Неделю спустя, излечившись от трех ран, причиненных точным попаданием, эльф покинул больничную койку и с удивлением узнал, что покрыл себя не позором, а славой. Ибо не было еще в Нандоре чужеземца, сумевшего остаться в круге до истечения срока. Он ходил по Имрану, гордо расправив плечи, и благосклонно принимал поздравления от далламарийцев, обитавших в Пещерах Спасения.
«Ты молодец, Келеборн, - хвалил его гном, и в его голосе чувствовалась зависть. – А мне вот не повезло, хоть такая честь и выпала на мою долю».
«Даром не нужна такая честь». – Угрюмо бурдел рядом Рашт.
«Тебе она и не светит, нахараг, - огрызнулся Брегевольд. – Лучше замолчи».
«Как ты назвал меня? – разозлился Рашт. – Ну, говори!»
«Нахараг ты, вор ты, как и все твое племя, - яростно прошипел гном. – Сэддуор-им-гаур доказывает это каждый божий день».
С этим он захлопнул перед далламарийцем дверь в дом, в котором они жили все вместе. Туда их поселила владычица Намисэль, желавшая сохранить их местопребывание в тайне.
«В этом чертовом фонтане с отрубленными руками, полными драгоценностей, моей руки нет, - заявил Рашт, пиная дверь. – Почему ты, коротышка, обвиняешь меня в том, чего я не совершал?»
«Все ваше племя такое» - бурдел Брегевольд, не желая уступать.
Келеборн вздрогнул. Он не раз видел это мрачное сооружение, заполненное сгнившими конечностями. Каждая рука и вправду, держала по алмазу. Не то чтобы нандорианцы цеплялись за бесполезные стекляшки. Просто они были крайне нетерпимы к воровству, как таковому.
Воспоминание померкло, и Келеборн вернулся в реальность. Его друзья безуспешно пытались попасть в правителя Нандора. Тот смеялся и передразнивал неуклюжего Ассама. Заметив Келеборна, он подбежал к нему вплотную и пристально посмотрел на него.
247