Страх — вот чувство, которое было с Верой всегда. Ее первое детское воспоминание — макароны. Серые, клейкие, на дне тарелки. Четырехлетняя Вера не хочет есть эту липкую массу, она хочет куриную ножку. Но другой еды в доме нет. Потому что денег нет. Вслух в семье об этом никто не говорил, но Вера запомнила вечное беспокойство о завтрашнем дне. Оно было в выражениях лиц, вздохах украдкой, в невеселых обрывках фраз.
Она сходу узнала это свое чувство потом, когда читала книгу «Унесенные ветром.» Скарлетт говорила, что убьет, украдет — но больше никогда не позволит своей семье голодать. Вера тогда удивилась — другой континент и почти два века разницы, а поди ж ты, проблемы у людей все те же самые.
У Веры, совсем как у Скарлетт, был план — жить в безопасности. Так, чтобы рядом был кто-то сильный. «Ресурсный мужчина», как писали в глянцевых журналах. Надежный.
Будущего мужа она встретила, когда поступала в институт. Вера собиралась на филологический, а Ваня... Ваня просто кого-то ждал в холле главного корпуса. Хороший парень, простой, без затей. После школы окончил колледж и пошел работать автомехаником.
Ваня никогда не говорил, что любит. Не улыбался лично ей — она часто замечала, как улыбаются друг другу влюбленные и ждала иногда, что и Ваня так улыбнется. Но он не любил сантиментов, деловито брал ее под руку и вел в магазин, покупать шоколадку. Вера не очень любила шоколад, но ей не хотелось нарушать привычный для Вани ход вещей. Хочешь под крыло к мужику — умей уступать, думала она. Цветы Ваня носил раз в неделю. Почему-то всегда по четвергам. Астры, завернутые в газету. И вообще, демонстрировал серьезные намерения.
Чего-то в этих отношениях не хватало, только Вера не могла понять, чего. Иногда на нее будто веяло холодком безразличия. На секунду перед глазами снова вставала та тарелка серых макарон — невыносимо реальная, с унылым синим узором под гжель, по краю два скола... Она отгоняла от себя этот морок. Ваня, у меня есть Ваня, думала она. Кому вообще нужны эти нежности, эти признания, эти сюрпризы, улыбки одними глазами и болтовня на кухне о пустяках по вечерам? Мы взрослые люди. Планируем стать семьей. Он меня обеспечит. Зато никаких серых макарон. Никогда.
Через год Вера вышла за него замуж.
Когда забеременела — обрадовалась. Ребенок казался ей верным способом укрепить свои позиции. Ваня будет больше заботиться о нас, думала Вера. Теперь — точно не уйдет. Может, даже в Крым получится съездить летом.
В Крым съездить не получилось. Денег Ваня стал приносить меньше. А потом еще меньше. Ничего не объяснял, только все чаще говорил, что денег опять нет, глядя чуть в сторону. Впрочем, новую машину в кредит все-таки взял. И новый смартфон тоже себе купил. А дочка? А что дочка? Ей много не надо. Мамино молоко и одежки, которые отдали знакомые. И без памперсов можно обойтись, сейчас вон — все про экологию говорят. Высаживай Альку на горшок, Веруха, и делов-то.
Каждое утро Вера просыпалась с чувством, будто что-то потеряла давным-давно. Что-то важное, неосязаемое, что никак не нащупаешь в памяти. От этого было грустно. Вера совсем перестала улыбаться.
Маленькая Алька плохо спала ночами, капризничала. Немного отставала в развитии. Как-то педиатр спросила Веру: «А вы вообще ей улыбаетесь?» И Вера не смогла вспомнить, когда улыбалась, глядя дочке в глаза. Все некогда, все как-то мимо. Да и тоска на душе такая, что не передать. Читала ей иногда книжки, тарабанила какие-то потешки, частенько прикрикивала на дочь от усталости. А улыбаться — не получалось. И дочка будто приняла, что родители не умеют улыбаться, и стала капризной и плаксивой.
Как-то на прогулке с малышкой Вера увидела пару с коляской. Он рассказывал ей что-то забавное, может, даже неприличное, а она смеялась. И шла так, будто ничего плохого с ней и ее семьей никогда не произойдет, лучилась уверенностью и любовью. Ей не надо было искать свое счастье, сторожить его, выманивать и удерживать. Ей было не страшно остаться одной, без денег, у тарелки под гжель с отколотым краем.
И тут Веру пронзило озарение.
Любовь. Любви не хватает в ее браке. И Ваня не виноват — он ее просто с самого начала не любил. И знать не знает, что такое любовь — так уж воспитали его, что чувства неважны, а важно, чтоб все как у людей: жена, ребенок, пиво по пятницам в супермаркет за продуктами по воскресеньям.
И она не знает, что такое любовь, потому что вместо любви у нее — страх. Страх, что останется одна с ребенком на руках, что снова будут серые липкие макароны на обед и безнадега в глазах близких.
А где страх — там не будет безопасности. И ни один мужчина эту безопасность ей не подарит.