Политические интриги и некомпетентность чиновников, помноженные на неблагоприятную рыночную конъюнктуру — вот основные причины самого известного российского экономического кризиса.
Всё сломалось
Распад СССР и либеральные реформы, начатые после обретения «независимости» оказали на экономику страны эффект, сравнимый по своей разрушительной силе с Гражданской войной 1920 года. Традиционные хозяйственные связи разрушились: многие предприятия лишили поставок комплектующих от партнеров, вдруг оказавшихся за границей и традиционных заказчиков в республиках бывшего СССР.
Правительство реформаторов под руководством Егора Гайдара в этой ситуации просто бросило их на произвол судьбы, объявив, что ради повышения общей эффективности национальной экономики предприятия, не способные выживать в рыночных условиях, должны умереть. Государственный заказ, без которого в СССР не работало ни одно предприятие, сократился в разы, и при этом далеко не всегда оплачивался вовремя: отменив государственное регулирование цен, что привело к их резкому росту, а реформаторы не позаботились о том, чтобы вовремя напечатать достаточное количество денег.
Промышленники ответили на такую «заботу государства» массовым переходом на теневой оборот: бартерные расчеты и наличные платежи. Основной объем этих операций не фиксировался в официальной бухгалтерии, в результате чего правительство очень быстро столкнулось с резким падением налоговых сборов. Бюджет страны стал хронически дефицитным: доходы стабильно оказывались меньше необходимых расходов.
Для ликвидации этого разрыва уже в 1993 году Министерство финансов наладило выпуск государственных краткосрочных облигаций (ГКО). Это новшество было «на ура» воспринято банками, которые мучительно искали прибыльные инструменты для инвестирования клиентских средств. Ведь кредитовать промышленные предприятия было равносильно самоубийству, а инвестиции в валюту не приносили дохода, поскольку Банк России установил валютный коридор, жестко ограничивающий колебания курса доллара. В этой ситуации ГКО, надежность и доходность которых гарантировалось государством, стали для банкиров настоящим спасением.
Бюджет тоже выиграл: всего за два года размещений ГКО его дефицит упал более чем вдвое: с 11% ВВП в конце 1993 года до 4,9% ВВП к концу 1995 года. Однако денег по-прежнему не хватало, поэтому правительство решило расширить круг покупателей облигаций. В начале 1997 года покупку ГКО разрешили иностранным инвесторам. Те с энтузиазмом принялись скупать облигации, обеспечивающие сказочную по западным меркам доходность — 60% годовых.
Правительственные чиновники ликовали: денег от продажи новых выпусков ГКО с лихвой хватало для выплат по старым, к тому же иностранцы, чтобы купить российские облигации, меняли валюту на рубли, что существенно помогало Центробанку удерживать курс доллара в намеченном коридоре — «шесть рублей плюс-минус 15%».
А потом грянул Азиатский кризис: международные инвестфонды организовали спекулятивные атаки на переоцененные валюты восточных стран, прозванных за быстрые темпы роста «азиатскими тиграми». Первой жертвой спекулянтов стал тайский бат, который девальвировался вдвое. За ним последовали валюты Индонезии, Малайзии и Южной Кореи, а концу 1997 года инвесторы уже лихорадочно сбрасывали активы всех развивающихся стран, перекладывая деньги в доллары.
Российская экономика оказалась под двойным ударом. С одной стороны, лихорадочный спрос инвесторов на долларовые активы привел к резкому укреплению американской валюты на мировых рынках, так что Банку России с каждым днем становилось все труднее удерживать курс рубля в заданном коридоре.
На попытки стабилизировать валютный рынок Банк России во втором полугодии потратил 6 млрд долларов. Сегодня, когда золотовалютные резервы Центробанка превышают 500 млрд долларов, такое сокращение считается нормальным даже не недельном отрезке времени. Но в конце 1997 года шесть миллиардов долларов означали четверть всех валютных резервов государства.
С другой — резко упал спрос на российские ГКО, и Минфину стало не хватать денег не только на финансирование дефицита бюджета, но и на выплаты по прежним выпускам. Чтобы привлечь новых инвесторов, министерство финансов начала повышать доход по своим облигациям: весной 1998 года она уже превысила 100% годовых.
Своя игра
Главный правительственный либерал, вице-премьер Анатолий Чубайс понимал, что у президента Бориса Ельцина и премьера Виктора Черномырдина появилась веская причина остановить непопулярные либеральные реформы. Чтобы этому препятствовать, он уверял всех вокруг, что ситуация вот-вот наладится: МВФ даст России очередной транш, цены на нефть начнут расти, а иностранные инвесторы поймут, что Азиатский кризис не имеет к России никакого отношения.
После обвала Гонконгской биржи в ноябре 1997 года Чубайс заявил журналистам, что мировой кризис Россию не затронет (десять лет спустя его друг и соратник, министр финансов Алексей Кудрин точно также будет уверять всех, что на фоне глобального финансового кризиса Россия останется «тихой гаванью»).
