Она сидела на первой парте по центру. Я на третьей справа. Я мог спокойно наблюдать за ней как бы из засады, оставаясь при этом незамеченным. То есть я её видел, она меня нет. Мне это нравилось. Сейчас сказали бы, возбуждало. Но нет, просто нравилось. Если она случайно оборачивалась к кому-то, - не ко мне естественно, - я резко переводил взгляд на доску и внимательно вглядывался в задание на ней. Даже, если доска была пуста. Ну, или бросал якорь взгляда в тетрадку. Даже, если тетрадки не было.
Ира была первой красавицей в нашем первом классе. И во втором. И в третьем. Мою любовь я бережно, как блюдечко с чаем, переносил в своём сердце из класса в класс. И ни капли не проронил. Она же отдавала предпочтение самому мерзкому и самому сильному мальчику в классе – Саше Семёнову. Он был такой пухленький, но подвижный здоровяк и кроме отвращения никаких чувств у меня не вызывал. Ира же его любила. По крайней мере, всегда ему улыбалась. Они с криками и визгами бегали друг за дружкой по школьному коридору, прижимая всех остальных к стенке. Прижимался и я, с ненавистью наблюдая за этими страусиными гонками. У них сложился союз: красавица и бандит. И меня от этого тошнило. Выворачивает и сейчас, если я встречаю, что-то подобное.
С Сашей я неоднократно дрался. Не из-за Иры, находились другие причины, но каждый раз мысленно - за свою любовь. До крови, до ссадин и разорванных штанов школьной формы, которая совсем не была предназначена для поединков. Каждый раз почему-то именно брюки предательски разрывались там, где и должны были. Вернее, не должны. А дрался я всегда исключительно с самыми сильными. Даже, когда перешёл в другую школу и вообще… Это происходило по причине того, что все сильные мне казались наглыми, а наглость я презирал. А если я, что-то презираю, то моё лицо красноречиво об этом заявляет всему миру. И этим сильным наглецам в первую очередь. И те отвечали моему лицу кулаком. И ногой тоже. Мне никогда не удавалось скрывать отвращения к пошлости, наглости и позёрству, а Саша Семёнов исповедовал именно эту религию. Каждая драка с этим пухляком была не с ним лично, а со всей человеческой пошлостью и низостью в его лице. А, да, и за любовь, конечно. И по сей день моё лицо предательски выдаёт все мои тайны.
Однако, я отвлёкся. Речь-то о любви. На всех школьных праздниках Ира преображалась то в белоснежную в принцессу, то в снежинку. Тоже белоснежную, разумеется. Я и так сверлил её взглядом, а в такие моменты просто плыл. Саша Семёнов на праздниках неизменно преображался в тигра. Это шло его общему имиджу. У него и прозвище было: «Тигр». Никем другим он быть и не мог. Снежинка и тигр. Красавица и бандит. Невинность и грубость. Я переводил взгляд с Иры на Сашу, и моё лицо за секунду менялось от нежности до отвращения. Я тоже хотел костюм какого-нибудь героического персонажа. В 1983-м году из всех героических были только красноармейцы. Кому-то сшили подобие будёновки, обклеили пластмассовую шашку фольгой - и готово! Кому-то, но не мне. Моя мама откуда-то достала костюм… шута. Кто-то добрый на работе ей помог. Накануне перед новогодним школьным праздником, мама радостно развернула дома этот костюм, и… я упал в обморок. Как, вот, во всё этом я должен буду предстать перед моей любовью? И перед всем классом, кстати, тоже. Передо мной лежали широкие красно-жёлтые широкие штаны, такая же пёстрая рубашка и шутовской колпак с свисающими с него бубенчиками. «Ну-ка, примерь!» - улыбаясь, скомандовала мама. Я с отвращением напялил на себя весь этот шутовской наряд и медленно подкрался к зеркалу, в котором с ужасом увидел нелепо разодетого пёстрого клоуна. Больше всего меня огорчал колпак с звенящими по его краям колокольчиками. Мама осталась довольна. В таком героическом виде я и предстал перед Ирой и всем классом на празднике. Товарищи щедро наградил меня смехом самых разных оттенков и тональностей. Не осталась в стороне и наша классная руководительница Ольга Геннадиевна, которая то и дело предлагала мне пошутить: «Ты же клоун, шут… Давай, пошути, как-нибудь, повесели нас, Максимчик! Что-же ты не шутишь, а стоишь в углу такой грустный?»
