Мария развелась с мужем Гришей и уехала в другой город. Уехала не одна, а с приобретенной в этом безрадостном супружестве дочкой Ритой.
С Ритиным отцом у Маши был, так называемый, студенческий брак. Ошибка молодости, репетиция семьи. Поженились они по глупости, приняв за любовь мимолетную влюбленность. Влюбленность, не выдержав серых будней и нудного быта, почти сразу растаяла. Как мороженое в июле. А вот дочка Рита родилась.
Последний год Маша с мужем жили вместе и вовсе чужими людьми. Саму Машу муж разлюбил, а вот дочку, как это тогда виделось, дочку - нет, ее он любил. Гулял, играл, называл “Ритузиком”.
А потом муж завел другую женщину и дома начал “отбывать повинность”. Он метался между семьей и той девушкой с его работы. Та девушка обладала красивой грудью и бесконечным кулинарным талантом. Она готовила форель и ждала Гришу у окна, подперев щеку рукой. Потом Гриша метаться перестал, сделав выбор в пользу коллеги. Ему у нее было тепло и интересно, а дома маятно и пусто. И дажи Ритузик не мог спасти положение.
Маша подала на развод. Расстались они плохо, накопив серьезный груз обид, претензий и разочарований. Некогда любящий муж и отец наотрез отказывался от дележки имущества и уплаты алиментов. Маше он так и говорил: “ничего не получите, на помойках питаться будете”. Выяснилось вдруг, что Маша - дрянная мать, неверная жена и вообще редиска.
Маша утерла слезы, подхватила Риту подмышку и отбыла в далекий город, где жила ее тетка Зина, единственная имеющаяся на этом свете родственница.
В этом чужом городе, где Маша решила строить счастливую жизнь с дочкой, сначала все было тяжело. Маша в тот период впала в отчаяние: не было дома, не было сада для дочки, нужно было срочно искать работу. Тот период она вспоминала с содроганием. На семейных и, тем более, детных мужиков вообще смотреть спокойно не могла. Семейная жизнь казалась ей дурацким обманом, где все-все притворяются и лгут друг другу. Сегодня вот отец несет дитя свое на руках, а завтра вдруг откажется от него, поддавшись чувствам к посторонней тетке с красивой грудью и форелью.
А потом все как-то уладилось, устаканилось, вошло в колею. Маша неожиданно быстро нашла хорошую и довольно денежную работу, сняла квартиру. Квартира была маленькой и с “бабушкиным” ремонтом, но Маша и этому была рада - свой угол. Она могла оплачивать частный сад для двухлетней Риты.
В компании, куда устроилась Мария, у нее неожиданно появился трепетный поклонник. Маша, конечно же, вообще долгое время не замечала воздыхателя. Ей было решительно не до того, что и понятно.
Звали того неожиданного обожателя Дмитрий. Дмитрий Степанович был на восемнадцать лет старше Маши. Двадцатипятилетней Маше он казался немного старым, как бы даже слегка подернутым пылью. Пожилым уже дяденькой, который легко мог бы быть мужем ее тетки Зины, сестры матери, которая недавно разменяла пятый десяток.
У Дмитрия уже вовсю сияла гладкая лысина. Он носил одежду стиля мужа тети Зины, и даже пах, как тот самый теткин муж. И пялился на Машу. А она называла его Дмитрием Степановичем и смущалась пристальных взглядов. Маше он решительно не нравился.
У Дмитрия Степановича были прозрачные голубые глаза и очень вкрадчивый тихий голос. Маше отчего-то казалось, что именно такие вот глаза, прозрачные-прозрачные, и имеют все маньяки. И такие же вот вкрадчивые повадки. И шелестящий голос.
Был Дмитрий Степанович крайне скромен и незаметен. На работе он тихонько посиживал за своей ширмой - обрабатывал фотографии.
Несмотря на общий непривлекательный вид, у Димы было целых четверо детей от двух браков.
Первый его брак - по студенчеству. Они с женой быстро родили двоих детей, быстро рассорились по пустячному поводу и быстро разбежались. Дима с детьми от первой супруги встречался раз в месяц и исправно платил алименты до их совершеннолетия. Сейчас уже ничего не платил и не встречался, но помнил о их существовании и гордился ими.
