В деревне Хомутовка жил старый дед, которого все называли Кум Костюшко. Круглый год он ходил в телогрейке и офицерских хромовых сапогах, из голенища одного торчала рукоять немецкого штык-ножа. Куда бы Кум Костюшко ни приходил, везде его встречали с уважением и почитанием, и даже участковый, бескомпромиссно подбирающий все предметы, которые, с его точки зрения, могли быть оружием, при встрече с Кум Костюшко не смотрел в сторону ножа и делал вид, что ничего не замечает. Но больше всех его любили дети и воробьи, и те, и другие собирались около него большими весёлыми компаниями.
Кум Костюшко работал в колхозе на разных работах, в том числе и на севе подсолнечника. В его телогрейке был большой потайной карман, который в дни посевной доверху заполнялся семечками. Ими угощал старый дед детвору и несчетную стаю воробьёв. Вот за это и любили его дети и воробьи, а вот люди старшего возраста уважали его за один поступок.
Это было в период оккупации Тепло-Огаревской местности немцами. Они ходили по домам, брали, что нравилось, и творили, что хотели. На ту пору у Кум Костюшко жила племянница, 14-летняя рослая и красивая девушка. Прятали её как могли, одевали в старые бабкины одежды, мазали лицо сажей и большинство оккупантов не обращали на неё никакого внимания, кроме одного. Он каждый день заходил в дом Кум Костюшко, на пару со своим приятелем шарил по углам и посматривал на девчонку.
В этот вечер они снова пришли вдвоём, обшарили весь дом, забрали последний кусок сала, собрали в сарае яйца и уже собрались уходить, как один посмотрел на девочку и сказал приятелю, чтобы тот шел обратно один. Оставшийся здоровенный солдат расстегнул ремень, на котором висел нож, снял шинель и всё это повесил на вешалку в избе, потом резко схватил девчонку за руку и потащил в спальню. Вставшую у него на пути старуху он ударил наотмашь, пожилая женщина полетела в угол но быстро очнулась. Она увидела, как её дед закрыл дом изнутри, занавесил окно, выхватил из ножен штык-нож и, скинув валенки, босиком пошёл в комнату, где из последних сил сопротивлялась его племянница.
Широкое и острое лезвие штык ножа прошло между рёбрами чуть левее позвоночника. Оккупант даже не успел пискнуть, как проколотое тело обмякло. Дед зашипел на бабку, мол, чего смотришь, помогай тащить. И они вдвоём через двор выволокли на улицу бездыханное тело. Дед вернулся в дом и тихо сказал племяннице, чтобы та начисто вымыла пол и прибралась в доме. Кум Костюшко с бабкой оттащил труп на огород, тело они закидали его картофельной ботвой, а на другую ночь перетащили подальше, в небольшую яму свалили немца и, как смогли, замаскировали место.
Через два дня к ним в дом зашёл тот второй немец и на плохом русском спросил, где тот, который у них остался. На что Кум Костюшко ответил, что за ним приехал офицер и забрал его в штаб. Фриц развернулся и ушёл, решив, что его напарника забрала их служба контрразведки и в дом Кум Костюшко больше не заходил. Через полтора месяца к великой радости пришли свои, бояться стало нечего.
Племянница же уехала в город, выросла и частенько приезжала к дяде с подарками.
22.07.18.
Дмитрий Мухомор