Что бы смеялась Ира я не припомню. Наверное, я просто боялся вообще смотреть в её сторону. Помню лишь, что Саша Семёнов в костюме тигра всё время крутился вокруг неё. Этот вечер был не самым удачным в моей жизни. Дома я чуть ли не затоптал ногами этот шутовской костюм. Уж лучше нашёлся бы тупой костюм звездочёта с острым колпаком и палочкой, как у отличника альбиноса Миши Гинзбурга или моряка с настоящей бескозыркой и гюйсом, как у двоечника Славы Магницкого.
После этого праздника я, и без того неуверенный в себе, и вовсе потерял веру. Приносил своё тело в школу, молча садился за парту и, склонив голову, что-то разглядывая на столе. Но по-прежнему слева передо мной сидела она... Всё что я мог наблюдать со своего места, всё что мне доставалось даром, это правая щёчка моей возлюбленной и её короткая косичка. И мне этого было достаточно. Сегодня Ира почему-то ёрзала на стуле, нервно оглядывалась по сторонам. Как будто кого-то искала. Может быть, меня? «Я здесь, здесь!» - хотелось мне выкрикнуть! Но, нет, не меня. И всё равно мне это нравилось. Теперь я мог наблюдать не только её правую щёчку, но мельком и всё лицо с левой щёчкой включительно. Косичка завлекающе тряслась, и я с трепетом наблюдал за этим движением маятника Фуко. Я представлял, как стану большим, приду к Ире домой и прямо с порога сделаю ей предложение. Мне представлялось это очень далёким и вполне выполнимым. Эту мечту я миллион раз проигрывал в голове, медленно разворачивая как коробку с конфетами, смакуя каждое действие. Вот, я большой, окончил школу. Вот, я поднимаюсь на какой-нибудь там четвёртый этаж с букетом цветов. Звоню в дверь – мне открывает ещё более похорошевшая взрослая Ира. Из-за её спины, как положено, вылетают бабочки и райские птицы. Слышен голос мамы с кухни: «Кто там, дорогая?» Ира в улыбке: «Мама, это мой возлюбленный, наконец, пришёл. Я так долго его ждала!» Дальше мысли-конфеты заканчивались, и мне оставалась пустая коробка из-под них.
- Ольга Геннадиевна… - Ира тянула руку к учительнице. Та, что-то тараторила у доски. – Ну, Ольга Геннадиевна!
- Что тебе, Бурыкина?
- Можно мне выйти? – Ира в надежде опустила руку на парту и приготовилась встать.
- Зачем? Куда?
- Мне… надо… Нужно…
- Куда, в туалет собралась, что ли?
Ира покраснела и опустила голову, затем резко посмотрела на учителя – Да.
- Скоро урок закончится, тогда и пойдёшь со всеми! Сиди на месте! Жди звонка!
Ира осталась за партой и обречённо опустила голову. Я же непонимающе уставился на Ольгу Геннадиевну. Она продолжала размахивать пластмассовой указкой и скрипеть мелом по доске. Меня отвлёк какой-то шумок в классе. Кто-то тихо засмеялся. Я перевёл взгляд от доски на Иру и замер. За партой, склонив голову, вся красная сидела моя любовь, а под её стулом медленно, но уверенно расползалась прозрачная лужа, напоминающая то Северную, то Южную Америку со всеми омывающими эти континенты морями и океанами.