развернутые проигрыши, оркестрово фактурные, коими изобилуют романсы наших двух величайших корифеев, были сыграны безупречно и по технике, и по выразительности наполнения.
В первом отделении Урасин также исполнил один инструментальный номер – «Раздумье», ор. 72 № 5, прочитав Чайковского неожиданно свежо – не через призму позднего рахманиновско-прокофьевского пианизма, привычно высвечивающего остродраматическое, массивно-оркестровое звучание, а напротив, словно пропустив пьесу через волшебный кристалл раннеромантического свечения, что на самом деле близко и характеру самого произведения, и вообще творчеству почитавшего моцартианское начало в искусстве русского гения.
Романсовая программа отличалась репертуарной сбалансированностью: она сочетала как сверхпопулярное («Забыть так скоро», «День ли царит», «Маргаритки» и т.п.), так и вещи, звучащие редко, почти неизвестные широкой публике («Погоди!», «Он так меня любил» и пр.). Весьма грамотный подход, позволявший переключать внимание слушателей, ненавязчиво их просвещая. Высокий класс певицы был явлен буквально во всем (не только в умении выстраивать программу): безупречная интонация, ровность и ясность голоса, свобода звучания в любом регистре, пение, не знающее технических проблем, грамотно выстроенное в каждой ноте, разнообразие тембральных красок, широкая нюансовая палитра, каковой Петрова пользуется умело, всегда к месту. Поразила невероятная дикция, которая, как известно, часто проблемна у академических вокалистов, особенно у высоких женских голосов – о том, что понятно буквально каждое слово, можно было явственно ощутить на редкоисполняемых романсах, которых не знаешь вовсе или знаешь плохо – благодаря четкому слову Петровой все детали вербальных смыслов были до слушателей донесены без малейших потерь. Вообще со смыслами, с правдивостью эмоционального наполнения, с абсолютным соответствием характеров произведений характеру звука, с верными акцентами у Петровой все бесспорно: ни разу не возникло ощущения неловкости, эмоционального пережима, фальши, желания подправить певицу, подсказать ей что-то. Напротив, в иных романсах, может быть не во всех, но во многих, искусство певицы было столь безупречно и органично, что позволяло совершенно отключиться от его анализа и погрузиться в его созерцание. Поющей Петровой по-настоящему веришь – технический блеск позволяет ей творить свободно, а простота и естественность выражаемых эмоций способны по-настоящему захватить.
Великолепная вокальная форма певицы и глубокое понимание исполняемой музыки ставят ее без сомнения вровень с самыми значительными певцами настоящего и прошлого. Тем удивительнее ее не такая высокая востребованность в мировой музыкальной афише, какую можно было бы ожидать. Что в очередной раз говорит о странности, если не парадоксальности современного состояния сферы академической музыки, где зачастую качество и мастерство не являются единственными объективными критериями оценки.
13 марта 2020 г., "Играем с начала"