Найти тему
Анастасия Антонюк

Бьет — значит преступник. Часть вторая

Казалось бы, пора уходить, пора завершать эти больные отношения, но я не отдавала себе отчет в том, что происходит. Я не понимала, как может так поступать со мной человек, который мог очень хорошо ко мне относится в другие моменты. И каждый конфликт между нами был для меня шансом, надеждой не довести его до побоев. Я во всем старалась ему уступать и потакать, только чтобы он снова в ярости не набросился на меня. Но все было тщетно, он все равно находил к чему придраться в моих словах и действиях. Я превратилась в вещь, в животное, в грушу для битья, в средство с помощью которого он снимал эмоциональное напряжение. Мне приходилось тщательно скрывать косметикой следы побоев, врать на работе и маме о природе фингалов и ссадин на лице.

Так продолжалось с августа 2014 г. до зимы 2015 г. Но вместо того, чтобы еще летом разорвать с ним все отношения, в январе 2015 года я переехала к нему жить. Я так поступила, потому что наивно думала, что сумею улучшить наши отношения. Я читала различную литературу о том, как общаться с людьми, у которых бывают вспышки ярости и агрессии, как вести себя в конфликтных ситуациях с такими людьми, применяла различные тактики, чтобы наладить отношения с Костей.

Однако это наше сожительство ни к чему хорошему не привело, так как патологическая ревность с его стороны никуда не исчезла, бытовые ссоры только усугубились, а побои участились. Я же не могла даже и заикнуться о том, что мне что-то не нравится в том, как он поступает со мной, обсуждение наших отношений находилось под негласным запретом.

Я окончательно превратилась в послушную игрушку, в домохозяйку, в объект удовлетворения сексуальных потребностей и иногда в понимающего собеседника. Наше совместное времяпрепровождение все больше становилось отчужденным: мы вместе смотрели передачи, фильмы, сериалы. Но мы почти не разговаривали. Костя воспринимал меня как нечто должное, как человека, который ему все позволит, и все ему простит.

Я должна была ему готовить еду и обязана была это делать всегда в определенное время с точностью до минуты. Я должна была ему напоминать о важных делах, будить его, когда ему нужно было просыпаться. Если я что-то нарушала в правильной схеме действий, которая на самом деле существовала только у него в голове, то случался скандал. В моих силах было остановить все это, просто уйти, но я продолжала издеваться над собой, позволяя ему делать со мной все, что угодно.

Весной 2015 года Костя в очередной раз меня сильно избил. На это раз он это сделал из-за того, что я не могла долго попасть в ритм при записи нашей очередной песни. Он избил меня сильнее обычного, поэтому я обратилась в больницу. Помню, как он меня выбрасывал из квартиры, как я обувалась прямо в подъезде, как я ловила такси с кровавыми ссадинами на лице.

В больнице у меня обнаружили сотрясение мозга. Я рассказала об этой ситуации своей маме и немного позже его родителям. Костя и в этот раз даже не раскаялся. Его реакция была предсказуемой: он снова сказал, что я сама довела его до этого и оскорбил за то, что я рассказала об этой ситуации его родителям. Он назвал мой поступок предательством. Я же, находясь в психологической зависимости от Кости, по-прежнему хотела быть с ним, по-прежнему надеялась все наладить в наших отношениях. Я не хотела чувствовать себя беспомощной, я хотела разрешить эту ситуацию, чтобы почувствовать свою силу.

Первые дни после сотрясения были невыносимыми. Я целыми днями лежала и не могла ничего делать. Я с трудом могла запихнуть в себя хотя бы немного еды, не могла спать, не могла расслабиться, боль в голове не становилась слабее. У меня даже не получалось что-то смотреть, на чем-либо сосредоточиться. Я чувствовала себя запертой в своём теле, которое было абсолютно больным, и не знала, как мне жить дальше.

В те дни мне казалось, что любой новорожденный младенец или инвалид с каким-то тяжелым заболеванием более приспособлены к жизни, чем я. Любой человек, находящийся в эпицентре разворачивающихся военных действий, ощущал себя в большей безопасности, чем я. Я полностью разучилась выполнять простейшие действия и потеряла контроль над собой. Тогда я существовала, но не принадлежала самой себе. С каждой секундой время замедлялось, отпечатываясь синкопами в моем гниющем мозге. А смерть представлялась единственным спасением от страданий и очередного позора.

Через несколько дней после произошедшего я пыталась связаться с Костей, умоляла его простить меня. И за что же он должен был меня простить? За то, что я рассказала его родителям о том, что он меня избил до сотрясения мозга. Конечно, я поступала по отношению к себе неуважительно и пренебрежительно (мягко говоря) Но в то время я не была способна рассуждать здраво, я хотела вернуть эти отношения, чтобы изменить их к лучшему, и тем самым доказать себе, что Костя меня любит.

В конце концов, через пару недель, по всей видимости, не найдя себе новую жертву, Костя позвал меня к себе в гости, и мы снова начали встречаться. И знаете, почему? Потому, что он меня простил. Не я, а он!

Продолжение следует...