Однако в Кремле трезво проанализировали сложившуюся ситуацию и пришли к очевидному выводу, что с двойным — валютным и долговым — кризисом справиться невозможно. Пора было позаботиться о минимизации политических рисков от неизбежных экономических потрясений.
В апреле 1998 года Виктор Черномырдин был освобожден от должности премьер-министра, а его место занял министр энергетики Сергей Кириенко. В свои 35 лет он стал самым молодым в истории России главой правительства, благодаря чему моментально получил в народе прозвище «киндер-сюрприз».
Кириенко в срочном порядке начал готовить программу стабилизации экономики. К июлю его кабинет подготовил и внес в Госдуму пакет законопроектов, суть которых сводилась к резкому сокращению расходов бюджета на социальные нужды. Однако контролирующие парламент коммунисты отказались одобрить этот «удар по населению».
У них был свой политический расчет — довести страну до широкомасштабного кризиса, чтобы объявить импичмент Ельцину. Соцопросы показывали, что победа на досрочных президентских выборах лидеру КПРФ Геннадию Зюганову была практически гарантирована, так что коммунисты руководствовались принципом «чем хуже — тем лучше».
Чёрный август
Между тем в июле министр финансов Михаил Задорнов представил руководству страны свои расчеты, которые показывали, что во втором полугодии 1998 года на погашение ГКО, доходность по которым уже выросла до 140% годовых, надо было потратить 180 млрд рублей — почти половину всех запланированных на год доходов бюджета (376 млрд рублей). Стало понятно, что избежать дефолта не удастся.
На валютном рынке ситуация складывалась не лучше. На удержание курса доллара в коридоре приходилось тратить все больше валюты и резервы Банка России таяли на глазах. 20 июля МВФ выдал России стабилизационный кредит в размере 4,8 млрд долларов, но он не помог. Чиновники того времени утверждают, что эти деньги были брошены на валютный рынок, чтобы остановить спекулятивную игру против рубля.
Однако Юрий Скуратов, занимавший в 1995-2000 годах пост Генерального прокурора, в своих мемуарах утверждает, что кредит был попросту разворован, причем еще до поступления в Россию. Бывший министр финансов США Роберт Рубин соглашается, что деньги были украдены, однако, уже после того, как поступили на счет Банка России.
В итоге в начале августа правительство оказалось перед дилеммой: либо выплатить деньги держателям ГКО, не платя пенсии и зарплаты россиянам. Либо продолжать платить пенсии и зарплаты, заморозив платежи по ГКО. Всерьез опасаясь восстания населения, государство выбрало второй вариант.
Судя по всему, решение о дефолте было принято за неделю до его официального объявления, 10 августа. Об этом свидетельствует обвал фондового рынка на следующий день, 11 августа: банки лихорадочно распродавали акции, чтобы на полученные деньги скупать доллары. Тесная связь между правительством и крупнейшими банками в то время даже не особо скрывалась — достаточно вспомнить, что владелец банка «Онэксим» Владимир Потанин и совладелец «Альфа-банка» Петр Авен в девяностые занимали должности вице-премьеров правительства.
Многие аналитики были уверены, что кабинет министров принимает свои решения, ориентируясь исключительно на мнение банков. Обозреватель журнала «Эксперт» Александр Привалов даже придумал термин «семибанкирщина» — по аналогии с семибоярщиной, русского правительства середины семнадцатого века, состоявшего из семи бояр. Факт остается фактом — о всех шагах правительства и Центробанка приближенные банкиры узнавали заранее, зарабатывая на инсайдерской информации колоссальные прибыли. Так произошло и в августе 1998.
14 августа, на фоне продолжающегося коллапса фондового рынка и ажиотажной скупки валюты банками, президент России Борис Ельцин заявил, что девальвации рубля не будет. «Это твёрдо и четко, — подчеркнул глава государства. — Положение полностью контролируется».
15 августа президент, как сообщило государственное телевидение, дал поручение премьеру Кириенко разработать меры по стабилизации ситуации в экономике. На самом деле правительству было приказано подготовить к понедельнику текст заявления президента о замораживании выплат по ГКО и повышении верхней границы валютного коридора.
16 августа аппарат правительства занялся сочинением текста для Ельцина. Параллельно в Белый дом были вызваны Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, которые сели за телефоны и начали обзванивать крупнейших зарубежных кредиторов, предупреждая их о дефолте. «Ведь было воскресенье, выходной, а домашние телефоны финансистов из других стран были только у Чубайса с Гайдаром», — объясняет бывший помощник Сергея Кириенко Борис Надеждин.
Вечером Сергей Кириенко отправил предварительный текст заявления о дефолте Ельцину и получил из Кремля неожиданный ответ: президент ничего говорить не будет, пусть с заявлением выступит глава правительства.
Стало ясно, что молодому премьеру изначально была уготована роль козла отпущения. Кириенко должен был взять на себя ответственность за дефолт и уйти в отставку, уступив премьерское кресло вновь Виктору Черномырдину, которого в Кремле видели преемником Ельцина на президентском посту.