Второй брак, действующий, принес Дмитрию еще пару потомков. Сыновья были на тот момент подростками - буйными, громкими, прыщавыми и возмутительно наглыми. Он от них дома глох и немел. И приводил им в пример своих старших отпрысков, которые выросли тихо и незаметно для невооруженного глаза Дмитрия Степановича.
Жена Вера исправно готовила Диме невкусные ужины и гладила рубашки, делая складки на рукавах. Вера всегда была такой - исполнительной и пресной. Блюда, которые она регулярно готовила, были безвкусны, как картон. Например, она упорно подавала Диме пригоревшие оладушки без сахара и соли. Дмитрию Степановичу казалось, что сама Вера и есть вот такой оладушек, вся ее пресная сущность заключалась в безвкусном поджаренном кусочке теста.
Но Вера, как это ни странно, требовала от мужа, взамен оладушек и рубашечных складок, приличного содержания и романтических ухаживаний. Худо-бедно с содержанием Дима справлялся, но романтику откопать в себе не мог, как не пыхтел. Вера была ему до горючих слез из глаз скучна. Ни ее поникшие прелести, ни уж тем более еда, не будили в нем никаких аппетитов. Даже голос жены его раздражал - высокий, пронзительный такой этот голос. Вера отчего-то верещала так, что будто бы она и не женщина, а пила “Дружба”. И обнимать ее неприятно - Вера костлява, как голодная кошка. Диму иногда даже передергивало.
С этой опостылевшей Вера Дима внутренне уже готов был и расстаться. Хотя ему было немного стыдно в этом признаваться даже самому себе. Все же у них дети и совместная ипотека на тридцать лет.
Роль разрушительницы ячейки общества неожиданно была уготована для Маши.
Проявил себя Дмитрий Степанович довольно неожиданно.
Как-то вечером, после работы, Маша спешила в детсад за Ритой. Было жарко, всюду кружил гадкий тополиный пух. Он лез Маше в нос, лез глаза. Хотелось расчесать и нос, и глаза. Но в глазах были линзы, поэтому Маша просто часто моргала и мечтала побыстрее избавиться от этой муки.
Ее обогнал Дмитрий Степанович. Он, бодро шагал рядом и, помахивая портфелем, пояснял, что они, видимо, соседи, а пух этот просто невыносим. И куда вообще смотрят власти города, которые позволяют это безобразие в виде расплодившихся тополей? На гладкой макушке Димы сугробиком покачивались пушистые тополиные семена. А он все шелестел, шелестел. А сугроб покачивался. В такт возмущенному шелестению. Видимо, Дима быстро шел и прилично вспотел - на спинке его плохо выглаженной, и слишком теплой для июля рубашки, расплылось темное пятно. Маша поддержала светскую беседу и о пухе, и о распоясавшейся власти, дошла до сада и с облегчением распрощалась с коллегой.
Поздним вечером в дверь ее квартиры постучали. Дверь была двойная. Наружная - металлическая, очень шумная. Маша никого не ждала. У нее и знакомых-то здесь не было, тех, кто мог бы, например, заявиться вечером в гости. Тетка Зина не в счет - та всегда звонила племяннице перед долго планируемыми визитами.
За дверью стоял переступающий с ноги на ногу Дмитрий Степанович. Он был облачен в нейлоновую куртку и кепку-фуражку с намеком на морские мотивы. В руках Дмитрия Степановича был большой букет из пионов и пластиковый пакет с чем-то неизвестным. Букет и пакет он, глядя в заплеванный подъездный пол, протянул Маше. Промямлил что-то о том, что у него на даче пошла косяком редиска, которую просто девать некуда. И вот угоститесь, дорогая коллега Мария, сделайте милость, не выбрасывать же богатые клетчаткой продукт. Принято так у них в конторе - друг друга полезными дарами природы угощать. Маша растерялась, но пакет с полезной клетчаткой взяла. И пионы тоже взяла. Было неудобно не взять.
