Голосом водопадов своих, да. В Библии так написано. И это - чистая правда
Не побоюсь признаться - тема сложная. Где-то даже трагическая. Она меня не первый год тревожит, и я давно хотела об этом написать, и когда-нибудь, Бог даст, напишу по-настоящему, не в ста строках, а эдак развезу вольготно в отдельную повесть, как положено - с прологом, действием, кульминацей, литературными реминисценциями, лирическими отступлениями и эпилогом, ибо сюжет того заслуживает.
А всего-то что случилось?
Бегу не так давно с работы домой - в одной руке сумка с продуктами, в другой - пачка памперсов для малыша. Поскольку из дома позвонили - у парня штаны закончились, спать ребенку будет не в чем.
У магазинчика с пивом меня тормозит стародавняя (с ума сойти, сколько времени утекло, знакомая - она лет тридцать назад печатала в нашей газете свои стихи, кстати, неплохие), и говорит:
- Привет!
Я говорю - привет.
- Постой со мной немножко. Я тебе свои новые стихи почитаю.
Извини, говорю, тороплюсь, видишь - памперсы несу, штаны у ребенка закончились.
- Ну, и что случится? - спрашивает знакомая.- Обоссытся твой ребенок?
- Ну да,- отвечаю.- Именно это с ним скоро и произойдет.
- Ничего страшного,- говорит знакомая.- Постираете. Ты лучше послушай, что я недавно написала.
И начинает читать стихи. Хорошие - без дураков. Их можно публиковать где угодно. В любом центральном журнале.
Та самая библейская бездна, кстати, в них была упомянута.
- Ну как тебе? - спрашивает дама, делая глоток пива из банки и закуривая.
- Молодец,- говорю, - хорошо.
- Тебе правда нравится?
- Правда.
- А не печатают!
- Что, совсем нигде?
- Совсем.
- Ну, не знаю, - теряюсь я. - Ничем не могу помочь. Я к ребенку тороплюсь - видишь, памперсы несу. Извини.
Тетенька сардонически захохотала мне вслед.
А я, с одной стороны чувствуя себя махровой обывательницей и приспособленкой, а с другой стороны (причем здесь я - каждый сам свою судьбу вершит) - человеком совершенно посторонним, пошла нянькать своего младенца.
Нет, я все помню.
Как в конце 70-х, когда я первый раз пришла работать в "Молодой Дальневосточник", в редакцию явилась рыженькая серьезная девушка, студентка филфака, и принесла свои первые стихи. Их похвалили и напечатали - тогда газеты еще публиковали стихи авторов. Невозвратное время - увы.
Потом прошли годы.
И лет десять назад у того же пивного магазинчика я повстречала бичиху. Рыжую и полубезумную.
- Займи десять рублей на пиво,- сказала она.
- На,- протянула я ей бумажку. (Десятирублевых монеток тогда еще не было).
Я в таких мелких просьбах обычно никому не отказываю.
- А ты меня не помнишь? - спросила тетенька.
Я присмотрелась - что-то такое смутно забрезжило в памяти. Но не всплыло.
- Ну, "Молодой дальневосточник", 77-й год...
- А-а-а! - сказала я. - Ты стихи писала?
- Да! - обрадовалась тетенька. - Я их до сих пор пишу. Хочешь послушать?
- Нет!- испугалась я.
- Тогда займи еще десять рублей.
- Легко,- сказала я и выдала еще одну бумажку.
Так наше периодическое общение и продолжалось все последние десять лет.
Обидела заметка в "ЖЖ" знакомой девушки, тоже выпускницы филфака:
"Была недавно на встрече выпускников. Под конец вечера появилась одна пьяная безумная поэтесса. Сказала, что мы все здесь - ничтожества и бездарности, а которые не бездарности - те тоже суки. Николашину все знаете? Мы с ней рядом живем. Встречаю ее на улице, говорю - дай десять рублей на пиво, хрен, зараза, хоть раз дала".
Нет, ну что за злостные клеветы? Я ли ей этих десяток не передала немереную кучу, и ведь ни разу не отказала. И где благодарность, я вас спрашиваю?
Хотя зачем мне ее благодарность...
А тетку в самом деле жаль. Она была - талантливая. Даже до сих пор что-то сохранилось от былого огня.
Поэтому когда мамы приводят ко мне своих невинных розовых дочек и говорят: посмотрите, моя девочка пишет стихи, может быть, из этого выйдет толк? - я отвечаю: "За что вы так не любите свою девочку? Зачем вы ей желаете зла?"
- Как? - всплескивают ручками мамы.- Я желаю зла?
- Конечно,- говорю я. - Вы знаете, какая судьба ее ждет, если она в самом деле, всерьез, начнет писать стихи?
- Какая?
- Либо сопьется, либо покончит с собой, либо станет городской сумасшедшей.
Мамы бледнеют ликом и в ужасе ретируются.
Давно, кстати, не приходили. И слава богу.
"Первый в мире поэт Омир был слеп и нищий. Нам музы дорого таланты продают",- написал когда-то сумасшедший русский гений Константин Батюшков.
И был абсолютно прав.
Если вы в силах заплатить такую цену - тогда вперед. А если нет - бегите от поэзии подальше.
Иначе закончите свою жизнь, как та умненькая рыжая девочка - у пивного ларька.
Потому что одно дело - бездумно рифмовать кровь-любовь-морковь, и совсем другое - случайно заглянуть в бездну.
Которая немедленно призовет на помощь другую черную бездну.
А с двумя безднами не всякий человек справится.