Все, описанное здесь, - правда. Таких мальчиков были тысячи в нашей стране. Из них выросли наши отцы.
Отрывок из рассказа Ивана Карасёва "Война. Проводы отца".
Отца Володи мобилизовали не сразу. 23-го июня вышел Указ, по которому брали только 1905-1918 года. Марк Кузьмич родился в 1895-м, мама Володи надеялась, что убережёт Господь мужа от армии, всё же ему шёл сорок седьмой год. Однако Бог не помог. В начале июля пришла повестка из военкомата и ему. В районах, которые могла оставить Красная Армия, как под гребёнку брали всех подряд. Это был как раз их случай. Хоть в городе ещё не слышали громыхания фронта, но в центре и на севере Белоруссии, немцы продвигались быстро – радио сообщало о боях на Борисовском и Бобруйском направлениях, потом ещё восточнее - под Оршей и Могилёвом, а это уже за Минском и гораздо дальше на восток, чем их местечко, прикрытое от войны до поры до времени полесскими болотами и лесами. Но все понимали, что эта чаша не минует и их.
Марк Кузьмич и его жена Пелагея Ерофеевна происходили из староверского местечка Ветка под Гомелем. Там их предки жили с конца семнадцатого века – спасаясь от преследований со стороны царского правительства, они переселились в Польшу, но остановились недалеко от тогдашней границы с Россией. После революции супруги Карасёвы осели в Петрикове, небольшом городке на юге Белоруссии, куда их забросила работа отца семейства. Там родился младший сын, Володя, там срубили деревянный дом – Марк Кузьмич сызмальства умел держать топор в руках, строил ещё в молодые годы, а в Петрикове стал десятником на стройках. К началу войны семья уже полностью освоилась на новом месте жительства, соседи, знакомые, дом и хозяйство с коровой – всё было там. Теперь впереди маячила неизвестность и неопределённость, а Марка Кузьмича ждали война и фронт.
Он был старым солдатом, воевал в Первую Мировую, в Гражданскую за красных, чью сторону принял совершенно искренне и всю свою жизнь считал свой выбор правильным. Среди немногих книг, хранившихся в скромной домашней библиотеке, самое видное место занимали биография Сталина послевоенного издания и толстое жизнеописание Ломоносова. Член партии, он всегда занимал, как тогда говорили, активную жизненную позицию. Поэтому получив повестку, без лишних разговоров и причитаний собрал самое необходимое, наколол семье дров впрок и на следующее утро пошёл на сборный пункт, к военкомату.
Вся его провожала – Пелагея Ерофеевна, старшая дочь Липа и Володя. Они позавтракали рано, жена положила мужу в торбочку свежих пирогов, отец семейства закинул нетяжёлую ношу за спину, и семья двинулась в путь. У военкомата уже толпились сотни людей – мобилизованные и их близкие. Подходили другие, тоже сопровождаемые своими домочадцами. Кое-кто утирал слёзы, иные плакали, даже рыдали. Несколько новобранцев успели принять для смелости и нестройно и не в лад затягивали невесёлые песни.
Володя не проявлял никаких чувств, ему шёл восьмой год, он понимал, что происходит, что отец уходит на войну, но осознание того, что его могут там убить, что сам Володя, возможно, больше никогда не увидит своего батьку, не приходило ему в голову. Дети смотрят на мир как на какую-то статичную конструкцию, теоретически они знают, что взрослые тоже были маленькими когда-то, а бабушки и дедушки в былые годы блистали красотой, молодостью и здоровьем. Но это только в теории, а в жизни для них взрослые – всегда взрослые, старики – всегда старики. Да это и понятно - ни те, ни другие не взрослеют и не стареют на глазах у ребёнка, а принадлежат к постоянной категории людей своего возраста. За короткий срок детства очень малое число близких подрастающему поколению людей успевает покинуть этот мир. ...