Следующим вечером Дмитрий Степанович позвонил Маше. Сказал, что она ему нравится до дрожи в коленях, что он на нее смотрит и любуется ее гибким станом. И грудью любуется. И всем остальным бесконечно любуется. И такое оно у Маши все волнующее, что он еле сдерживается. И что он еще ого-го, хотя так сразу, возможно, и не скажешь. И многое умеет, всякие такие штуки умеет.
Маша удивилась и растерялась. Редис в ее желудке немного перевернулся. Маша пробурчала что-то о великой занятости сейчас и поспешно отключилась.
Выяснилось, что Дмитрий Степанович был любителем написания смс-сообщений. Дима писал их по ночам и вечерам. Иногда и по утрам писал. Писал с ошибками. Видимо, от огненной страсти, бушующей в его сердце и прочих органах тела. Чем выше был градус страсти в смс, тем больше смешных ошибок делал Дмитрий Степанович в своих посланиях. Маша читала о “напухших грудях”, “стальном жезле”, “половодии чувств” и хрюкала от смеха.
На работе же поклонник строго соблюдал политес: о “грудях” и “жезлах” речи не вел, обращался сугубо по работе. Был вежлив и серьезен. Представить его пишущим про половодье и каменные жезлА было невозможно. Позволял себе лишь пристально поглядывать на Машу прозрачными своими глазами. Он смотрел и вытирал ладони о мешковатые штаны. Машу слегка подташнивало - вспоминалось содержимое сообщений, живо рисовались нелепые и противные картинки.
При очередном звонке, а звонил Дима редко, видимо, рядом всегда была жена Вера с оладьями, Маша попросила больше ее не тревожить. Пояснила, что чувств ответных дать попросту не может. Что даже и не в нем, Дмитрии Степановиче, тут дело. А в самой Маше. Не готова она к любви, не желает ее в своей скромной и упорядоченной жизни.
Дима ответил полным шелестящим согласием, но тут же разразился эпистолярными одами о страсти, снедающей его мужское суровое нутро. И умолял Маша дать ему шанс, показать себя, так сказать, во всей своей красе. Но Маша отказала и в шансе. Ей было немного жалко лысого Дмитрия Степановича, но и дальше так продолжаться не могло.
На светлый женский праздник 8 Марта, Маше позвонили с неизвестного номера.
Путано, но очень вежливо какая-то незнакомая женщина объяснила, что является законной супругой Дмитрия Степановича. Зовут ее Вера Леонидовна. И она, Вера, хочет сохранить свой законный брак. Мужа Диму, хоть он гуляка и сердцеед, она очень давно и крепко любит. И у них двое детей, двое прекрасных мальчиков. Она, Вера, уже не совсем молода. А всю молодость, упругость и огонь души она отдала Диме.
Прекрасно знает о его болезненной влюбленности, у них был серьезный разговор. Настолько серьезный, что Дима показал ей всю свою переписку с Марией, а также выдал номер её сотового телефона. Проштудировав содержимое переписки, Вера вынуждена признать, что к Маше особо претензий она не имеет. Но все же настаивает, чтобы она, Маша, дала Дмитрию полнейший и однозначный отлуп. А если решительного отлупа не последует, то она, Вера, разыщет бывшего Машиного супруга. И сообщит тому, где она прячет их дочь. Все пароли и явки Вере известны. Дима был настолько откровенен, что рассказал жене Машину печальную историю. Что Маша бежала от мужа, похитив ребенка. Очень нуждается и вынуждена скитаться по углам. А этот покинутый муж, вероятно, ищет ее и дитя. Потому что только идиот может не искать такую великолепную женщину. И Вера готова обнародовать адрес Машиного укрытия, способствовать воссоединению ее семьи. Также, помимо “сообщить куда следует”, у нее есть и иные инструменты воздействия на молодых профурсеток. Например, Вера Леонидовна готова пойти в рабочий коллектив и там поведать об аморальном поведении сотрудницы Марии Ковалевой. Или даже зайти в гости к Марие и побеседовать с ней лично, так сказать, глаза в глаза.
