Чешский король Оттокар II остался в истории Пруссии, прежде всего, как основатель города, впоследствии ставшего столицей страны. Хотя и до, и после этого весьма активный по натуре представитель династии Пржемысловичей успел совершить немало дел сколь для него славных (и что особенно важно - прибыльных), столь и не очень.
А ведь Оттокар в семье был вторым сыном. И не скончайся в 1247 году его старший брат Владислав Моравский, трона принцу было бы не видать, как своих ушей. Но в тот момент отец семейства - Вацлав I Одноглазый был еще в добром здравии, так что, Оттокару пришлось пока удовольствоваться оставшимся после смерти брата бесхозным маркграфством. Тамошние бароны, как было заведено у европейской аристократии той эпохи, находились в вечном недовольстве верховным правителем. Поэтому принялись подзуживать 15-летнего маркграфа, который уже тогда проявлял честолюбивые замашки, на бунт против родного отца.
Нужно заметить, не по годам догадливый Оттокар сумел из всего этого сделать на будущее такие выводы, на которые феодалы-шептуны совсем не рассчитывали. Намотав на пробивающийся ус особенности поведения мелко- и среднепоместных дворянчиков, а затем повзрослев и заполучив всю полноту власти, он, чуть что, давил шебутных баронов, как клопов, до основания разрушая их замки. Ну а тогда юноша, знавший крутоватый нрав венценосного родителя, колебался - ведь в случае неудачи ждать пощады не приходилось.
Впрочем, и сам Вацлав I был не промах и сумел вовремя выведать через своих шпионов о готовящемся заговоре. Воевали примерно год, и сынок было преуспел, захватив большую часть Чехии и заблокировав отца в одном из его последних замков. Но законный король смог прорвать осаду, предприняв неожиданную вылазку на замковом мосту. Оттокар бежал, вскоре был пойман и теперь уже сам оказался заключен в замок Пршимда. Ему еще повезло, что был единственным наследником – все сподвижники сложили головы на плахе.
Посидев в четырех стенах пару лет, Оттокар заметно охладел ко всякого рода бунтам и жутко обрадовался, когда узнал, что его избрали герцогом Австрии.
Дело в том, что там вот уж два года как пресеклась правившая династия Бабенбергов. А племянница последнего из них первый раз была замужем за тем самым Владиславом, оттокаровым братом. Который, надо думать, с чрезвычайным интересом наблюдал с небес за всеми этими династическими хитросплетениями, досадуя, что сам не дожил до этого прекрасного момента.
Короче, в феврале 1252 года Оттокар, эта седьмая богемская вода на австрийском киселе, вступил в Вену и немедленно бракосочетался с одной из баб Бабенбергов. Молодая - старшая сестра последнего австрийского герцога Маргарита - была уже немолода, успев даже разок овдоветь, ну да на что только не пойдешь ради воцарения на хоть каком-нибудь престоле!
Скорее всего, новоиспеченный герцог прекрасно понимал, что венгры, также имевшие виды на австрийское наследство, сидеть сложа руки не станут, но сознательно шел на провоцирование вооруженного конфликта. И впрямь, пора было уже и булавою помахать, дав отведать неприятелю своей силушки богатырской. Дрались два года кряду, по ходу чего Пржемысловичу даже успели вломить изрядных люлей у Опавы. Но в итоге признали-таки официально герцогом Австрии и заключили мирный договор. А за год до этого, после кончины отца, Оттокар стал еще и чешским королем.
- Вот мне поперло! - радовался молодой монарх, которому папа римский предложил возглавить очередной крестовый поход в тогда совсем еще дикую, по христианским меркам, Пруссию. И на пару с Великим магистром Тевтонского ордена Поппо фон Остерна поскакал прививать огнем и мечом несговорчивым язычникам европейские ценности. Ну, не совсем на пару, конечно. По словам известного летописца Петра из Дусбурга, помогать благородным мужам охотно вызвалось «великое множество пилигримов из Саксонии, Тюрингии, Мейсена, Австрии, Рейна и других частей Алемании». Петр настаивает, что численность войска превышала 60 тысяч человек, а повозки с оружием и провизией вообще подсчету не поддавались. Но это уже он, думается, по обыкновению всех хронистов, прихвастнул.
Между прочим, диавол (которому, видать, стало жалко бедных пруссов) пытался помешать делу веры. И на какой-то чертовой мельнице столкнул лбами баронов, один из которых был саксонцем, а другой – австрийцем. Спор о том, чья очередь молоть, едва не перерос в вооруженную междоусобицу с участием самого короля. Но вмешался «миролюбец епископ оломоуцкий», который сумел предотвратить кровопролитие, грозившее срывом всего похода.
Помирившиеся крестоносцы пересекли по льду залив и выбрались на берег у замка Балга (Бальга), где из темного леса навстречу Оттокару вышел местный вдохновенный кудесник. Звали ведуна Гедуне, и этот прусский князь якобы досконально знал всю силу воинов Самбии, которую королю предстояло покорять.
- А скажи-ка мне, старик, - молвил Оттокар, указывая на ряды воинов за своей спиной. – Со столькими рыцарями я могу начинать войну с народов самбов?
- Я бы не рискнул, - заметил Гедуне.
И тут подвалило еще столько же пресловутых пилигримов.
- А с таким числом можно вас победить? – поинтересовался заинтригованный король Бонемии.
Кудесник крякнул, почесал в густой бороде, но потом решительно ответил:
- Нет, и столько твоих воинов наших не одолеют.
Когда подошел третий огромный отряд крестоносцев, Гедуне долго молчал.
- Ага, испугался! – обрадовался Оттокар. – Что теперь думаешь?
- Думаю, где ж мы всю эту ораву хоронить будем, - невозмутимо обронил дерзкий колдун.
«Наконец подоспела вся остальная часть войска, покрывшего лед, как саранча покрывает землю, - пишет Петр из Дусбурга. – И когда король спросил, можно ли воевать в земле Самбии с таким войском, он (то бишь, Гедуне – авт.) ответил: Достаточно. Иди, куда тебе угодно, и ты добьешься, чего пожелаешь».
В благодарность за счастливое предсказание Оттокар вручил прусскому вождю несколько своих знамен, чтобы Гедуне поднял их над принадлежащими ему усадьбами.
- Иначе попадешь под раздачу вместе со всеми остальными сородичами, - пояснил король на прощание, - И, это самое… в общем, я бы на твоем месте поторопился.
Увы, беспечный прусс опрометчиво пренебрег королевской рекомендацией. И когда с очень медленной скоростью возвратился домой, обнаружил свою родовую деревню сожженной, а всех ее обитателей (в том числе и кровных родственников вместе с единоутробным братом Рингелом) убитыми.