Марк Кузьмич шагал вместе со знакомыми мужиками, они ногами месили песок незамощённых городских улиц и время от времени бросали короткие взгляды на своих жён и детей, семенивших рядом. Семья Марка Кузьмича в полном составе шла практически в одном ряду с ним. Людская масса двигалась навстречу неведомому. Женщины сдерживали слёзы, по большей части они молчали, изредка переговариваясь о ничего не значащих вещах, но некоторые, чтобы не расплакаться, заводили бесконечные разговоры с мужьями о чём угодно, только не о завтрашнем дне.
Беспощадно палило июльское солнце, стояла обычная для этого времени жара. Володя сначала бодро шагал вместе со всеми, но потом ему стало тяжело идти, он не любил жаркой погоды. Особенно, если надо было куда-то переться, что-то делать. Вот, если купаться в реке или в Бычке - затоне при судоверфи, то тогда другое дело. Там весело плескаться даже когда напечёт за тридцать градусов. А тут надо топать по песчаной дороге, в которой ещё и ноги вязли, совсем непонятно зачем так далеко провожать отца, он ведь всё равно уедет. Но все шли, ничего не попишешь – и ему, значит, надо идти. А спина взмокла от пота, очень хотелось пить, ту воду, что взяли с собой, сразу высосали почти всю, и теперь её приходилось экономить. А по дороге – ни одного захудалого колодца, ни одного тощего родника. Володя жалел, что не взял солдатскую флягу, оставшуюся у отца с Гражданской войны. Тогда он не захотел тащить лишнюю тяжесть, а сейчас она бы оказалась совсем не лишней. Но, кроме жары и жажды, была ещё пыль. Колонна подняла целое облако противной взвеси, колючие мелкие песчинки попадали на лицо, в рот, в глаза, лезли за воротник рубахи, противно скрипели на зубах.
Мама с Липой молча шли рядом, их тоже, наверное, донимал летний зной, но виду они не подавали. Отец, который вначале перекидывался разными фразами с женой и с соседями по ряду, теперь умолк. Как он ни пытался думать о чём-нибудь другом, но мысли его всё время возвращались в одну точку, этой точкой была война, фронт, который его ожидал, и семья, которой вскоре предстояло жить под немцами. В том, что они возьмут и этот городок, как взяли уже Минск и Бобруйск, почти никто не сомневался. Нынче ему и таким как он предстояло остановить фашистов, но какой ценой это произойдёт - задумываться не хотелось. Тревожные мысли отца прервал Володя, он долго терпел, но, когда они, выйдя из города, подошли к первой деревне на их пути, наконец, не выдержал:
- Домой хочу, жарко, ноги болят.
Мать попыталась уговорить сына:
- Ну, давай проводим батьку, когда теперь его увидим! Сейчас колодец будет, напьёмся водички!
- Не слушайте вы его, у него вечно что-то болит, надо проводить отца! – вступила в разговор старшая сестра. Она не очень жаловала младшего брата, считая его, наверное, не без оснований, маминым любимчиком.
- Идите, правда, домой, Поля, - сказал отец семейства, обращаясь к жене, - зачем вам мучиться? Как будто дома дел мало! Уж дойдём как-нибудь до станции. Там ещё ждать пока подадут состав, тоже, наверное, не сразу посадку объявят. Идите, не надо тянуть, всё одно - расставаться!
Мама Володи согласилась, прощание было коротким – Марк Кузьмич не мог отставать от колонны. Отец поцеловал детей, потрепав Володю по стриженой голове, обнял жену, прижал её к себе на несколько мгновений и побежал догонять своих товарищей. Обернулся только один раз и крикнул: «Приедем в часть, напишу!»
Володя сразу стал тянуть маму за руку: «Пошли!», но Пелагея долго стояла и смотрела вслед удаляющемуся мужу. Слёзы она даже не пыталась вытирать. Липа тоже всплакнула, смахнула мокроту с глаз и решительным тоном сказала матери: «Всё, мама! Батька теперь не с нами, идём!»...
Полный текст рассказа в сборнике "Семейные истории"