Маша слушала и обалдевала. Ей казалось, что ее, по абсолютно чистой случайности, трудоустроили в цирковую труппу. И что вот эта не вполне нормальная женщина, вместе с ее не вполне нормальным мужчиной, могут и правда начать выкидывать разные дикие номера. Заявиться веселить народ в контору, например, или даже побить Машу у нее же дома, глаза в глаза. Или вот еще кислотой в лицо брызнуть, Маша о таком как-то читала.
Теперь она приближалась к своему дому с некоторой опаской. В каждой женщине, которая бросала мимоходом взгляд на нее, Маша видела жену Дмитрия Степановича. С бутыльком жгучей смеси. Или с чем-то таким подобным. Обманутую и брошенную, а оттого отчаянную и на редкость меткую.
Однажды у соседнего подъезда она и правда увидела двух женщин. Те перешептывались и поглядывали на Машу. При ее приближении они зашептались: “это она, смотри, она…”. Тетки были возраста Машиной тетки Зины. Маше даже неудобно стало, что она доставляет такие беспочвенные страдания и терзания взрослым женщинам.
Вечером ей написал Дима. Пояснил, что пишет прямиком из санузла, а потому будет краток в своем послании. Пожаловался, что жена Веруша совсем ополоумела и пытками вытянула из него Машин адрес. И чтоб Маша, если встретится с Верушей нос к носу, то чтоб и не пугалась. Вера Леонидовна безвредна, как дистиллированная вода. А вот он, Дмитрий, уже на грани. Чувства требуют выхода. И Маша должна быть осторожна, все ж она одинокая женщина с ребенком, а не Зена, которая королева воинов.
Ближе к осени, Дмитрий Степанович, видимо поддавшись поре, вошел в какой-то особый раж. Начал придумывать о ней небылицы, и под гусли, за чашкой чая, петь коллегам о романе двух влюбленных сердец. Судя по его рассказам, они с Машей уже не только почти связали себя крепчайшими брачными узами, но уже и задумались о совместном потомстве. На работе над Машей посмеивались. Ей было неудобно и немного противно. Рабочие тетки будто верили Диме. Будто она и правда забрала вот этого замшелого Дмитрия Степановича из порушенного гнезда Веры Леонидовны. За ее спиной упоминали о "дыме без костра" и скачущем "кобеле".
В субботнее дежурство, а дежурили они в офисе всегда по парам, Маша оказалась с Дмитрием Степановичем наедине. Дмитрий Степанович, с деловым видом зайдя к Маше за документами, вдруг схватил ее стул, развернул ее к себе и плотно прижался. Маша брыкнулась. Дмитрий Степанович засопел. Маша заверещала и стукнула его по лысине. Лысина была в испарине. Дима крякнул и засопел сильнее. Маша быстро-быстро говорила Дмитрию Степановичу, что вот сейчас она вызовет полицию, вызовет психушку, вызовет брата, свата, отца, семь богатырей и семь гномов, а также все городские усмирительные службы, которые успокаивают озабоченных и психических мужчин. И те приедут скопом, и заберут его, Дмитрия Степановича, и упекут его, болезного, за семь замков. Дмитрий Степанович, возможно, убоявшись гномов, неожиданно сразу ушел.
Закончилась же эта история стремительно. Оскорбленный в лучших своих чувствах Дима подал заявление на увольнение. Директор, которая была в курсе этого служебного романа, поупрашивала Дмитрия Степановича остаться. Он был ценным сотрудником. Тот подумал-подумал, да и остался. Все же четверо детей и насиженное за ширмой место - не шутка. А Маша не такая уж и прелестница. Вон и морщина у нее на лбу уже просматривается.
А Маша потом почти сразу и уволилась - нашла работу получше.
Бывшие коллеги ей потом поведали, что Дима все же жену Верушу покинул. Как он не пытался освежить их отношения с помощью третьей стороны, то есть Маши, но не вышло, к сожалению. Зато он встретил еще одну любовь всей своей жизни. Прекрасную девушку. Двадцати лет от роду из далекого села - кровь с молоком. Студентка агротехнического колледжа. Стройная, милая, упругая, с ямочками на щеках. Дима на студентке женился и еще детей народил, дочек. Говорят, крепкая хорошая семья.