«Исключается из списков»
«Его Императорское Величество в присутствии Своём в Петергофе Августа 12 дня 1841 г. соизволил отдать следующий приказ.
По пехоте
Умерший Тенгинского пехотного полка Поручик Лермантов, исключается из списков.
Подписал: Военный Министр Генерал-Адъютант Князь Чернышёв»
Первое сообщение в печати о смерти Лермонтова было в статье А.С.Андреевского, присланной из Пятигорска и напечатанной в № 63 «Одесского вестника»: «15-го июля, около 5-и часов вечера, разразилась ужасная буря с молнией и громом: в это самое время, между горами Машуком и Бештау, скончался лечившийся в Пятигорске М.Ю.Лермонтов. С сокрушением смотрел я на привезённое сюда бездыханное тело поэта… Кто не читал его сочинений, проникнутых тем глубоким лирическим чувством, которое находит отголосок в душе каждого?…»
Отзывы были самые разные. А.И.Тургенев сообщал В.А.Жуковскому: «Какие ужасные вести из России! Сердце изныло: Лермонтов убит на дуэли — каким-то Мартыновым». «В нашу поэзию стреляют удачнее, нежели в Людвига-Филиппа. Второй раз не дают промаха. Грустно!.. Да, сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавши, что он был так бесчеловечно убит. На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке было грешно целить в Лермонтова», - писал П.А.Вяземский А.Я.Булгакову.
А вот сын его, П.П.Вяземский, передаёт, как было встречено известие о гибели поэта царём: «Летом, во время Красносельских маневров, приехал из лагеря к Карамзиным флигель-адъютант полковник конногвардейского полка Лужин (впоследствии московский обер-полицмейстер). Он нам привез только что полученное в главной квартире известие о смерти Лермонтова. По его словам, государь сказал: “Собаке — собачья смерть”». Ему, известному фальсификатору, можно, конечно, не поверить. Но вот запись П.И.Бартенева: «Государь по окончании литургии, войдя во внутренние покои кушать чай со своими, громко сказал: “Получено известие, что Лермонтов убит на поединке — собаке собачья смерть!” Сидевшая за чаем великая княгиня Мария Павловна (Веймарская, ‘’жемчужина семьи”)... вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором. Государь внял сестре своей (на десять лет его старше) и, вошедши назад в комнату перед церковью, где еще оставались бывшие у богослужения лица, сказал: “Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит”. Слышано от княгини М.А.Воронцовой, бывшей тогда замужем за родственником Лермонтова А.Г.Столыпиным». Предоставляю читателям самим дать оценку словам монарха…
Императрица же записала в дневнике 7 августа: «Гром среди ясного неба. Почти целое утро с великой княжной читали стихотворения Лермонтова». А немного позже писала С.А.Бобринской: «Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать её выдающейся звездой».
Между тем ждали решения участи убийцы поэта. «Теперь другой вопрос, как поступить с убийцей нашей славы, нашей народной гордости, нашего Лермонтова... тем более что он русский... нет, он не русский после этого, он не достоин этого священного имени...», - записал в дневнике А.П.Смольянинов. А вот цитата из письма П.Т.Полеводина: «Семнадцатого числа в час поединка его [Лермонтова] похоронили. Всё, что было в Пятигорске, участвовало в его похоронах. Дамы все были в трауре, гроб его до самого кладбища несли штаб- и обер-офицеры, и все без исключения шли пешком до кладбища. Сожаления и ропот публики не умолкали ни на минуту. Тут я невольно вспомнил о похоронах Пушкина. Теперь шестой день после этого печального события, но ропот не умолкает, явно требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу». Сохранилась запись, сделанная М.П.Погодиным со слов А.П.Ермолова: «Уж я бы не спустил этому Мартынову. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его: там есть такие дела, что можно послать да, вынув часы, считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный, таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождёшься».
«Глебова, как военного, посадили на гауптвахту, Васильчикова и Мартынова — в острог, и следствие и суд начались», - вспоминал Н.И.Лорер. Впрочем, ему же принадлежит ещё один рассказ:
«— Чем кончится судьба Мартынова и двух секундантов? — спросил я одного знакомого.
— Да ведь царь сказал “туда ему и дорога”, узнав о смерти Лермонтова, которого не любил, и, я думаю, эти слова послужат к облегчению судьбы их, — отвечал он мне».