Однако «киндер-сюрприз» ставить крест на своей политической карьере не захотел, так что в итоге заявление о дефолте пришлось делать председателю Центробанка Сергею Дубинину. Вечером 17 августа тот объявил о расширении валютного коридора, замораживании выплат по ГКО и введении моратория на выплаты по внешним обязательствам страны.
Страшная зима
Уже утром следующего дня пункта обмена валюты начали продавать доллары по девять рублей — на уровне верхней границы нового валютного коридора, при этом цены на покупку «зеленых» остались «докризисными» — чуть меньше шести рублей.
Впрочем, это продолжалось недолго. Уже концу дня продажи валюты полностью прекратились — обменники начали работать только на ее покупку, готовясь к новому расширению валютного коридора. Оно не заставило себя ждать — уже через пару дней коридор был полностью упразднен, и доллар начал расти беспрепятственно.
21 августа 1998 года, все фракции Госдумы солидарно приняли постановление о недоверии правительству и потребовали отставки премьер-министра. Два дня спустя Ельцин отправил в отставку Кириенко и главу ЦБ Дубинина, и в соответствии с собственным планом, предложил Думе вновь назначить на пост главы правительства Виктора Черномырдина. Однако депутаты дважды отклонила его кандидатуру, в итоге премьером стал Евгений Примаков, а Центробанк возглавил Виктор Геращенко.
Они немедленно приняли ряд «антилиберальных» решений: была введена обязательная продажа валютной выручки экспортерами, банкам ограничили покупку валюты на бирже, а тарифы на услуги естественных монополий заморозили. В результате уже осенью в промышленность начала выходить из стагнации: ослабленный рубль оживил экспорт, сделав отечественную продукцию привлекательной для иностранных покупателей, заморозка тарифов на электроэнергий спасла предприятия от роста себестоимости продукции, а благодаря продаже валютной выручки экспортерами золотовалютные резервы Банка России начали медленно, но верно расти.
Однако в жизни простых россиян кризис только нарастал. Главным ударом по населению стала заморозка депозитов в коммерческих банках. Перед «чёрным августом» депозитные ставки банков были сказочно высокими: до 30% в рублях и 24% в валюте. С одной стороны, к этому подталкивала высокая инфляций, с другой — доходность вложений в ГКО позволяла «отбивать» эти проценты с лихвой. Поэтому хранить свои сбережения на депозитах для россиян было нормальным делом, причем — в частных банках, а не в государственном «Сбере», в отделениях которого постоянно стояли многочасовые очереди из стариков, получающих пенсию и плательщиков ЖКХ.
После дефолта практически все частные банки заморозили выдачу денег вкладчикам, ссылаясь на то, что « все заморожено в ГКО». При этом многие предприятия перестали выплачивать зарплаты, объясняя задержки тем, что банки не дают денег — и часто это было правдой. В результате для миллионов россиян зима 1998-1999 года стала голодной. Основой рациона стала привезенная с дач картошка и капуста, а главным праздничным блюдом — «ножки Буша», американские куриные окорочка.
Подавляющее большинство крупных частных банков так и не возобновило свою работу после дефолта — их владельцы предпочли объявить о банкротстве, присвоив деньги вкладчиков. Людям предлагали подавать в суд иски против банкиров. Тем, кто так и сделал, примерно через год начали по решениям суда возвращать деньги через Сбербанк.
Но до этого многим россиянам пришлось столкнуться с самой страшной бедой: улаживать проблемы с кредиторами. Ростовщики пересчитывали долги по изменившемуся курсу доллара, который за полгода после дефолта вырос в четыре раза. Так что с тех, кто летом 1998 года занял 5 тысяч, весной 1999 года требовали уже 20 тысяч. Для многих даже небольшие суммы, взятые долг до «чёрного понедельника» в конечном итоге обернулись полным разорением: бандиты силой забирали деньги, машины, требовали продать квартиры. А некоторые так и не смогли расплатиться по новым ставкам и попросту исчезли в мясорубке «лихих девяностых».
«Главный кризис мне искусственно устроили «крыши» банков, у которых я занимал деньги на межбанковском рынке, — вспоминал позже бывший владелец Национального резервного банка Александр Лебедев. — В конце концов, я со всеми рассчитался, но затем мне пришлось просто ликвидировать свой банковский бизнес, потому что денег больше не осталось».
После дефолта правительственными чиновниками овладела мания создания “подушек безопасности” на случай повторения кризиса. В начале “нулевых” был создан Стабилизационный фонд. Позже на его основе создали целых два фонда - “Будущих поколений” и “Национальный резервный”, в котором сейчас заморожены почти восемь триллионов рублей. Эти фонды отчасти помогли снизить удар по экономике во время кризиса 2008 года, однако платить за это России приходится хронически низкими темпами роста экономики.
У “черного августа” были и политические последствия. В начале нулевых Кремль провел политическую реформу, в результате которой Госдума фактически стала однопартийной и полностью зависимой от правительства. Теперь даже самые непопулярные решения Белого дома проходят через парламент без проблем.