Так и вышло… Следствие велось достаточно снисходительно к арестованным. Э.А.Шан-Гирей вспоминала: «Когда Мартынова перевели на гауптвахту, которая была тогда у бульвара, то ему позволено было выходить вечером в сопровождении солдата подышать чистым воздухом, и вот мы однажды, гуляя на бульваре, встретили нечаянно Мартынова. Это было уже осенью; его белая черкеска, чёрный бархатный бешмет с малиновой подкладкой произвели на нас неприятное впечатление. Я не скоро могла заговорить с ним, а сестра Надя положительно не могла преодолеть своего страха (ей тогда было всего шестнадцать лет). Васильчикову и Глебову заменили гауптвахту домашним арестом, а потом и совсем всех троих освободили; тогда они бывали у нас каждый день до окончания следствия и выезда из Пятигорска. Старательно мы все избегали произнести имя Лермонтова, чтобы не возбудить в Мартынове неприятного воспоминания о горестном событии».
Для нас дико: страх перед убийцей – и всё же его принимают!
Подследственным была дана возможность переписываться, и потому их показания совершенно идентичны. Мартынов даже обратился «за консультацией» к Столыпину, когда стоял вопрос, гражданскому или военному суду подвергнуться. Многие осуждают Монго за то, что вообще ответил. Но, очевидно, «сын Столыпина и внук Мордвинова» не мог поступить иначе. Ответ его достаточно краток и сух: «Я не был судим, но есть параграф Свода Законов, который гласит, что всякий штатский соучастник в деле с военным должен быть судим по военным законам, и я советую это сделать, так как законы для военных более определённы, да и кончат в десять раз скорее. Не думаю, чтобы нужно было обращаться к Трескину, обратись прямо к коменданту. Прощай. Что же до того, чтобы тебе выходить, не советую. Дай утихнуть шуму». Мне кажется, напоминание, что сам судим не был, и прощание в середине записки говорят сами за себя…
М.А.Корф сообщает 7 августа: «Молодой Васильчиков в самый день дуэли отправил нарочного с известием об ней к своему отцу, который вследствие того тотчас и приехал сюда (третьего дня), прежде чем могло прийти к нему письмо Левашова». И приводит слова Васильчикова-папаши: «Если бы государь хотел оказать снисхождение моему сыну, то я сам буду первым ходатайствовать о наказании, законы должны быть исполняемы в равной степени для всех; стану только просить об одной милости: чтобы не назначали ему местом заточения Кавказ, потому что там сущий вертеп разврата для молодых людей».
Впрочем, в решении суда мало кто сомневался. А.Я.Булгаков записал: «Князь Васильчиков будучи одним из секундантов, можно было предвидеть, что вину свалят на убитого, дабы облегчить наказание Мартынова и секундантов». И А.С.Траскин сообщал 3 августа: «Расследование по делу о дуэли закончено... Впрочем, я думаю, что прежде, чем все это примет юридический ход, из Петербурга прибудет распоряжение, которое решит участь этих господ». И тем не менее, предполагая мягкий приговор, никто не ожидал последовавшего решения. А оно было таково: признав виновными Мартынова, Глебова и кн. Васильчикова (одного — "в произведении дуэли и убийстве на ней", других — в том, что не донесли начальству о намерении дуэлянтов и были секундантами), их приговорили к лишению чинов и прав состояния. Командир отдельного Кавказского корпуса, по их молодости и прежним выдающимся заслугам, полагал: Мартынова, лишив чинов и орденов, записать в солдаты до выслуги; князя Васильчикова выдержать еще в крепости один месяц, а Глебова — перевесть из гвардии в армию тем же чином. Император же указал: «Майора Мартынова посадить в крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжёлой раны».
Думаю, что никакая рана не помогла бы Глебову избавиться от наказания в иной ситуации. Позволю себе напомнить: четырьмя годами ранее полковник Данзас, имевший куда бо́льшие заслуги (и, кстати, подобную глебовской рану), был приговорён сначала в повешенью, а потом – к двухмесячному заключению в крепости…
О дальнейшей судьбе Глебова и Васильчикова я уже писала. Мартынову же был назначен Киевской духовной Консисторией пятнадцатилетний срок церковного покаяния. Практически сразу им была подана просьба о дозволении «иметь жительство, где домашние обстоятельства его того потребуют», просьба уважена не была. В 1843 году Мартынову срок епитимии был сокращён до семи лет. Через год он просил разрешения отправиться для лечения на водах за границу. Однако после хождения прошения по инстанциям получил ответ от А.Ф.Орлова: «Невозможно. Всюду, кроме заграницы, даже на Кавказ. Могу представить государю».
Впрочем, и в Киеве Мартынов особенно не стеснялся. «В бытность мою в Киеве у генерал-губернатора Юго-Западного края Бибикова было несколько балов, на которых танцевал между прочим, Мартынов, убивший на дуэли поэта Лермонтова и посланный в Киев на церковное покаяние, которое, как видно, не было строго, потому что Мартынов участвовал на всех балах и вечерах и даже через эту несчастную дуэль сделался знаменитостью», - писал А. И. Дельвиг в мемуарах «Полвека русской жизни». В Киеве же Мартынов женился на С.И.Проскур-Сущинской
А 25 ноября 1846 года, синод «по прошению Мартынова» окончательно освободил его «от дальнейшей публичной эпитимии». Последние годы жизни он прожил в Москве (и об этом я писала здесь).
«Странно одно, что, рассказывая о причине столкновения с Лермонтовым, Н. С. никогда не решался напечатать их, несмотря на просьбы, которые часто к нему адресовали», - заметил П.А.Висковатов. Наверное, всё же понимал, что оправдаться перед потомками не сумеет…
А закончить статью я хотела бы словами одного из моих комментаторов, узнавшего, что первое изображение поэта на памятнике появилось ещё при жизни «Мартышки»: «Интересно, был ли Мартынов у памятника Лермонтову? Вы представьте себе, отправить человека в могилу и потом увидеть его перед собой в памятнике - страшнее для убийцы придумать что-нибудь трудно, от такого шока оправится трудно». Нельзя не согласиться!
************************
Статья была уже написана, когда я получила несколько пространных комментариев к другой публикации, о которых не могу не сказать, потому что после них мне стало страшно.
Всё начато с заявления: «Подобные статьи похожи на репортажи радио- станции БИ-Би-Си. И знаете чем? Они то - же за основу берут истину, как зерно, а потом окутывают эту истину такой ложью, что только пытливый , внимательный слушатель сможет отличить правду от лжи» (здесь и везде орфографию подлинника оставила неприкосновенной).
А затем «пытливый, внимательный» читатель пишет о… «дворянине Мартынове Н.С., близком друге и соратнике Лермонтова М.Ю.» Не больше и не меньше! Не верите - прочитайте здесь. Самое страшное - приложена фотография мемориальной доски с такой надписью. Установил, видно, какой-нибудь безграмотный краевед, но ведь подобным вещам у нас привыкли верить...
Страшно стало за тех, кто прочитает, кто поверит. Правда, в комментариях есть места, заставляющие, простите, «усумниться» в адекватности автора. Например: «Молодые люди учились в одном лицее». Это о Лермонтове и Мартынове. Есть и ещё пассажи: «Переписывать здесь все исторические документы подтверждающие ,что Лермонтов был вхож в семью и дом Мартыновых нет смысла. Кому интересно , тот сам все найдет в и убедится. Поэтому, вполне понятно,что существует обелиск [это, видимо, та самая доска] подтверждающий их вполне»; «А вот,что совершено не логично,так это версия о том , что когда были найдены те самые "украденные" письма в секретере в доме у Лермонтова, было решено,что этот секретер самого Мартынова.Эта версия "шита белыми нитками".Навязчивая идея слепить из Мартынова,этого злодея-убийцу трещит по швам. Существуют реальные документы , существуют показания свидетелей того времени,подтверждающее обратное. Отбрасывая всю фальшь сфабрикованного дела, сегодня реально видно,как порой политические интриги захватывают в свой круг неопытных,незрелых амбициозных,хотя и талантливых выскочек, из-за которых рушатся судьбы вполне благопристойных людей,семей, родов». И даже: «Лермонтов попытался примерить на себя, после смерти Пушкина, его славу. Однако,совершенно не учел, по своему малодушию-"Что позволено Юпитеру, не позволено быку"». Что это – глупость или подлость?
Можно, разумеется, спросить, зачем я переписываю эту чушь. А затем, что «клеветники ничтожные» не дремлют. В одной из статей я привела строки поэта, что "Мартыновых на свете бездна". Увы, сейчас это более чем актуально. Естественно, одна я бессильна. А вот противостоять, где можно, подобным «аффторам», по-моему, необходимо. И это мы можем сделать только вместе. По многим комментариям я поняла, что "Лермонтовский отряд" готов вступить в бой.
И всё же мне страшно...
Продолжение следует. Начало читайте здесь
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь
Навигатор по всему каналу здесь